Впрочем, Ниязову ничего не составляет на глазах многомиллионной аудитории телезрителей указать работнику на дверь: “Вон отсюда! — вдруг разносится властный окрик. — Чтобы мои глаза тебя не видели! Ты уволен!” Так он поступил с председателем Верховного суда, министром социального обеспечения и многими другими.

“Вождю” не чужда рисовка, игра на публику, он бесшабашный лгун, лицемер, пытающийся любой ценой создать себе дешевый имидж. Не раз уезжая за границу, он отдавал распоряжение повысить цены на те или иные товары, к примеру, на хлеб, бензин, а возвращаясь, устраивал своим подчиненным разнос, дескать, смотрите, какие они “бяки”, а я хороший и добрый.

Ниязова в народе прозвали “терсчил” — “человек наоборот”, если пообещал, значит, не исполнит, а поступит наоборот. Вот уже несколько лет дает слово повысить ветеранам пенсию. Обещанного, говорят, три года ждут. Прошло более трех лет, а воз и ныне там. Посулил не повышать цены на государственные товары, а они фантастически взлетели. Заверял, что бесплатными будут хлеб и лекарства, а цены на них скачут неимоверно.

Известно, что территория Туркменистана высокосейсмична и климат тут жаркий, и вода дефицитна. Учитывая все это, президент однажды высказал разумную мысль: отказаться от строительства высотных домов, благо, земли раздолье, населения негусто, тем более туркмен с испокон веков привык жить в невысоком жилье, чтобы ногами землю постоянно ощущать. Но слово для него пустой звук. Он “забыл” о сказанном и вскоре одобрил строительство в Ашхабаде шестидесяти двенадцатиэтажных жилых домов.

Мне, живущему в зарубежной дали, трудно сказать, исполнился ли этот проект ко дню ангела “баши”? Если и не успели, то “построят” непременно, как “возвели” дутый полуторамиллионный харман зерна и буты из миллиона трехсот тысяч тонн хлопка. Слава Аллаху, есть для этого послушный Туркменстатпрогноз, у которого бумага все терпит.

В одном из своих интервью Ниязов, отвечая на вопросы зарубежного журналиста, говорил, что его “с детства увлекали идеи Компартии” (“НТ”, 27.04.94). Спустя года три, освоившись с президентским креслом и уверовав, что возврата к прошлому нет, он рассказал маловероятную историю о том, что никогда не разделял коммунистических идей. Оказывается, обучаясь в Ленинграде, сидя в Публичной библиотеке, он разрабатывал дерзкий план свержения Советской власти.

Но если бы не роспуск партии, не авантюра ГКЧП, не горбачевская перестройка и печальная участь СССР, то Ниязов продолжал бы оставаться членом Политбюро ЦК КПСС, первым секретарем ЦК Компартии Туркменистана, что его более чем устраивало. В ту пору мало кто воспринимал Ельцина всерьез. Даже сам Горбачев, когда был в силе, не очень-то считался с Ельциным, а Ниязов, конечно, под эгидой генсека, всячески подыгрывал ему. Фигурально выражаясь, носил его шляпу. Но стоило чаще весов склониться в пользу Ельцина, будущий туркменский “вождь” стал заглядывать в глазки будущему Президенту России.

Когда генсек и первый президент СССР растерял в рассыпавшейся на княжества стране влияние и власть, то для Ниязова перестал существовать и горбачевский “идеал”, его “мера” скукожилась, как шагреневая кожа, — и он перекрасился в “демократа”.

На первых порах люди, не разобравшись с “демократией” в Туркменистане, поверив демагогии “лидера” ДПТ, стали называть “национальной демократией” рядившийся в ее одежды разнузданной формы феодализм. А самого Ниязова раболепствующие СМИ страны провозгласили “отцом нации”, “родоначальником туркменской демократии”, хотя демократ из него явно не удался, как в свое время не получился и коммунист. И как поется в песне, “недолго музыка играла, быстро гости разошлись”. Ниязов, превратившись в “баши”, вероятно, рассудил, что подобный титул несовместим с его даже призрачной демократией, и потому решил не изменять себе и продолжать “закручивать гайки”.

