Её губы не двигались. Они никогда не двигались, осознала Джейм, когда она говорила, и так было только тогда, когда она носила облик женщины.

— Правнук Кинци. Он родился в этом саду — в реальном саду, я имею в виду. Его мать, Тьери, внучка Кинци, умерла здесь.

Она бросила взгляд на южную стену, где должно было висеть посмертное знамя Тьери. Мох и тени создавали намёк на мягкое, печальное лицо на камнях, но ничего больше там не было. Касаясь этого момента, она предполагала, что, хотя все образы души уникальны, люди должны были создавать их на основе чего-то им знакомого. Ей бы понравился сад в качестве её собственного прибежища души, хотя в её варианте он бы, вероятно, был полон зарослей плотоядных маргариток и порхания блестяще-крылых бабочек падальщиц драгоценная челюсть[39].

Белая Леди покачивала головой. Имена, имена, имена. Никогда не рождённые, не жившие, не умиравшие. Её рука постепенно поднялась к спрятанной щеке, коснулась её и отдёрнулась прочь. Кто-то ранил меня. Кто? А моя леди мертва? Нет, нет, нет. Это всё плохой сон, как и ты. Уходи прочь.

Она снова согнулась над жеребёнком, вполголоса напевая,

Весь сад имел странную структуру, лучше всего видимую уголком глаза, своего рода перекрёстную штриховку.

У Котла Тёмного Порога, винохир, говоря о Кинци, сказала, что кровь матроны поймала её душу в ловушку, пролившись на ткань одежды, в которой та умерла.

Джейм коснулась ближайшей лилии. Её белые лепестки выглядели как прохладный живой бархат, но ощущались как грубая, влажная ткань. — Я думаю, — сказала она, — что мы находимся на обратной стороне посмертного знамени Леди Кинци.

Однако, если это был остаток образа души её прабабушки, не могла ли какая-то её часть всё ещё обитать здесь?

В саду замерцал квадрат света свечи, серебря траву и цветы, предавая теням оловянный блеск. Он падал из открытого окна, расположенного высоко в северной, внешней стене, где начинались Тропы Призраков. Во время своих визитов сюда во плоти, Джейм обратила внимание на это замурованное отверстие, но так и не узнала, кому принадлежал этот чудесный вид на сад внизу, и уж тем более, почему его заложили кирпичом. Теперь, в открытом окне стояла фигура, тёмный силуэт на фоне мерцающего света. Она слышала, что Кинци была маленькой изящной женщиной, и такой же была эта безмолвная наблюдательница, хотя на её лице ничего нельзя было разглядеть. Но что за длинную тень отбрасывала эта крошечная фигурка, пока убийцы не укоротили её.

Джейм внезапно почувствовала себя крайне неловко. Она всё ещё носила остатки одежды Эрулан, выглядящие немногим лучше лохмотьев, и у неё не было маски на лице. Кроме того, тряпки воняли остаточными миазмами разорванного гобелена. В этот раз она не только прибыла неподходяще одетой, но и воняла как открытая сливная труба. Она поприветствовала фигуру в окне со всем достоинством, которое смогла в себе собрать. Возможно, тень слегка кивнула в ответ, возможно нет. Жизнь, смерть и бездна времени лежали между ними.

Баю-баюшки-баю …

Снова раздалась коротенькая грустная песенка, горестно оплакивая всё, что было потеряно. Жизни, надежда, честь, всё ушло и только жертвы остались, чтобы платит, и платить, и платить. Дом превращён в руины. Её дом. Семья погибла от ножа, и тоже её. Месть станет проклятием. Где же справедливость?

Будь сильной. Будь гневной.

Теперь Джейм расхаживала туда и сюда, нетерпеливо срывая влажные тряпки. Она чувствовала себя опасной. Она чувствовала себя смертоносной. Всё, что она выкрикнула в темноту, эхом кружилось в голове, вызов остался без ответа. Её бог не оказывал помощи — эти три лица данным давно отвернулись прочь — а его судьи шли своим собственным, непостижимым путём, далёким от путей тех, кому они должны были служить.

