Она была со своей первой учительницей и нянькой, по имени Зима, когда Разящий Родню в руках её отца рассёк женщину кендара почти на две половины.

Она была на краю Откоса, наблюдая, как её мать падает прямо в бездну.

Она склонилась рядом с телом человека, который научил её чести и подарил ей любовь под крышами мрака.

Прощай, Тирандис, Сенетари. Прощай.

Рука на её плече… Торисен? Нет. Горбел.

— Н-но я никогда не плачу, — сказала она ему, чувствуя, как слёзы прокладывают дорожки по её грязному лицу.

— Так же, как и я, — сказал он и небрежно вытер текущий нос рукавом.

Где-то за пределами своего собственного горя она мельком уловила образ толстого человека, снова и снова бьющего женщину, не обращая внимание на её крики, пока она не осталась безмолвно лежать на полу в луже крови, которая медленно потекла в сторону детской кроватки.

Тарн склонился над Торво, рыдая. — Это моя вина! Это всё моя вина!

В остальном, прогалина была пуста.

Джейм бросила быстрый взгляд в направлении, где раньше были Каинроны.

— Они сбежали, — прямо сказал Горбел. — Как, возможно, поступил бы и я, если бы оставался верхом.

— Раторн?

Затем они услышали его пронзительный крик, не так далеко от них. Он звучал очень испугано. Горбел схватил своё копьё и рванулся в направлении звука. Джейм следовала за ним пятам.

Они пришли к бурлящему потоку, валуну и иве. Последние двое сдвинулись, возможно на фут, с тех пор, как Джейм видела их в последний раз, но где же раторн?

Ива качнулась назад, а затем, волной, вперёд, её листья текли расплавленным золотом. Из воды, роняя капли, поднялась цепь, а вместе с ней и жеребёнок, вытащенный ею наверх. В своём безудержном полёте он угодил в это болото, а его меньший рог каким-то образом заклинило в звене цепи.

— Вот чёрт — сказала Джейм.

Жеребёнок фыркнул, избавляясь от грязи, тяжело захрипел и начал вяло биться. Ива качнулась назад и цепь снова затонула, утягивая его вместе с собой вниз.

— Проклятье, — сказал Горбел. — Там пропадает мой трофей.

— Оставь его мне, и я покажу тебе нечто, что тебе упустить будет ещё обиднее. Идём.

Вблизи валун действительно выглядел как вырванный ломоть горы. Очень большой ломоть. Вокруг него кипела грязная вода. Джейм с разбега прыгнула и на мгновение повисла на его скользком бугристом боку на своих ногтях. Рёв воды эхом отдавался в её голове. Затем она с усилием сфокусировалась на окружающем мире и полезла, цепляясь когтями, наверх. К счастью, валун был покрыт массой трещин и углублений. Взобравшись на вершину, она оглянулась назад и вниз, и увидела Горбела, пытающегося следовать за ней и всё ещё упрямо сжимающего своё копьё на вепря. Она схватила древко чуть ниже острия и дёрнула на себя. Он проворно влез наверх и задыхаясь повалился рядом с ней.

— Это… просто… безрассудно.

— Зато интересно. Смотри.

Ива роняла веточки. Когда они всплывали на поверхность воды, они отращивали нитевидные корешки и собирались в кучу вокруг основания скалы, деловито ввинчиваясь в её трещины. Кончик каждого корешка выделял кислоту, которая позволяла этим молодым побегам и их дереву-родителю укореняться с поразительной быстротой, годы эрозии укладывались в минуты. И всё-таки, это было не достаточно быстро.

— Ты можешь использовать эту свино-колку как рычаг, чтобы открыть это? — спросила она, крича, чтобы её было слышно.

Он осмотрел звено, которое соединяло вместе концы цепи. — Могу. Зачем?

— Просто сделай это, когда я доберусь до жеребёнка.

Он схватил её за руку. — И опять, зачем?

— Потому что я убила его кобылу мать.

Белоснежная кость раторнов является вторым по твёрдости материалом в Ратиллиене и никогда не перестаёт расти. Если они живут достаточно долго — а некоторые из летописцев утверждают, что, подобно и винохирам, они потенциально бессмертны — их броня в конечном итоге заключает их в живую гробницу.

