Джейм всё время поворачивалась к нему лицом. Это был третий раз, за последние несколько дней, когда она и слепой аррин-кен танцевали друг вокруг друга, если считать за первый тот, когда она валялась плашмя на спине, наполовину мёртвая от потери крови и наполовину выскочившая из своего тела от страха. В какой-то степени она была по-прежнему напугана — а как иначе, столкнувшись лицом к лицу с подобным созданием? — но кроме того, она была разгневана.

Будь гневной, нашептывала её кровь шанира. Будь сильной. Будь, как твой отец.

— Теперь, когда я привлекла твоё внимание, — сказала она, не зная точно, от ярости или страха дрожит её голос, — У меня есть вопрос. Ты — судья. Трое знают, Кенцирату необходимо правосудие. Так почему ты не приходишь к ублюдкам вроде Лорда Каинрона, который извращает всё, чем мы являемся, или к этому лживому жрецу Иштару? Где ты был, когда Ведьма Глуши заключала свой контракт с Призрачной Гильдией на уничтожение моей семьи или когда мой дорогой дядюшка Грешан играл в свои мерзкие игры с Бел?

К ней повернулось скалящее клыки, грубое огненное лицо.

Невиновность — это не моя забота. Она невольно вздрогнула, когда его голос зарычал в её голове, как будто зубы скобили череп изнутри. Я сужу только тех из Старой Крови, в чьих венах течёт разрушение, и только если их собственный род оказывается слишком труслив, чтобы судить их сам. Таких, как ты. Ты осмелишься назвать себя невиновной? Дочь Танцующей, ты родилась виноватой.

— Это я отвергаю, как и то, что всё ещё проклята.

Лгунья!

Его жуткое лицо внезапно ринулось на неё из переменчивых теней, и само — тень, но с печатью такого голода, что оно, казалось, было готово поглотить само себя, за неимением другой пищи.

Всплеск почти берсерковской ярости заставил Джейм споткнуться. Осторожней, подумала она, прикладывая все силы, чтобы восстановить и контроль, и равновесие. Оступишься сейчас — и падёшь навечно… как твой отец. Но ты знаешь, кто ты такая и кем можешь стать.

— Лгунья? — повторила она так ровно, как только смогла, чувствуя как её голос дрожит от усилий. Не раздумывая, она начала двигаться танцевальными па Сенетара, ветер-дует с добавкой вода-течёт, плавно скользя вокруг диких вихрей своего гнева. — Это я тоже отвергаю.

Танец навязывал свою собственную дисциплину. Точным движением руки поймай в ладони ветер. Ныряй и кружись вокруг блуждающих витков пепла, таких же горячих как упрямая месть, таких же холодных, как потерянная надежда. Такой самопоглощающий гнев! Такое отчаянье! Вот пожары, способные поглотить весь мир, а жаждут они ещё большего. Ох, мягче, мягче. Почувствуй течение прохладной воды по опалённой коже. Пропусти ветер через растопыренные пальцы и причёсывай ими тяжёлый шёлк чёрных волос, пока они не потекут гладким потоком. Ну вот. Теперь отпусти их.

— Я не такая как ты, горелый кот, слепой судья. Я пришла из тьмы, но не принесла её с собой. Что осталось в Доме Мастера, кроме пыли и пепла? Ты сгорел там, так ты превратил себя в огонь, чтобы жечь других. Их боль облегчает твою?

Да!

Такая смертоносная страстность, заставившая даже пепел вспыхнуть и превратиться в огненные пылинки, но танец проскользнул через них, застав его врасплох. Когти бога, это было опасно. Не думай об этом. Танцуй.

Полуразличимая громадная голова закачалась… в согласии, замешательстве, отрицании?

Нет. Если я раню, если я жгу, всё это, чтобы я был тем, кто я есть, делал то, что должен делать. Разве может быть другая причина?

— Неужели у всего должна быть причина?

ДАА! Как же иначе мы сможем сносить такие несчастья, если в итоге никто ни несёт за них наказания?

Что можно было на это сказать? Если не можешь смириться с полосой неудач, перестань скулить и умри? Или он был прав? Причина и следствие. Это понятно. Но следствие без причины? Что если, в итоге, весь мир это только беспорядочный набор случайностей, без смысла и справедливости? Лучше безумие, чем поверить в такое.

Неважно. Он отвечал на вопросы вопреки собственному желанию. Спрашивай ещё.

