— Он грамотный был? — Задав вопрос, Пуйг насторожился.

— До войны он точно читать и писать не умел, но в республиканской армии научился. И очень этим гордился... всем показывал, как любит читать, — ну это уже после того, как вернулся из Франции.

— Одним словом, он умел читать и писать.

— Да, конечно. И еще к нему иногда приезжали иностранцы, — те точно образованные люди были.

— А откуда они приезжали? — с интересом спросил Салинас.

— Наверняка не скажу, но говорили они на чужом языке, у всех очень светлые волосы были. И приезжали они тоже на иностранной машине... из тех, что обычно «акулами» называют. Вы меня поняли?

— Да. Конечно. Это «ситроен ДС-19», — твердо ответил Пуйг, уверенный в том, что угадал.

— Ну, должно быть, на этой — раз уж вы так говорите. — Старик почесал в голове. — Сторож очень перед всеми гордился, что у него такие знакомые.

— А в последнее время вы этих иностранцев видели? — спросил Салинас.

— Не припомню что-то. В Альпенс они уж точно давно не приезжают, но ведь «Ла Горга» от нас далековато...

— Что это за «Ла Горга»?

— Ферма, на которой жил сторож, — объяснил старик. — Она тоже принадлежит иностранцам.

— Как это? — не сдержался Салинас.

— Ну да. Эти, что на «акуле» приезжали, купили ферму — там ведь землю орошать можно, воды много, канавы для орошения давно прорыты.

— Видели мы это место, — Пуйг вспоминал, — только вот не заметили, что там землю поливают.

— Точно... Он ведь совсем запустил там хозяйство, не по душе мне это, что-то в этом было странное.

— Почему? — Пуйг пристально посмотрел на него.

— Да не знаю... не знаю... Но никто точно не знал, чем он, собственно, занимается.

Хотя они и отговаривали старика, тот пошел проводить их до церкви. Они медленно шли по поднимавшейся вверх по склону мощеной улице. Над крышами домов селения возвышалась колокольня.

— Вот с этой колокольни во время карлистских войн застрелили Кабринетти[12]. Вот здесь он и упал замертво, — старик показал на землю. — Вот видите, тут крест поставлен, здесь он и погиб.

— Многое, должно быть, здесь люди пережили.

— Еще бы! Тут рядом небольшая горка — «Рока де Пена» ее называют. Так в старину, говорят, люди в ней тайники вырывали, прятали туда драгоценности, чтобы солдаты не отобрали. — Старик счастлив был поговорить, рассказать о своих местах. — Ведь неслучайно масии строили в отдалении от больших дорог — хозяева старались, чтобы прошли мимо них, не ограбили их дома, не надругались над женщинами.

— Да. И в других местах, где нам приводилось бывать, крестьянские дома находятся в стороне от дорог. — Салинас при этом подумал о ферме «Ла Горга» и стороже, который не захотел раскрыться перед ним и сказать правду про исчезновение масла.

Перед церковью старик распрощался с ними. А проголодавшиеся Пуйг и Салинас направились в здешний трактир, где хозяйка — все называли ее Пепой, — подала им телячьи отбивные с алиоли[13], заставившим их на время забыть про все заботы. Пить кофе они перебрались поближе к большой пузатой железной печке — из тех, что топят дровами, а труба выходит прямо в окно. Они сидели рядом, а кто-нибудь из местных то и дело подходил, кочергой открывал круглую заслонку печки и подкидывал в ее чрево пару поленьев.

Потягивая коньяк из рюмок, Салинас с Пуйгом чувствовали себя на верху блаженства. Рядом за столиками завсегдатаи играли свои партии домино, которые начали еще до их прихода и неизвестно, когда кончат.

Но вскоре мысли Салинаса вернулись все к тому же: «Как украли масло?» Забыть об этом ему удалось ненадолго — характер у него был такой, что пока он не разрешит вставшую перед ним задачу, всерьез ни о чем другом думать не мог.

— При помощи сторожа, — сказал, улыбаясь ему, Пуйг. — Ты ведь об этом думал, не так ли?

— Да... В самую точку попал.

