— Что ты имеешь в виду? — растерянно повторяет Джейк.

— На берег выбросило мертвого тюленя, детеныша. Я на несколько секунд отвлеклась, клянусь, всего на несколько секунд, потом снова посмотрела в сторону Эммы и увидела, что ее нет.

— Но… где же она теперь?

Где? Разумный вопрос. Очевидный вопрос. И как на него ответить?

— Пропала, — говорю. Как будто просто заблудилась, что иногда бывает с детьми. Как будто она терпеливо ждет меня в назначенном месте. — Полиция уже едет.

Несколько секунд тишины на другом конце провода. Врывается посторонний голос, который спрашивает: «Эй, ты в порядке?» Лишь потом я узнаю, что это был продавец хот-догов. У Джейка отказали ноги. Только что стоял, думая об игре, показывал два пальца в знак того, что нужно два хотдога, а в следующую секунду уже сидел на земле.

— Невозможно, — говорит Джейк. — Эбби, как ты могла?..

На заднем фоне слышатся удар бейсбольной биты и рев толпы.

Мы с Джейком познакомились год назад, в старшей школе, где он преподавал. Помню, устраивала тогда презентацию для школьников, и прежде чем выключили свет, заметила мужчину, который в одиночестве сидел в заднем ряду и казался тут слегка неуместным. Волнистые темные волосы, очки в тонкой серебристой оправе и синий, доверху застегнутый пиджак. Едва свет зажегся вновь, мой великолепный зритель поднял большой палец в знак одобрения.

Я предложила школьникам прокомментировать увиденное. Комментариев не последовало. Преподаватель искусствоведения, тощая брюнетка с короткой челкой, задала несколько элементарных вопросов, словно компенсируя недостаток интереса со стороны учеников. Когда прозвенел звонок, школьники рванулись в коридор, толкаясь и грохоча. Этот внезапный взрыв активности обдал меня волной неприятных запахов — дешевые духи, лак для волос, подростковый пот. Когда шум утих, мужчина, сидевший в заднем ряду, встал и подошел к кафедре.

— Отлично выступили.

— Не расточайте комплименты зря.

— Честное слово, работать с детьми нелегко. Вы хорошо держались. — Он протянул мне руку: — Джейк.

— Ничего, что вы здесь во время урока?

— Сейчас у меня свободное время. Не сидеть же безвылазно в учительской.

И вдруг свет погас, оставив нас в темноте.

— Бюджет, — объяснил Джейк. — Везде установлены автоматические таймеры.

Аудитория была пуста, если не считать нас двоих. Мы одновременно потянулись закрыть объектив проектора, и когда наши руки соприкоснулись, между ними сверкнул разряд статического электричества.

— Искры, — заметил Джейк.

Я улыбнулась. А может быть, искра?

Мы пробирались по переполненному коридору, мимо нагромождения рюкзаков и мобильников. Мир бушующих феромонов, непредсказуемый и опасный — в любую минуту кто-нибудь из школьников мог вытащить нож или пистолет. Тощий подросток в мешковатом свитере поздоровался с Джейком за руку; девочка в кожаной мини-юбке послала воздушный поцелуй; несколько учеников громко окликнули по имени. Интересно, как он ухитрился заслужить их доверие? Мне никогда не нравились подростки, даже когда сама была таковой, и, надо сказать, неприязнь оказалась взаимной: сверстники, разумеется, видели насквозь эту противную Мейсон, чувствовали отвращение и страх.

— Какую дисциплину преподаете? — Чтобы избежать столкновения с телевизором, который катил по коридору лысый толстяк, пришлось остановиться.

— Философию.

— Вам нравится?

— Если честно, у меня всего несколько часов философии в семестр. В остальное время даю историю Америки и тренирую футболистов.

— Человек эпохи Возрождения.

— Точнее, солдат удачи. А кто вас в это втянул?

— В минуту помутнения рассудка я согласилась участвовать в проекте «Художники — школе». Правда, рисовала себе это несколько иначе. Думала, придут славные маленькие третьеклашки в спортивных костюмчиках, с косичками…

— И какой жанр фотографии предпочитаете?