— Ты говоришь, что судишь шаниров, связанных с Третьем Лицом Бога, Тем-Кто-Разрушает. И кто тебе подсуден?

Арррр… не Грешан. Он мог стать моим мясом, спелым и сочным, но его прежде осудил его собственный род.

Джейм моргнула. Что?

Матрона Брендан, Бренвир, шанир-проклинающая и матереубийца. Тем не менее, несмотря на это, она всё ещё невиновна. Скоро, скоро она может пасть. Ты сильно надавила на неё, маленькая немезида. Она уже шатается на краю своей гибели. Ведьма, ах, Ведьма. Я заполучу её в конце концов, когда с неё сорвут маску и все её защиты наконец падут. Но они ничто, ничто, пока продолжает жить Мастер и его слуга Мразиль, который выжег мне глаза.

— Вот ты и назвал истинное зло, — сказала Джейм и услышала, что её голос начал мурлыкать с притягательной силой танца.

Ах. Так лучше. Её рёбра больше не ныли и она не чувствовала веса собственного тела. Сомнения тоже начали уплывать прочь. Зачем нужна такая власть, если не использовать её?

— Ты назвал свои неудачи, Лорд Кот. Чего же ты хочешь добиться своим великим крестовым походом? Что ты такое, кроме мерзкой тени, годной только пугать детей, если не можешь нанести удар по корню зла, скрытому там, под сводами теней?

Он заревел и царапнул собственную плоть, как будто наказывая её. Воздух наполнился хлопьями обугленной кожи.

Ты думаешь, я не пытался? Год за горьким годом, я бродил у Барьера, разыскивая путь внутрь, но ни один аррин-кен не сможет войти в Тёмный Порог, пока не придёт Тир-Ридан, а этого не будет никогда, ибо наш бог покинул нас.

Если он и Кенцират умудрялись убивать каждого разрушающего шанира, они сумели гарантировать это. Джейм подозревала, что она далеко не первая возможная Немезида, но вполне вероятно, последняя. Она хотела ещё многое сказать, но большая кошка всё ещё говорила, как под принуждением, и её слова ошеломили Джейм.

Один лишь раз, только один раз, он оказался в пределах досягаемости. Я почувствовал, как он вошёл в этот мир, в сад белых цветов, но ко времени моего прибытия он уже ушёл, оставив за собой ещё одну осквернённую невиновную. Я хотел судить её, показать её, но у неё был контракт, которому она следовала. Она показала мне. Тот, кого мне следовало судить, тот, кто обрёк её на это, был к тому времени давно мёртв, и это был её собственный отец! Всё заканчивается, свет, надежда и жизнь. Всё приходит к судье — всё, кроме вины.

Трое.

Танец выскочил у Джейм из головы и его сила спиралью разлетелась прочь. До этого момента она не осознавала, что неслась по воздуху на его крыльях.

Чёрт побери, думала она, выплёвывая траву и пытаясь восстановить дыхание, которое удивление и земля вышибли из неё прочь.

Мне порапрекратить падать с больших высот. Это не безопасно. Но чтоон такое сказал?

Огонь и пепел с рёвом сложились в возвышающуюся над ней фигуру, пробудившийся разрушитель, огонь неистово пылал на его челюстях и в глубоких провалах глаз.

Дитя тьмы, дочь Танцующей, как ты осмелилась играть в свои грязные игры со МНОЙ?

Без сомнений, танец выпустил из своих объятий и его. Как бы то ни было, что она пыталась сделать? Не пожать его душу. Не совсем это. Но она всё ещё пребывала в тёмном возбуждении, оставленном поисками уязвимых мест аррин-кена, горько-медовых трещин в его душе, чем занималась и Ранет в образе души Бренвир.

Я могла сломать его, подумала она, изумляясь и ужасаясь. Он почти пал прямо мне в руки.

Сделает ли это её, наконец, виновной и, таким образом, подлежащей его суду? Но он не сломался, так же как и она.

Буря пепла превратилась в ураган огня, который окружил её, рёвя его голосом. Зелёная трава сморщивалась и вспыхивала; её пряди волос, взвившиеся в воздух, зашипели и завоняли палёным. Ей жгло лицо. Он собирался сжечь её живьём своей всепоглощающей, бессмысленной яростью, правосудие будет проклято, и поступая так, он должен будет проклясть самого себя.