— Знаешь ли, линия большего рога, — словоохотливо добавила она, — пройдёт прямо через твой глаз, как прошла через глаз Бел.

Затем Джейм услышала что-то, скрытое под её собственным голосом, глубокое искушение, которое было там всё время: «Сдайся. Уступи. Стань монстром, которым, как ты знаешь, ты и являешься».

Рандир принялась смеяться, чуть не подавившись остатками своего языка.

— Ох, дитя тьмы. Искушаешь меня говорить, не так ли? Но я старше тебя и сильнее. Как же ты себя выдала! Обманула. Поймала в ловушку. Здесь, перед всеми теми, чьё мнение ценишь больше всего. Давай, режь глубже и докажи мою правоту.

В злорадных, обсидианово-чёрных, пристальных глазах отразились серебряные. Где-то за ними обоими нарастало рассерженное и разочарованное гудение крыльев.

Улыбка Джейм только выросла.

— Да будет так.

Выпустив когти, она обхватила ладонями лицо женщины и поцеловала её в губы.

— Искусительница, жертва ещё большего искушения, рандон, сестра, прощай. Я сожалею. — Затем она погрузила свои большие пальцы в рот Рандир, достав до суставов челюстей и заставив их распахнуться.

— Гари, давай!

Пчелиный рой проревел над плечами Джейм, вокруг её головы и устремился вниз, в горло Рандир. Её глаза потрясённо расширились, когда пчёлы внутри неё начали жалить и умирать, а на подходе были ещё и ещё. Они ползли вниз по рукам Джейм, мохнатой, яростной шкуркой, вниз, в этот кипящий рот. Рандир стала давиться и метаться, но не могла коснуться того, кто её держал. Когда она упала, Джейм упала вместе с ней, накрыв её тело, пока оно дергалось и билось под ней в конвульсиях.

— Это твой слуга! — закричала она в эти выкатившиеся глаза, в чужеродное присутствие внутри них. — Будь с ней честна и останься, чтобы почтить её смерть! — Но черные зрачки уже сокращались, так как Ведьма бежала.

Джейм отпустила тело и тяжело осела на пол.

— Будь ты проклята, — пробормотала она, готовая заплакать. — Ведьма, сука[73], червь, проклинаю тебя на изгнание в Серые Земли и пусть там мёртвые творят с тобой, что хотят, целую вечность.

У неё не было никакого желания быть свидетелем этой заключительной, ужасной агонии, но, похоже, кто-то должен был стать им. Наконец, тело замерло, кроме тех мест, где под одеждой ползали умирающие пчёлы, их внутренности были вырваны наружу вместе с их жалами. Затем появилось блестящее мерцание крыльев бабочек падальщиц драгоценная челюсть, которые поспешно облепляли любую беззащитную плоть, которую им только удавалось найти.

Тиммон согнулся у колонны, расставаясь со своим обедом.

— Я только сказал им лететь, — повторял Гари, всё снова и снова. — Я не говорил им делать такое. Я не… Я не…

Шет обнял мальчика неповреждённой рукой и кадет, всхлипывая, прижался к нему. — Конечно, ты этого не делал, — мягко сказал Комендант.

— Ха. — Горбел слегка толкнул тело ногой, не пнув его только из-за того, что некоторые пчёлы были всё ещё живы и вооружены. — Норф, ты умудряешься предлагать очень интересные способы убивать людей.

— Ох, заткнись, — сказала Джейм.

Она задумалась, не стоит ли ей тоже вызвать у себя рвоту, но решила, что это не поможет ей почувствовать себя лучше. И ничто не поможет, подумала она. Но здесь был Жур, тревожно тыкающийся носом ей в ухо и пытающийся заползти к ней на колени, где он не умещался с тех пор, как был котёнком. Она обхватила его, с удивлением обнаружив, что они оба замёрзли и дрожат.

Над ней стоял Комендант.

— Всё в порядке, дитя?

Она то ли всхлипнула, то ли засмеялась. — Вы всё время меня об этом спрашиваете, ран.

— Потому что с тобой этот вопрос возникает непрерывно.

— Ээ… вы ведь знаете, что в вашем плече всё ещё торчит стрела, которая пробила его насквозь, не так ли?

— Я это заметил, — сухо сказал он.