Кобыла шаталась под весом своей брони, затрудненное дыхание со свистом проходило через обнаженные клыки, поскольку носовые отверстия в её маске полностью заросли, как и одна глазница. Он шёл рядом с ней, плача, то как жеребёнок однолетка, а то как стройный беловолосый мальчик с красными, красными глазами: Нет, ты не можешь умереть! Нет, нет…

— Ты добыла раторна? — Удивлённые глаза Горбела внезапно стали как у ребёнка, широко раскрытыми от изумления. — Как? — страстно стал допытываться он. — Каким оружием?

— Сейчас не время…

— Скажи мне и я тебе помогу.

— Ножом.

Если ты убьёшь меня, моё дитя убьёт тебя.

— Ударом в глаз.

Убей меня.

— При предельно близком контакте.

Цепь снова поднялась и раторн вместе с ней. Горбел всё ещё держал руку Джейм и поддержал её, когда у неё на мгновение подкосились ноги. Он внимательно изучил её лицо, белое под маской из грязи, но если тряпки вокруг её запястий стали скорее красными, чем коричневыми, он этого не заметил.

— С тобой всё в порядке?

Я могу истечь кровью до смерти, подумала Джейм со странной отрешённостью. Ну что же, во мне или осталось достаточно крови, чтобы сделать это, или же нет.

— Кроме того, — сказала она громко, — Я кое-чем обязана и дереву тоже.

Он был настолько удивлен, что отпустил её, и она шагнула вперёд, на туго натянутую цепь. Слабеющие усилия жеребёнка едва заставляли её дрожать, но он, по крайней мере, был ещё жив. Звенья цепи под ногами были скользкими и выпуклыми (кто берёт цепь на охоту? Они должны были послать за ней в Рестомир или Глушь), но она, по крайней мере, была такой же толстой, как и верёвка, перекинутая через Большой Зал.

Когда она добралась до жеребёнка, она соскользнула во взбаламученную воду у его спины. Его красные глаза резко открылись, и он начал слабо биться, но они уже начали снова погружаться. Джейм сделала глубокий вдох. Непрозрачная вода, почти что жидкая грязь, сомкнулась над её головой. Плотно зажмурив глаза, она заскользила ладонями вверх по шее раторна и вниз по его маске к попавшему в ловушку рогу. Вот и он. Она начала дёргать звено взад и вперёд, дюйм за дюймом сдвигая его вверх по слоновой кости. Воздух в её лёгких уже превращался в огонь, когда цепь ослабла, и они снова стали подниматься.

Над водой, она задыхаясь вцепилась в шею жеребёнка. Он безвольно обвис. Она запустила когти в его холку.

— Очнись, чёрт возьми! Ты не сможешь меня убить, если сам умрёшь прежде!

Горбел размышлял, не было ли безумие Норф в самом деле заразным, и если так, то не подхватил ли он его.

В конце концов, он находился на верхушке чертовски большой скалы (не думай о том, как далеко от тебя земля; не думай), пытаясь сломать эту Троими-проклятую-цепь этим предками-проклятым копьём, одновременно с этим стараясь отогнать прочь рой ивовых отростков. Поверхность валуна просто бурлила ими, похожими на множество покрытых листьями змей (ух), все усердно пытаются пустить корни в камень. Со всех сторон осколки с треском сыпались вниз, время от времени к ним присоединялись более крупные обломки.

Отец предельно ясно сказал ему, как следует поступить с этой сучкой Норф: унизь её; заставь её страдать; покажи всему Кенцирату, какими безумцами были она и её брат, думая, что девушка хайборн может когда-нибудь стать офицером рандоном.

Но это оказалось не так просто. Она постоянно заставала его врасплох.

Это… Это было безрассудно.

Она убила кобылу раторна. В этом он ей завидовал. Она чувствовала себя обязанной жеребёнку раторну. Ну ладно. С трудом, он мог это понять. Но быть обязанной дереву?

Безумие.

И что насчёт этой внезапной вспышки… памяти?… тогда, на прогалине, когда раторн издал этот жуткий крик? Отец, бьющий Мать, разбивающий ей череп, брызги крови и мозгов… нет. Его мать умерла, когда он был всего лишь вопящим младенцем. Он её совсем не помнил, и он ни о ком никогда не плакал. Но его нос потёк. Он тёк и сейчас.