Каждое мгновение — внезапно. Каждый шаг — внезапен. Каждый вдох — внезапен. Пусть он для тебя закономерен, но для кого-то он — полная неожиданность! К примеру, враг уверен, что его стрела сидит точно в твоем сердце, он подходит к тебе, со злорадной или холодной усмешкой занеся кинжал, чтобы срезать колечко драгоценное с твоего безымянного пальца, а ты, с тяжелым вздохом, вгоняешь под левую лопатку стилет. Ох, как внезапен был для него твой вдох! Но ты-то твердо знал, что уж на это-то хватит мочи, пусть и напоследок…

Все составляющие жизни внезапны, а потому и сама жизнь — внезапна. Именно внезапна, то есть скоротечна, и неожиданна. Чего мы достигнем? Неведомо. Когда мы чего-то достигнем? Может, никогда, а может уже очень скоро… Внезапность жизни пугает лишь серых бездарей, это они боятся ее и всеми своими потугами желают обрести уверенность в завтрашнем дне. Истинные личности ни в чем не уверенны, постоянные сомнения, поиски — вот их жизнь. Внезапность для них столь же естественна, как необходимость дышать. Это жизненно важная вещь. Хоть она и дешева, хоть ее боится безликое большинство, но именно внезапность движет судьбами…"

— Понимаешь? Внезапность! Она одна, а не какой-то там фатум! Нитей судеб не существует! Это досужие домыслы мудрецов! Помни это.

Северная оконечность Хульмского леса всегда встречала путников мрачным неожиданным забором громадных елей. Сплетенные колючие лапы деревьев-великанов пресекали любые попытки прорваться туда, в черную, беспросветную глубину, где редкий солнечный луч достигал всегда влажной поверхности земли. Да никто и не пытался лезть в эту глушь, словно чья-то незримая, но могучая воля плавно уводила мысли в сторону, подальше от леса, подальше от подозрений.

Старожилы помнили то время, когда здесь кроме редких сосен и не росло-то ничего, а потому все время удивлялись, когда это тут успел такой гущар вымахать, вроде и незаметно как-то… Стар не удивлялся, он твердо знал, отчего солнечное редколесье за пару лет превратилось в мрачную чащобу. Причина этого скрывалась там, в глубине. Именно туда он и направлялся с небольшим отрядом.

— Ну и лесок… — пробасил Остри, недовольно поглаживая рукоять небольшой секиры, висевшей на поясе. Гномы вообще лесов не любили, а некоторые откровенно побаивались. Правда, Остри вовсе ничего не боялся, но этот лес вызывал в нем чувство острой неприязни.

— Вестимо, пуща недобрая, — попыхивая трубкой, невозмутимо ответил Стар. — Ну, да это все его рук работа.

— Чьих? — встрял в разговор Гнарли, ехавший чуть позади. Гнарли, несмотря на свою молодость, отличался рассудительностью и расчетливостью. За открытостью и добродушием скрывался холодный ум, и те, кто знал его лишь поверхностно, относились к нему снисходительно, считая недалеким и простоватым. Гнарли совершенно не старался опровергнуть такое нелестное мнение, наоборот, он всячески поддерживал эту иллюзию, что ему весьма помогало. Мало кто знал истинного Гнарли, а те, кто знал, ценили и уважали. А уж из арбалета он стрелял превосходно, да и топором махал прилично.

— Известно, чьих, — Стар крякнул. — Чародей то соорудил, какой нам и требуется. А чащоба так… для устрашения людишек любопытных, чтоб не совали нос куда не требуется.

— А-а-а… — понимающе протянул Гнарли и начал смотреть на лес уже более равнодушным взглядом.

Следом за Гнарли ехал Фостри. С виду высокомерный, гордый, даже взглядом не удостоит. А вообще Фостри просто не любит разговаривать. "Камень" его называли. Водилась за ним и еще одна странность: боевому топору длинный меч предпочитал. Уж до чего гномы клинки презирают, а он наоборот, полюбил. Добиться его расположения было непросто, а дружил он только с одним гномом, с Остри. Вместе они и в Рудные горы ходили, вместе воевали, вместе назад вернулись. Как какой-нибудь поход, так они всегда рядом, горой друг за друга.

