— Всех придворных художников сюда, немедленно! — приказал император.

Гунли, поклонившись, вышел. Через несколько минут восемь художников робко жались к дверям тронной залы.

— Мне нужен портрет этот человека, — император указал на фантом. — В течение часа!

Через два часа несколько сотен агентов отдела внутренней безопасности уже скакали во все части империи с весьма однозначным приказом: "Найти и уничтожить". Судьба странного человека была предрешена.

***

— Устал, внучек? Ну давай отдохнем… Вот почитаю тебе сказку…

"… Другой мир. Что чувствует человек, без надежды на прошлое, попадающий в гордом, но жалком одиночестве туда? Какие мысли тревожат его разум? Опустошенность, безысходность, надежда… Гипертрофированная жалость к себе сочетается с язвительной, мрачной радостью жизни.

Слабые бросаются на колени, моля господа, черта или судьбу даровать им спасение. Слабые не выдерживают одиночества и слабеют рассудком. Слабые или просто тихо умирают, если чересчур безвольны, или же кончают жизнь самоубийством, если собранных в кулак ошметок воли достаточно для этого.

Сильные стирают воспоминания и живут настоящим. Они трезво оценивают реальность и не ждут от жизни поблажек. Они не позволяют слабости закрасться в сердце, отравить душу и разум. Сильные идут вперед, отбросив сомнения, надежды, веру. Вопрос жизни сводится к вопросу выживания, лишенного глупых и мелких сентенций. Трансцендентные боги, абсолютные идеи и прочие идолы слабых отскакивают от их прагматизма, словно меч от атриллового доспеха. Но сильным тоже нелегко. И если слабых жизнь гнет, а потом ломает, то сильных она не гнет — это невозможно, а вот сломать… сломать может. Но если ломается сильный, то мир встает на дыбы…"

В дверь небольшого, но изысканного особняка, стоящего в фешенебельном районе имперской столицы Сиел, постучал молодой человек. Темно-вишневая ряса скрадывала телосложение, но широкие плечи и могучая шея наводили на мысль о большой физической силе. Жесткие черные волосы, стриженные очень коротко, правильный нос с небольшой горбинкой. Из-за густых нависших бровей пронзительно смотрели темно-карие глаза. Все это, да еще смуглая кожа выдавали в нем уроженца южных провинций. Напускная серьезность и суровость были призваны скрыть волнение, охватившее молодого человека, но оно все равно просачивалось наружу, выражаясь в крепко сжатых чуть полноватых губах и чересчур частом моргании. Судя по всему, молодому человеку было лет двадцать шесть, не более.

Дверь бесшумно отворилась, и он вошел внутрь. В просторной прихожей не было ни души. Первое, что бросалось в глаза, нежно голубой цвет пола, он сразу же узнал столь любимое богачами небесное дерево. На стенах висели большие зеркала в деревянных рамах, множество кадок с редкими растениями стояли в промежутках между зеркалами. Он взглянул вверх: потолок терялся далеко-далеко в безоблачной дали. "Простейшая стационарная иллюзия" — небрежно подумал молодой человек, переминаясь с ноги на ногу. Он совершенно не знал, что ему следует предпринять, а потому просто стоял и ждал. Наконец незаметная дверь в дальнем конце прихожей отворилась, и вошел древний старик. Его лицо, гладко выбритое, было сплошь испещрено глубокими морщинами. Чересчур длинный крючковатый нос смешно нависал над тонкими губами, а светлые желтоватые глаза и вовсе придавали ему сходство с орлом, тем более что старик был совершенно лыс. Тонкий золотой обруч с небольшим изумрудом в центре окружал голову. Белая тога нелепо висела на тщедушной фигуре, но держался старик с достоинством.

— Я ждал тебя, — хрипло проскрипел старик. — Ты ведь Аркин?

Молодой человек почтительно поклонился.

— Магистр прислал мне весточку. Сказал, что ты как раз по мне… — старик слегка усмехнулся, отчего стал еще больше похож на только что заметившего добычу орла. — Что ж, посмотрим, каков ты на самом деле… Ты то знаешь, кто я?

