Полбеды, если этот индивидуум живет сам по себе, со своей семьей, которой не позавидуешь, а если он, по воле случая, возглавит коллектив или, еще опаснее, станет во главе государства? Такое обычно оборачивается трагедией для народа.
Став взрослее, Сапармурат, возможно, мучительно переживал: что произошло с отцом?.. О нем говорили всякое: то пропал без вести, то погиб в бою, то сдался в плен или будто его судили как дезертира и расстреляли...
Слухи эти, разумеется, не могли пройти в душе Сапармурата бесследно. К горечи обиды примешивалось и липкое чувство страха. К тому же мать взяла да и съехала из родного Кипчака... Что причиной тому? Слухи об отце?.. Но в селе жили многочисленные отцовские родичи. Казалось бы, она должна быть привязана к родному селу: здесь вышла замуж, здесь создала семейный очаг, здесь родила детей, отсюда проводила в армию мужа... Что может быть милее и дороже этих мест? И ее никто не попытался удержать?
У туркмен испокон веков существовал неписаный закон: человека, нарушившего нравственные устои жизни, изгоняли из села. Тяжкое наказание. Неужели мать переступила этические нормы и почувствовала, что ей не место по соседству с родичами мужа? Как могла молодая женщина с тремя, мал мала меньше, податься в незнакомый город, где ни родственников, ни знакомых?.. Может, знакомые были?
Чем больше вопросов, тем больше неясностей. Почему после той трагической ночи на помощь осиротевшему Сапармурату поспешил только Гурбангельды-ага, дед по матери? А куда подевались родичи с отцовской стороны, которые у туркмен считались и считаются ближе, нежели с материнской? Они вовсе не навещали мальчика. Значит, они таили на мать неизгладимую обиду? И в детском доме Сапармурата больше опекала материнская родня, отцовская всегда держалась отчужденно, и это вызывало у него чувство обиды, ущемленности, и, спустя долгие годы, став во главе республики, он в многолюдье попрекнет родичей отца.
“Дыня от дыни цвет набирает”, — говорят туркмены. И если, став взрослым, Ниязов не нашел у себя великодушия простить отцовским родственникам их давнюю черствость, то это, вероятно, следствие того, что его в детстве и юношестве окружали взрослые, не всегда понимавшие чувствительную душу сироты. Мы не всегда замечаем, что взрослые, помимо своей воли, сами того не подозревая, заражают детей пандемией греховности. Это метко подметил А. П. Чехов в рассказе “Житейская мелочь”.
Восьмилетний Алеша (столько же было и Сапармурату, одиноко восседавшему на руинах землетрясения) поведал сожителю своей матери о том, что он вместе с сестренкой Соней тайно видится с отцом. Мамин любовник, любопытства ради, расспросил мальчика обо всем подробно, и тот под “честное слово” доверяет тайну взрослому, который поклялся, что “ничего не скажет маме”. А он слова своего не сдержал. Тут же, как только мать вернулась домой, рассказал обо всем при потрясенном Алеше, лишь простонавшем: “Ведь вы дали честное слово!” Потом наедине с Соней по-детски сокрушался, как его жестоко, подло обманули. Рассказывал с дрожью в голосе, заикаясь и плача: это он первый раз в жизни лицом к лицу так грубо столкнулся с ложью.
Врагами ребенку нередко непреднамеренно оказываются близкие, порою родители, даже родная мать. Если его в детстве часто обманывали, то и он, вырастая, старается обмануть других, ибо ложь успевает исковеркать душу ребенка до такой степени, что тот уже не может отрешиться от нее, став даже взрослым, независимо от того, какое положение он занимает в обществе.
Мальчику, а затем юноше хотелось быть лучше других, и это понималось как “быть хитрее всех”, но — не удавалось. Он завидовал всем, кто лучше одевался, питался, имел карманные деньги, кто был сильнее и ловчее, а также складнее говорил. Он, конечно, пытался им подражать, но неудачно, и это злило его неимоверно.
Судя по музейным экспонатам, Сапармурат в школе писал только отличные сочинения, задавал учителям смущавшие их умные вопросы, четко и бойко отвечал на уроках, часто выступал на школьных вечерах и различных олимпиадах. Но тогда естественен вопрос: “Почему он и по сию пору косноязычен?” Его речь невнятна и обрывиста не только по-русски, но и на родном языке. Ведь язык — орудие мысли, а от этого “продукта” мозга зависит многое. Если в нем человек испытывает дефицит, то он, скажем, перефразируя слова Л. Н. Толстого, мыслит кое-как: неточно, приблизительно, неверно.
