«Они ведь часто используют испанских шоферов, — подумал он, — а поскольку грузовик приехал в Барселону, вполне вероятно, что за рулем испанец. Что ж, посмотрим».

Пуйг приканчивал уже первую рюмочку анисовой водки, когда с удовлетворением увидел, что его предположения сбываются. Двое крепко сбитых загорелых мужчин, один из которых бросил в кабину грузовика потрепанную папку с документами, направились к бару.

Они вошли, говоря на какой-то причудливой языковой смеси, в которой испанские слова все время мешались с голландскими, и выговор у них был из-за этого необычный. Пуйг обратился к ним:

— Что, в отпуск собрались?

— Какой там отпуск! Работаем как лошади!

— Вы испанцы?

— Ну конечно.

— Тогда угощаю по рюмочке. — Пуйг вел себя, словно он сам заправский водитель грузовика.

— Принято! Коньяк, — ответил один из шоферов.

С полчаса они обсуждали безработицу, словно новоявленная чума навалившуюся в последнее время на Европу. Пуйг снова угостил их. Они выпили еще по рюмке. И с этого момента говорили уже только водители:

— Работаем через силу... но лучше уж так, чем вернуться в свою деревню, — там голодают еще почище, чем прежде.

— А так — гоняем по всей Европе. На прошлой неделе были в Италии, возили туда вино.

— Но работа-то у вас хоть гарантированная? — вклинился Пуйг.

— Это да. Работаем круглый год на очень крепкие фирмы. Их целых четыре. Так что на пропитание нам хватает.

— Это точно. Верно он говорит, — подтвердил второй.

— Крепкие фирмы? Они продукты развозят? — поинтересовался Пуйг.

— Да. Точно. Наша РКМ перевозит продукты по договоренности с другими крупными фирмами: СОПИК, для итальянцев — «Фьонти» и для французов — это... «Кантелль»... и как ее... «Митанн». Чего только не приходится возить: и вино, и масло, и фрукты, и овощи... Перевозки такие идут, что, думаю, работы нам хватит надолго. Как ты считаешь? — спросил он озабоченно.— Что бы там ни было, а всем кушать надо, верно?

— Я думаю, ты прав, — искренне согласился с ним Пуйг. — А сейчас... куда путь держите?

— В Брюссель. Масло туда везем.

После второго круга оба водителя встали, дружески попрощались с Пуйгом и хозяином бара.

Из телефонной будки, в которой аппарат, как ни странно, работал исправно, Пуйг позвонил в свою контору:

— Немедленно пошли кого-нибудь на мотоцикле на границу в Хункеру[9]. Хорошо бы заполучить там на таможне фотокопии их накладных и других документов. Если не получится, пусть постарается хотя бы узнать, откуда масло, кому оно предназначено и какая фирма его экспортирует. Кроме того, мне нужно иметь все исходящие номера этих бумаг — на случай, если их придется предать гласности. Все понятно?

— Все. Я записал слово в слово, сейчас направлю мотоциклиста в Хункеру.

— Послушай! И пусть он позвонит, как только что-нибудь узнает.

— Договорились. Теперь дай мне номер этого трейлера...

А всего в нескольких метрах от телефонной будки Сала внимательно следил за тем, как разливают масло.

— Ну, как дела?

— Прекрасно. Все по плану, — ответил Луис Гарсиа.

— А как насчет вывоза?

— Загружаем трейлер. Завтра он будет в Брюсселе, а послезавтра товар попадет в супермаркеты. — Луис Гарсиа не смог скрыть гордости от того, что его масло будет продаваться по всей Европе, вызывающей у него восхищение.

— Надо полагать, работаете в три смены. — Сала говорил, осматривая разливочные машины и не глядя на Гарсиа.

— Работу не прекращаем ни на секунду.

— Замечательно, — сказал Сала, — не отвлекайтесь на другие работы, пока не покончите с моим маслом, ясно?

— Конечно... Конечно... — согласился хозяин завода, раболепно сложив руки. — Только вот что... Вы, наверное, в курсе того, что масло, которое я беру по оптовой цене, поступает мне от Рольдана?.. — Луис Гарсиа сказал это, не скрывая удивления. — А я и не знал, что у Рольдана так хорошо идут теперь дела. Ведь поговаривали даже, будто он собирался объявить об отсрочке платежей.