Замыкали отряд Грандин и Фортохт. Вот уж действительно трудно было найти гномов, столь разительно отличающихся друг от друга! Грандин — настоящий великан по гномьим меркам, даже Остри был не столь высок и силен. Фортохт — маленький, скрюченный весь какой-то, неказистый и откровенно презиравший войну и всякое оружие как таковое, что неимоверно редко встречалось среди гномов.

Грандин и дня не может на месте усидеть, лишь какая переделка, так он первый. Не найдется гнома в Вартовых горах более задиристого чем он. Ни одна попойка с его участием без драки не обходилась, хотя вообще-то (в нормальном состоянии) Грандин совершенно спокойный и даже мягкий.

Фортохт — неисправный домосед. Любая поездка за пределы Реркрюна пугала его и настраивала на крайне угрюмый и пессимистический лад. Он и так любил поворчать, а в дороге от него просто спасу не было, уж до чего надоедлив.

Грандин, как большинство гномов, читать не умел. Книжки попросту презирал, считая всякую учебу делом бессмысленный и даже вредным. Вид читающего человека или гнома вызывал в нем чувство искреннего непонимания.

Фортохт все свободное время сидел за книгами у своего любимого камина. Он не уставал повторять, что книги — это все, что ему нужно, кроме, может быть, трубки, которую он очень редко вынимал изо рта, лишь когда ел и спал. Фортохт умел колдовать, что для гномов было исключительной уникальностью. Конечно, настоящим магом он не был, но всякие несложные штуки изобразить мог, а в магии "запорной", как он сам ее называл, достиг серьезных успехов, перещеголяв по изяществу и мастерству многих имперских магов. Правда, силы у Фортохта было маловато, поэтому на многое он способен не был.

Лишь три дня назад шестерка покинула Вартовые горы, а Фортохт уже совершенно изнылся и теперь его расположение духа было самым отвратительным.

— Ну сколько можно тащиться по этому мерзкому лугу! — проворчал он, неуклюже подпрыгивая на спине у пони (верховую езду, после войны и оружия, он ненавидел больше всего на свете).

— Поехали бы себе спокойно по Тракту…

— Фортохт, не болтай чепухи, — степенно оборвал его Стар. — Так скорее — это раз; на тракте нынче неспокойно, патрули шастают — это два. Так что не следует ли тебе угомониться и сосредоточиться на езде?

— Вот-вот, друже, ехай себе смирно, — поддакнул Грандин.

— Смирно, смирно… — пробормотал маленький гном, с ненавистью глядя на пони. — Глаза б мои этих чудовищ не видели…

Пони, словно чувствуя неприязнь маленького гнома, скакала на редкость неуклюже, при каждом удобном моменте подпрыгивая и замысловато виляя. Фортохт едва держался на норовистой лошадке и вздохнул с облегчением, когда Стар приказал спешиться, потому что в таком лесу ехать верхом было совершенно невозможно.

Лес был зловещим. Не просто там мрачным, густым, темным, а именно зловещим, настораживающим. Ни единого звука, кроме треска сухих веток под ногами, ни единого живого создания, даже деревья казались безжизненными, а от того и страшными.

Страх проникал в сознание вместе с вялым воздухом, скрытая угроза мерещилась в каждом лучике тусклого призрачного света, безнадежность и апатия отпечатывались в каждом шаге, и чем решительнее делался этот шаг, тем сильнее страх давил на сознание.

— Морок… — прошептал Стар, невольно поглаживая рукоять кистеня на поясе.

— Но от этого не легче… — проворчал Фостри, вытирая пот со лба.

— Зато не укусит, — ухмыльнулся Грандин.

Угрюмую зловещую тишину чащи аккуратно раскрошил на мелкие части утробный рык большого, уверенного в своих силах хищника.