Словом, из тяжелой безрадостной жизни один выходит простым, правдивым, добрым, чутким, другой — высокомерным, озлобленным, мстительным, нередко невежественным, снедаемым одним неизлечимым недугом — завистью ко всем и вся. Ведь зависть — корень зла, и этой отвратительнейшей черте человеческого характера, как всегда, сопутствуют ненависть, интриги, предательство, мизантропия. И горе той стране, ее подданным, если ее правитель заражен этим неизлечимым недугом. Завистник, обладающий властью, расправляется с умными, неординарно мыслящими личностями и благоволит лишь к таким, как сам — посредственностям.
“НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧТО МУЛЛА ДЕЛАЕТ”
Туркмены обычно друг друга по отчеству не величают: фамилию же принято давать по имени отца. Поэтому Сапармурат должен был носить фамилию — Атамурадов. Но он, изменив национальной традиции, почему-то избрал фамилией вторую половину имени деда по отцу — Аннанияза, отсюда — Ниязов, а отчеством взял первую часть имени отца и стал Атаевичем. И по имени его всегда называли коротко — Сапар, без второй половины — Мурат.
Говорят, хоть горшком называй, но в печку не сажай... Сапармурат, вероятно, знавший о репрессированном деде-арчине и не особенно уверенный в “пропавшем без вести” отце, надеялся, изменив фамилию, что никто, пожалуй, не докопается до его родства с “чуждыми элементами”.
Не собираюсь никого осуждать. Но не утаи Ниязов правды об отце и деде, не схитри, быть может, иначе сложилась бы его жизнь. И все-таки со временем Ниязова в народе прозовут Сапар-яланчи — Сапар-враль или более поэтично Алдар-косе — Веселый обманщик, ибо фантазия у новоявленного “героя” необычно вдохновенная, как у того легендарного плута, чей образ всегда живет в туркменском народе. Но эта “слава”, как и анекдоты о нем, ждут его еще впереди.
Привычка постоянно хитрить станет с годами его второй натурой. Хитрость и ложь — родные сестры. Кто-то из великих мыслителей говорил, что хитрость — образ мыслей ограниченных людей и очень отличается от ума, на который по внешности походит.
После средней школы-интерната Сапармурат поступает на работу. Запись в трудовой книжке начинается с территориального комитета профсоюза.
Но здесь он долго не задержался, работал, видимо, лишь для того, чтобы вступить в КПСС и податься на учебу в Ленинград, тем более сиротам-детдомовцам, особенно из национальных республик, поступавшим в вуз, при приеме отдавалось предпочтенье. В политехническом институте учился ни шатко, ни валко, ничем среди других особенным не выделяясь, тянул в основном на “троечки”. Зато, спустя много лет, из уст самого президента мы узнаем, будто юный Сапармурат, проводя многие часы в одной из библиотек Северной столицы, тайком обдумывал планы свержения Советской власти. При этом никогда не вдаваясь в подробности, каким образом он собирался это совершить.
Правда, это заявление не стыкуется с другим: в интервью газете “Вечерняя Москва” он пытался убедить читателей, что его с детства “увлекали идеи Компартии”, но “убедившись в неосуществимости этих идей”, он от них отрекся. Лучше поздно, чем никогда? Но это не помешало ему в бытность первым секретарем ЦК КП Туркменистана на одном из форумов в Москве обратиться к М. С. Горбачеву с просьбой отправить на “перевоспитание” либерально настроенного Б. Н. Ельцина, находившегося тогда за свои убеждения в опале. По всей вероятности, наличие в Ниязове духа коммунистических идей определялось высотой положения его в партии, о роспуске которой еще речь не шла. А когда Ельцин, одержав победу, стал президентом России, Ниязов без тени смущения, чуть ли не бил себя в грудь, пытаясь уверить туркменскую аудиторию, что он, будто, являясь единомышленником Бориса Николаевича, А. Н. Яковлева и других демократов, вел с ними заодно подрывную работу по развалу КПСС и Советского Союза. Выходит, и в состав Политбюро ЦК КПСС он вошел с тайной целью? Интересно, что испытывал Ельцин во время своего визита в Туркменистан, когда Ниязов подарил тому чистокровного туркменского скакуна? А Ниязов?.. Если бы он знал, что Ельцин так высоко взлетит!..