— Ваше дело — разливать, а не лезть в чужие дела, — отрезал посредник.

— Ладно... Ладно... И еще странно, что масло Рольдана привозят на грузовиках из Вика. Поэтому я так удивился, — сказал Гарсиа, оправдываясь за свой неловкий вопрос.

— Занимайтесь своим делом! — прервал Сала разговор.

— Вот вам ваш кофеек. Приготовила из лучших колумбийских зерен. — Секретарша Салинаса, Мариса, которой было уже под пятьдесят, очень старательно ухаживала за адвокатом в те редкие моменты, когда он находился в своем мадридском офисе. — Ваши прихоти вам обходятся недешево — такой кофе стоит баснословных денег. А заварен он, как вам нравится, — не очень крепко... Эту привычку вы, должно быть, заимели в студенческие годы там, в Массачусетском технологическом? Американцам ведь нравится жидкий кофе, так?

— Угадали. — Вполуха слушая Марису, говорившую с ним, будто с дитем, требующим ухода, Салинас продолжал писать.

— Сеньор Салинас, сегодня вам надо бы уделить мне часок. Разобраться со счетами. Плата за электричество в последнее время очень поднялась...

— Хорошо. Через полчасика займемся этими бумажками. — Все, что связано с домашним хозяйством, Салинас ненавидел не меньше, чем пришивать себе пуговицы.

Сидя в кожаном кресле, он посмотрел через окно на портики Пласа-Майор — это зрелище удивительно хорошо действовало на него. Но тут зазвучал интерфон — он мгновенно вернулся на землю.

— Слушаю.

— Сеньор Лафонн на проводе, — сказала Мариса.

— Слушаю вас, мсье Лафонн.

— Послушайте... Салинас. Произошло кое-что очень серьезное. — Голос бельгийца звучал встревоженно.

— Что случилось?

— Помните... сторожа, охранявшего цистерны Сала?

— Конечно. — Салинас почувствовал, что кровь быстрее побежала в жилах.

— Так вот, он мертв.

— Что вы говорите? — крикнул Салинас в трубку.

— Да. Его нашли мертвым рядом с его отарой. Мне только что позвонил Сала. Сегодня утром на него наткнулся торговец скотом — сторож как будто спал. Но, как видите, он так и не проснулся. Утверждают, что умер он естественной смертью. Но мне не очень-то в это верится... Не знаю, не знаю. А вы как считаете?

— Убили его — вот что я считаю! — Салинас чувствовал себя так, будто его самого кто-то ударил. — Слишком он много знал, и потому скоропостижно скончался, как вы говорите, естественной смертью. А, черт возьми, мне следовало его тщательнее допросить. Да что там говорить, я должен был выпотрошить его как следует, вызнать у него все, что ему известно... Какой же я идиот!

— Будьте предельно осторожны, Салинас. Не надо излишне рисковать. За всем этим стоят люди, не признающие никакой этики. — Чувствовалось, что Лафонн очень серьезно озабочен. — Как только что-то узнаете, сообщайте мне немедленно. Договорились?

— Да. Договорились.

Минут пятнадцать Салинас сидел молча. Почувствовав, что шефа лучше не беспокоить, Мариса решила подождать со счетами.

«Если бы вместо того, чтобы прогуливаться туда-сюда с этой бабой, я поехал туда один, сторож все бы мне выложил. А теперь его больше нет, и я потерял такую возможность из-за всяких глупостей, — думал разъяренный Салинас. — Умер, видите ли, естественной смертью. Черт бы все побрал!»

Телефон снова зазвонил.

— С вами хочет поговорить сеньор Хуан Пуйг.

— Переключите его на меня.

— Привет, Салинас! Плохие новости. Ты, должно быть, уже в курсе?

— Насчет сторожа?

— Да. Вижу, тебе уже сообщили.

— Только что сказали. Лафонн звонил. А ты что-нибудь еще знаешь?

— Нет. Про сторожа — нет.

— А про кого-нибудь что-нибудь удалось узнать? — спросил Салинас.

— О Луисе Гарсиа. Тебя он интересует?

— Ладно, хватит тебе издеваться. Выкладывай! — почти крикнул Салинас, не пытаясь скрыть дурное настроение. Ну так вот: его не раз штрафовали за то, что он кое-что подмешивал в продукты, и, в частности, в масло. Как тебе это?