— Да, Мастер, — Аркин вновь почтительно и с некоторой робостью поклонился. — Мой учитель много мне рассказывал о вас.

— Э-хе-хе, — прокряхтел старик, — этот старый болтун соврет, недорого возьмет. — Он улыбнулся, и в уголках птичьих глаз образовались хитрые морщинки. — Ладно, пошли поговорим о том о сем, — Он сделал приглашающий жест в сторону открытой двери. Аркин спешно последовал в комнату.

Первым, что он увидел, были книги. Огромные стеллажи, упирающиеся в потолок, были сплошь уставлены самыми разнообразными томами. Величественные сверкающие фолианты высоких эльфов, излучающие спокойную силу; окованные фирменной голубоватой сталью редкие книги горных гномов (они вообще грамоту не уважали); писаные кровью на человеческой коже увесистые летописи зо-г-аров; сплошь черные тома сумеречных эльфов (Аркин вспомнил, как их алые руны мрачно мерцают на черной бумаге, словно нанесенные колдуном). Были там и манускрипты таинственного и давно исчезнувшего народа каралагов, свитки далеких южных народов и еще какие-то странные книги, совершенно не знакомые Аркину.

Он заворожено застыл на пороге, не в силах отвести взгляда от такого богатства. Правда, он частенько бывал в библиотеке Академии, она несравненно больше, чем этот зал. Но вот книги-то там, в основном людские, людьми писаные, а других не очень-то и много. А тут, насколько Аркин успел заметить, не было ни одной людской.

— Проходи, проходи, не стой, как остолоп, — иронично-строгим тоном прикрикнул старец. — Придет время, и ты все прочтешь. А пока садись, — он указал на удобное кресло, обитое иссиня-черной кожей то ли орка, то ли маленького единорога. Аркин осторожно сел, продолжая разглядывать книги. Старик уселся в такое же кресло напротив.

— Ну, рассказывай, — бросил Мастер, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Что? — удивился Аркин, отрываясь от книг.

— А все, — мотнул головой старик. — Всю свою жизнь.

— Всю?

— Ну, можно начать с поступления в Академию, — разрешил Мастер.

Аркин вздохнул, задумался на минутку и начал повествование о своей пока еще не долгой, но насыщенной событиями жизни.

До четырнадцати лет он спокойно рос в городке Араст, ничем не примечательном провинциальном городке южной части империи. Семья его была довольно богатой, отец, занявшись торговлей лесом, нажил приличное состояние, и нужды Аркин не знал. Правда, его не баловали и работать приходилось немало.

Аркин Ларн ничем особым не выделялся среди сверстников, разве что был чересчур вспыльчив, но тут сказывалась горячая кровь деда, который был на хорошем счету в имперской армии и дослужился до сотника, что для безродного выходца из бедной крестьянской семьи было потолком. Тогда, помнится, южные герры крепко наседали на пограничье. Бесчисленные конные армады сметали легкие заставы и осадой брали города. Император снарядил туда хорошую армию, и нашествие остановили, хотя с некоторым трудом. Тысяч пятьдесят тогда полегло, несмотря на профессионализм и лучшее вооружение.

В общем, дрался Аркин часто и одерживал верх в большинстве поединков, хотя особой силой не отличался. В нем удивительным образом сочетались расчетливость, решительность, ярость и терпение. В школу мальчик не ходил, кое-чему его учил неглупый, но занятой отец, поэтому систематического образования не было, но грамоту Аркин знал, на чем отец, в общем-то, и успокоился.

В четырнадцать лет произошло знаменательное событие. После обеда Аркин не спеша прогуливался по главной улице Араста, поглядывая на прохожих, особенно противоположного пола. Его внимание привлекала одна красотка и он неотрывно следовал за ней, просто так, без всякой цели. Но когда красотка исчезла в дверях богатого особняка, Аркин откровенно заскучал, лениво пиная носком сапога небольшой камушек.