Сердце, словно взбесившийся механизм, начинает бешено колотиться. Во рту пересыхает.

Желтое платьице, длинные волосы, собранные в хвост.

Девочка поднимает руку, чтобы смахнуть муху. Этот жест, ладонь с плотно сжатыми пальцами…

Невозможно, конечно. Мой несбыточный сон. «Она уже собиралась домой, была готова сдаться, а потом, вдруг, в последнюю минуту…»

Подхожу ближе, по-прежнему уверенная в неправдоподобности всего вокруг.

Когда оказываюсь примерно в десяти шагах, малышка оборачивается в мою сторону. Видит ли меня эта девочка, которая никак не может быть Эммой? Смотрит на меня или мимо?

Между нами проходит многочисленное семейство, с переносным холодильником и несколькими досками для серфинга. На мгновение теряю девочку из виду. Потом люди уходят. Она сидит на прежнем месте и смотрит прямо в глаза.

Солнце светит в лицо. Сотни девочек. Тысячи, миллионы. Мир полон девочками, похожими на Эмму. Девочками ее возраста и роста. Девочками, которые выглядят так же, как наша. Я клялась себе, что никогда не забуду ее лица, но теперь уже ни в чем не уверена.

Облачко заслоняет солнце; девочка по-прежнему смотрит на меня. Поднимает руку к глазам. Смотрит не сквозь меня, а на меня, как будто мы знакомы.

Сознание играет странные шутки. Оно убеждает в твоей невиновности: ты не делала ошибки, не портила жизнь мужчины, которого любишь, и дорогого тебе ребенка, ты не могла потерять Эмму.

Уголки губ приподнимаются — это не улыбка, просто девочка застигнута врасплох, она всегда так делает в минуты замешательства. Совсем как ее отец. Позволяю себе эту мысль, позволяю себе поверить в то, что вижу лицо Эммы, а привычки Джейка каким-то образом передались ей…

Девочка снова вскидывает руку, отгоняя мух, и заслоняет глаза. Она смотрит на меня, прямо на меня. Не отворачиваясь.

Я уже близко, всего в пяти шагах. В трех. Яркое зеленое полотенце. Девочка одна и слишком мала, чтобы быть на пляже одной.

Два шага разделяют меня и ее.

Снова показывается солнце, и я на секунду слепну. Сознание скверно шутит, не забываю об этом ни на секунду. Ему нельзя доверять.

Стою рядом и смотрю сверху вниз. Ее зеленые глаза обращены ко мне, и я говорю себе: Эмма. Никто другой. Не чудо, не плод воображения. Ноги у меня подкашиваются, сердце бешено бьется.

Солнце ослепительно яркое.

— Эмма?

Это даже не шепот, а сдавленный писк.

Она не отвечает. Подтягивает колени к груди, обхватывает руками и смотрит на меня.

Оборачиваюсь, взглядом ища взрослых, сопровождающих ее, но вокруг никого. Только Эмма в одиночестве сидит на большом зеленом полотенце.

Это действительно она.

Рядом лежат еще два полотенца, пустая пивная бутылка, пластмассовое ведерко и лопатка, красный переносной холодильник. Сверху на нем — английский рок-журнал.

Опускаюсь на колени.

— Эмма?

Молчание.

— Эмма!

Снова тишина.

— Ты меня помнишь? — спрашиваю.

Несколько секунд девочка не двигается. Потом медленно кивает и хмурится.

Облегчение, испуг, неимоверная радость. Земля уходит из-под ног. Больше всего на свете хочется прикоснуться к малышке, провести рукой по нежной щеке и убедиться в ее реальности. Осторожно касаюсь ее лица. Она вздрагивает.

Сердце рвется из груди. Я не в силах выразить собственные мысли. Не в силах поверить глазам.

Исхудала, скулы сильно выпирают, но кожа покрыта здоровым загаром и приобрела золотистый оттенок. В Эмме, в чертах лица, появилось нечто незнакомое, чего я не помню. Пытаюсь определить, что именно. И где? В глазах, в складке губ? Волосы отросли, струятся по спине, спускаясь почти до земли. Стали светлее, местами выгорели до каштанового цвета. На Эмме желтый сарафан с белым рисунком, слишком короткий для нее и не очень чистый.

— Мы тебя искали, — говорю.

Я пытаюсь контролировать голос, сохранять спокойствие, не пугать ее, но слезы подступают — чувствую, как они текут по лицу, смешиваясь с лосьоном от загара. Глаза щиплет.