— Достаточно было сторожу просто не обратить внимания на происходящее вокруг, не говорю уже о том, что он мог быть с ворами в сговоре... и масло можно было запросто увезти. «Ла Горга» ведь находится далеко от людных мест, где много нежелательных глаз. — Пуйг отхлебывал крохотными глотками из рюмки, казавшейся совсем крошечной в его мощных руках. — По ночам там вообще все спят. Дело здесь, как видишь, вовсе не такое уж трудное.

— Но меня и другая мысль не оставляет в покое,— в своем зеленом свитере и поношенных вельветовых брюках Салинас сейчас казался похожим на школьного учителя, раздумывающего над решением трудной задачки. — Никак не могу понять, почему это Сала так равнодушен к тому, что у него украли масло.

— Вот это действительно вопрос! Но, может быть, он решил сам во всем разобраться, без чужой помощи? А самое сложное, так это то, что мы теперь никак не можем проследить за действиями этого вонючего торгаша. Уверен, что он от нас скрывает что-то серьезное, но что вот именно, чем он сейчас занят, не сам ли он организовал похищение масла, не придумал ли какой-нибудь очередной трюк, чтобы выбраться из этой ситуации — даже предположить не могу.

— Сала точно не убил сторожа. Он спекулянт, но на убийство не пойдет — для этого у него кишка тонка... — Салинас бросил в огонь еще полено, отблески разгоревшегося пламени заиграли на стеклах его очков. — Кто-то за всем этим стоит, и вот его-то надо принимать очень всерьез... Думаю, что Сала — просто марионетка в чьих-то чужих руках, и в рисунке этого преступления ощущается волчья хватка.

— Поглядим... Дела наверняка скоро пойдут быстрее. Я чувствую, что скоро все прояснится, — слишком уж достигло напряжение предела. Да и этот миллиард песет, — я имею в виду масло, — где-то запрятан, а кто-то должен обратить эту огромную партию товара в звонкую монету. — Пуйг по-прежнему не терял чувства юмора.

— Вот еще что. Съезжу-ка я в бюро инвентаризации недвижимой собственности в Берге, попытаюсь там выяснить, на чье имя записана ферма, на которой погиб сторож. — Салинас вынул записную книжку и что-то нацарапал в ней. — Не исключено, что хозяин «Ла Горги» имеет ко всему этому какое-то отношение.

Адвокат испытывал давнюю симпатию к Пуйгу. Он был как крепкая стенка для игры во фронтон[14] — каждый мяч, который Салинас посылает в эту стенку, будет точно возвращаться к нему — будь он закрученный, ослабленный или усиленный, в зависимости от его удара. К тому же сыщик-мотоциклист, хотя вид у него был на первый взгляд простоватый, мог многое и сам раскопать — он с терпением, подобным муравьиному, вникал, ничего не упуская, в каждую мелочь.

Холод взбодрил Салинаса. Бивший в лицо ветер помогал ему яснее думать. А думал он сейчас о Кармине, — она вторглась в его мысли, и он вспомнил, что они скоро должны увидеться.

Пуйг на мотоцикле обгонял почти все автомобили — те все время притормаживали на крутых поворотах горной дороги. Они уже подъезжали к Эль-Фигаро. Но с Пуйгом адвокат чувствовал намного уверенней, чем если бы ехал в машине с другим водителем.

Салинас думал о встрече, назначенной ему Карминой на восемь. Было уже около семи. Через час он будет у нее дома.

«Чудная какая-то женщина, — думал адвокат, — я ей звоню, предлагаю встретиться в кафе «Лас Индиас»... а она в дом к себе приглашает. Посмотрим, как дело сегодня обернется. Хотя, с другой стороны, от нее всего можно ожидать — приглашение домой само по себе ничего еще не значит. Она во всем теоретик. И в химии теоретик, и, надо полагать, что касается до постельных дел — тоже. Хотя мне-то что до этого... А вообще-то хороша...»

Пуйг смотрел впереди себя на шоссе и молчал. Он был из тех водителей, что способны вести машину на скорости двести километров в час, не подвергая себя ни малейшему риску, умудряясь всегда контролировать машину.