Харн с треском отломил наконечник и вытащил древко стрелы, которое пробило шёлковый офицерский шарф Шета насквозь, заткнув им рану от входного до выходного отверстия.

— Там нет никаких заноз и щепок, — сказал он. — Наконец-то чёртова вещь послужила хоть какой-то цели.

Джейм поднялась на ноги, пытаясь взять себя в руки. Она рассеяно подумала, что просто обязана как можно скорее передать Харну тот серебряный шёлковый шарф, и будь прокляты скачущие зверюшки. Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, когда она впервые увидела его, обмотанным вокруг грязной шеи Серода.

— Я заинтригован, — сказал ей Комендант. — Что Искусительница имела в виду, говоря, что ты убила Симмела? Судьба этого молодого человека всегда меня занимала. Всё, что мы сумели найти, это его одежда и кучка зубов.

— Ну, ран, я действительно ударила его камнем по голове, но он не поэтому рассыпался в пыль.

— Я понимаю. Или, скорее, не понимаю. Возможно, когда-нибудь в будущем, вы меня просветите.

К этому времени остальные кадеты, лежавшие в засаде, успели ускользнуть. Мастер охоты без всякой суеты натаскивал ищеек на запах с оперения стрелы, которую Рандирок сломал пополам. Как только одна из них обнаружила запах и ринулась по пандусу в погоню, он спустил вслед за ней жуткогончую.

— Это не самый лучший день Тентира, — отметил Комендант. — Однако, он мог быть ещё хуже.

Он отвернулся в сторону, чтобы поговорить с Лорданом Рандир. Мира опустилась на землю спящей, ноги аккуратно согнуты под телом, голова покоится на руках её хозяина. Она явно не была пригодна к путешествию, по крайней мере до утра.

Харн уставился на тело Рандир.

— Трое, девушка, Черныш никогда бы…

— Нет, ран, я не думаю, что он мог бы; но я — это не мой брат.

Некоторое время большой кендар серьёзно её рассматривал, задумчиво пожёвывая щёку.

— Через десять дней наступит Канун Осени, — сказал он. — Черныш не спрашивал о тебе, но завтра тебе стоит отправиться в Готрегор, чтобы поддержать его в это время. Я думаю, что он нуждается в тебе.

Его глаза всё ещё упирались в неё, колеблющиеся, но тяжелые от его решения.

— Сегодня вечером мы бросим камни во время осеннего отбора. Мне жаль, но я не думаю, что ты вернешься.

Джейм покинула конюшню, чувствуя себя совсем окоченевшей.

В училище возбуждение ещё только набирало обороты; отбытие шаниров, прошедшее без общего сигнала тревоги, было слишком внезапным, чтобы вызвать что-то большее, чем некоторую суету, но теперь обратно в казармы просачивались известия о том, что случилось нечто поразительное, если не ужасное. Свет вспыхивал в комнатах среди сонных, не твёрдо стоящих на ногах кадетов. Те из них, кто ещё не отправился в постель, стояли в дверях своих казарм, босоногие, задавая вопросы, на которые почти не было ответов. Джейм проскальзывала мимо них невидимкой.

У входа в свои казармы она остановилась и прислонилась к перилам. Напротив, через тренировочный квадрат, на втором этаже Старого Тентира, отблески света свечей струились сквозь персиковые ширмы Комнаты Карт и разливались по балкону Коменданта. Там этим вечером должен был пройти осенний отбор, бросание камней, но, вероятно, чуть позже: Коменданту необходимо должным образом подлечить плечо, а потом был этот беспорядок внизу, который следовало уладить. Она задумалась, что они сделают с телом Искусительницы. Выходя из конюшни, она услышала, как Шет сказал что-то о том, чтобы положить его за стенами, чтобы его мог забрать кто угодно, готовый позаботиться об этой проблеме. Если же этого не случится, сказал он, то пусть о нём позаботятся бабочки Рандирока.

Было ли это честно? Было ли это правильно? Она не знала.

Почти у самых ног Джейм, с другой стороны низкой стены и в её тени, отбрасываемой луной, жуткогончая подняла свою чёрную голову и зарычала на неё поверх свей добычи. Положив передние лапы на перила, ей в ответ рыкнул Жур. Сбоку от гончей к земле припала белая ищейка, она выполнила свою работу и терпеливо дожидалась награды в виде свежих потрохов.