Эмма сжимает губы. В ее взгляде — удивление и замешательство. И слезы на щеках.

— Я ждала…

— Что?

Это все мое воображение, твержу. Я внушила себе, будто девочка на зеленом полотенце — Эмма. И ее слова — тоже плод воображения.

— Что ты сказала?

— Я ждала. Эбби, где ты была? И где папа?

Шок. Это Эмма, она сидит на песке рядом со мной. Обнимаю и крепко прижимаю найденыша к себе. Всхлипываю, заглядываю в лицо и по-прежнему не верю. Маленькая девочка послушно лежит в моих объятиях. На пляже, в тысячах миль от дома. Не могу поверить в реальность случившегося, подобное просто невозможно. Пропавшие дети не возвращаются. Так сказал детектив Шербурн. Так сказал Джейк. Так говорили все, но я им не верила. Родители получают лишь останки пропавшего ребенка, найденные спустя много месяцев или лет. Дети не возвращаются — по крайней мере не возвращаются живыми или стопроцентно прежними. У них не может быть красивых длинных волос и здорового загара. Они не смотрят вам в лицо, не произносят ваше имя.

В жизни не так уж много внезапных поворотов судьбы. Конечно, есть внезапные смерти и внезапные везения. Но сюрпризы таких масштабов… Чудеса все-таки случаются — вот доказательство. Эмма на пляже в Коста-Рике. Эмма жива.

Откидываюсь назад и снова гляжу ей в лицо. Хочу увериться. Это она, никаких сомнений. Невероятно, но это Эмма.

Пытаюсь успокоиться и продумать дальнейшие действия. Вокруг не видно ни одного знакомого лица. Узнаю ли я людей из желтого «фольксвагена», если увижу сейчас? И не ошиблась ли предметом поисков?

— Кто за тобой присматривает, детка?

— Тедди и Джейн.

— Кто это?

Девочка указывает в сторону воды, на группу серфингистов вдалеке.

— С тобой хорошо обращались? Не делали больно? — спрашиваю я, не успевая подумать. Не уверена, что хочу услышать ответы. И потом, у нас мало времени.

Эмма жмет плечами, вытягивает худые загорелые ножки и зарывает ступни в песок.

— Мы ездили на ферму бабочек. — Она поднимает руку и показывает растопыренную пятерню. — Я видела вот такую бабочку.

Так много хочется узнать, задать столько вопросов. Где жила? Что эти люди говорили о нас? Как ее похитили? Что сказали в тот день на Ошен-Бич, как убедили отправиться с ними? Но все расспросы будут потом. Сейчас нужно просто увести Эмму отсюда.

Она отводит с лица прядь волос.

— Где папа?

— Ждет тебя. Нам пора.

Девочка смотрит в сторону воды и говорит:

— Хорошо.

И начинает беззвучно плакать.

Глажу ее по голове.

— Все в порядке, милая. Я здесь.

Она тянется ко мне, чтобы взять за руку. Ногти обкусаны до мяса и покрашены светло-голубым лаком, уже облупившимся по краям. В течение долгих месяцев я рисовала себе наше воссоединение. Искала особые слова, но теперь все вылетело из головы и мы просто сидим и смотрим на голубой океан, который сливается с небом, и на палящее солнце. По шейке Эммы, вдоль позвоночника, ползет капелька пота и скрывается в вырезе платья.

Волоски на ее руках выгорели добела. Снова обнимаю Эмму и чувствую, какая она теплая. На этот раз ребенок слабенько прижимается ко мне, и я понимаю — Эмма обняла меня в ответ. Чувствую, как ее маленькие руки цепляются за мою шею.

Время дорого, нужно увести ее отсюда. Кроме радости, ощущаю страх. Нужно избрать правильный образ действий.

— Ты готова?

Она вытирает нос предплечьем. Что-то в этом жесте, таком беспомощном и детском, буквально пронзает мне сердце, ничего не вижу из-за слез. Встаю и протягиваю ей руку; Эмма покоряется. Ого, малышка выросла на целых три дюйма. На плечах и на ногах появились заметные мышцы.

— Туда, — указываю в сторону деревьев. Она колеблется и продолжает стоять. По-прежнему держимся за руки.

— А как же Тедди и Джейн?

Опускаюсь перед ней на колени.

— Мы с твоим папой так по тебе скучали…

— Они велели сидеть здесь. У меня будут проблемы.

— Не будет никаких проблем, — говорю. — Обещаю.