Сад постепенно погружался в тень, внутренний свет его цветов тихонько угасал, один за другим.

— Ты бросил нас во тьме и проклинаешь, когда мы спотыкаемся.

Её рассерженный голос возвращался обратно плоским и приглушённым о каменные стены, которые фактически были тканью, потёртыми обносками мертвеца.

— Ты позволил чести погибнуть, а тем, кто щеголяет этим — преуспевать.

— Ты требуешь, чтобы мы сражались в твоих битвах, однако оружие, которое ты дал, рассыпается в наших руках.

С кем она говорила? Так ли уж это важно? Она метала слова как ножи, не заботясь о том, в кого они попадают.

— И после всего этого, мы обязаны сохранять веру?

— Смотри, куда ступаешь.

Голос прогрохотал, могучий, как гром в горах. В этот раз эхо было. Джейм резко остановилась. За время её яростной тирады пространство вокруг изменилось. Она всё ещё могла видеть освещённое окно, но оно казалось ниже, чем раньше, огонь в нём погасал на решётке из кованого железа. Не было никаких признаков Кинци, если это действительно была она. Вместо этого, винохир и жеребёнок раторн жались друг к другу в красноватых отблесках тлеющих угольков. Их всё ещё окружали стены, и барабанная башня Троп Призраков всё ещё виднелась над головой, но затем она сдвинулись на своём основании. Камни молотили о камни. Вниз сыпался гравий. Она собиралась упасть? Нет. Медленно, тяжеловесно она начала раскачиваться. Взад и вперёд. Взад и вперёд. И это происходило неравномерно, больше вниз, чем вверх, в результате чего тусклая полная луна, казалось, восходила на небо.

… щёлк, щёлк, щёлк…

Спицы, звуки вязания — чего именно, Джейм не могла видеть, но вот насчёт того, кто… Она сглотнула.

— Матушка Рвагга, как я… то есть, как мы попали в твой домик?

Досадливое ворчание сотрясло воздух, как будто упало что-то массивное. То, что Джейм приняла за луну, склонилось к ней, сердито на неё глядя. Лицо Матушки Рвагги было неотличимо от чудовищного, запечённого в тесте, яблока, порядком попорченного, дряблого здесь, вздутого там, и светящегося пятнами негодования.

— Это то, что мерикиты называют сакральным пространством — сфера души Ратиллиена, вот что это такое. Ты всё время заползала внутрь, девчонка, как только находила трещинку. С тех пор, как те идиоты пригласили тебя через главную дверь в качестве моего Любимчика, хотя, похоже, там тебя не пропустили, чуть не убив. Я ещё подумаю над таким вариантом.

— Что? Но почему?

— Посмотри, куда ты наступила.

Верхнее пространство комнаты могло принадлежать домику, выросшему достаточно большим, чтобы поглотить целую армию, но земляной пол, на котором Рвагга держала свою земляную карту, всё ещё принадлежал Лунному Саду, или тому, что от него осталось. Джейм со смятением увидела, что яростно метаясь туда и обратно, она вытоптала в нём широкую полосу. Окопник, тысячелистник и фиалки лежали не просто сломанными её ногами, а сгнившими, между ними, подобно обнаженным сухожилиям, проглядывали нити посмертного знамени Кинци. Джейм изогнула руки, пристально изучая одетые на них рукавицы из слоновой кости. Она носила броню от горла до поясницы, но, подобно раторну, только спереди. Вид сзади смущал и беспокоил её.

Она мечтала прорубиться через сферу души, воин закованный в сияющую броню слоновой кости, уничтожая всё, что там прогнило. Однако, что если, подобно Ножу с Белой Рукоятью, всё, чего она коснётся, умрёт, чистое вместе с порченным? Что это значит, быть Третьим Лицом Бога?