Таким образом, создав режим не ограниченной правом власти единоличного и безраздельного правителя, провозгласив себя “баши”, то бишь диктатором, Ниязов в четвертый раз поступается “убеждениями” так называемого демократа, “моральными принципами” “гуманиста”, о которых продолжает разглагольствовать и поныне.

Известно, что демократичность любого государства во многом определяет положение религии в стране, открытостью общества. Ныне в странах СНГ религия переживает ренессанс, а на роль объединяющей идеи явно претендует национализм, национальная идея.

История знает немало примеров, когда ислам да и другие религии весьма удачно использовались как политический инструмент в борьбе за утверждение власти тех или иных партий, группировок. И религия, призванная не примыкать ни к одной из враждующих сторон, втягивалась в эти игры, и “частное дело” мусульманской мечети на глазах превращалось в клерикальное наступление на светское общество, которое состоит не из одних верующих, поскольку в нем немало и атеистов, и не определившихся “нейтралов” или людей индифферентных, т.е. равнодушных к религии.

Властолюбивые правители всегда стремились прибрать церковь к своим рукам и именем Бога культивировали в массах фанатизм, страх, раболепное отношение к власти, превратив население в объект политических манипуляций. Туркменский “сердар” для укрепления своей власти успешно использует именно этот опыт.

Ниязов, заигрывая с мусульманским духовенством, на первых порах предоставил им полную свободу, поощрил строительство многих мечетей, субсидировав их сооружение. На возведение соборной мечети в Геокдепе, ныне носящей его имя, он выделил из бюджета несколько десятков миллионов долларов. Лишь на приобретение одной хрустальной люстры было затрачено около 10 миллионов американских долларов. Многие фирмы, частные предприятия, взявшие на себя спонсорство над сооружением мечетей по стране, были освобождены от налогов. В республике за короткое время возвели свыше 250 мечетей. Немало верующих и даже неверующих совершили за счет государства паломничество в Мекку, в том числе и сам Ниязов.

Все это, естественно, окрыляло, поощряло деятельность мусульманства, которое, обретая силу и влияние, могло затмить своим авторитетом и популярностью самого Туркмен “баши”. Подобного он, конечно, допустить не мог. Убежденный, что не мечеть, а он и только он вправе устанавливать полный контроль над душами граждан и “вверенной ему Аллахом” страны, которую ныне угодники призывают впредь именовать “Туркменистаном любимого вождя Сапармурата Туркмен “баши”.

По команде президента, начиная с 1993 года, постепенно вводили ограничения и запреты, касающиеся деятельности религиозных организаций, что нередко противоречило как международным обязательствам страны в отношении соблюдения прав человека, так и национальному законодательству. В Закон “О свободе совести и религиозных организациях в Туркменистане” были внесены беспрецедентные поправки, устанавливающие, что религиозные организации выбирают, назначают и заменяют свой персонал только с согласия государственного органа по делам религии. К чему приводит подобное согласование видно на следующем примере. На начало 1995 года в республике было зарегистрировано около десятка конфессий, перерегистрацию же прошли лишь две: мусульмане и православные. Мусульмане потеряли при этом половину мечетей: из 250 зарегистрировано 120. А куда подевались остальные?

После принятия Меджлисом антидемократических поправок, с горечью констатирует московский еженедельник “Русская мысль”, практически все религиозные организации в Туркменистане объявлены нелегальными. Эти поправки увеличивают число членов, необходимых для регистрации религиозного объединения (общины), с 200 до 500 (?). Другими словами, чтобы зарегистрировать какую-либо общину в одном отдельно взятом населенном пункте, надо набрать полтысячи человек. Для республики с населением не более 4,5 миллионов человек, эта цифра не то что велика — она просто фантастична (см. “Русская мысль”, № 4195, 30.10 — 5.11.97).