— Любой, лишь бы платили. В основном работаю на вечеринках и свадьбах, иногда занимаюсь ретушированием.

— Мама была фотографом, — улыбнулся Джейк. — Поезда, ландшафты, безлюдные улицы. Не более чем хобби, но у нее здорово получалось. Всегда жалел, что не унаследовал от нее этот удивительный талант.

Из тускло освещенного здания мы вышли на улицу. Отсюда, с парковки, можно было разглядеть океан в отдалении и туман, опоясывающий город, — белое ожерелье вокруг ослепительно синего пятна. Джейк убрал проектор в багажник моей машины, пожал руку и сказал:

— Ну что ж, здесь и расстанемся.

Видимо, думал, что начну возражать, но прошло уже столько времени с тех пор, когда я в последний раз напрашивалась на свидание, что у меня совершенно вылетело из головы, как это делается.

— Спасибо за помощь, — кивнула и мысленно приказала ему попросить мой номер телефона. Вместо этого Джейк неуклюже отсалютовал и зашагал прочь.

Я уже включала зажигание, когда он вернулся и наклонился ко мне.

— Погодите. Вы не заняты завтра вечером?

— Если честно, у меня два билета на бейсбол.

Джейк был удивлен:

— Правда?

— Встретимся у памятника в половине седьмого.

— Буду.

Помахала на прощание и тронулась. По пути домой то и дело рисовала себе его руки и вспоминала, как трогательно он поворачивает при ходьбе правую ногу мыском слегка внутрь.

Когда урочным вечером я подъехала к статуе Уилли Мэйса[1], Джейк уже ждал. Мы поужинали хот-догами и жареной картошкой. Он задавал десятки вопросов и каким-то чудесным образом вынудил меня перечислить места прежней работы, назвать имена бывших парней, рассказать о коллекции дисков и даже вспомнить имя золотистого кокер-спаниеля, который был у меня в семь лет. Ни я, ни Болфаур практически не обращали внимания на игру.

После восьмой подачи я стряхнула крошки с коленей:

— Похоже на собеседование.

Джейк пожал плечами:

— Всего лишь задаю необходимые вопросы.

— Хочешь взять на работу?

— А нужна?

«Гиганты» оторвались на восемь очков.

— Ты за рулем?

— Да.

— Отлично, отвезу тебя домой.

Потом долго стояли на улице перед домом и болтали о пустяках; никто из нас понятия не имел, как закончить свидание. Через несколько минут Джейк сунул руки в карманы и опустил глаза:

— Ты любишь детей?

Мне стало смешно.

— А ты не слишком торопишься? Мы ведь даже не целовались.

Он обнял меня за талию, притянул к себе и неторопливо поцеловал.

— Вот, пожалуйста. Барьер преодолел.

— Совсем как в фильме «Энни Холл». Когда герои возвращаются с первого свидания и парень целует девушку лишь для того, чтобы поскорее с этим покончить и чтобы потом уже не было так неловко.

— Мой самый любимый фильм у Вуди Аллена. Нет, второй любимый. Первый — «Преступления и проступки».

Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, смущенно улыбаясь, и меня вдруг охватило то удивительное, приятное ощущение, которое всегда находит, когда чувствуешь к собеседнику явную симпатию.

— А если серьезно, — настаивал Джейк. — Как ты относишься к детям?

— Меня еще не спрашивали об этом на первом же свидании.

— Предпочитаю играть в открытую.

— Конечно, очень хочу однажды завести ребенка. Но пока время не поджимает, если ты об этом.

Он снова меня поцеловал, на этот раз дольше, одной рукой прихватив за талию, а второй поддерживая локоть — так мило и знакомо. Прошел год с тех пор, как я порвала со своим парнем. Наши отношения закончились весьма скверно, полночные звонки надоедали месяцами, а когда Джейк меня поцеловал, как будто рухнула некая преграда.

Он запустил пальцы в мои волосы, потом откинул их за плечо.

— Предположим, ты встретила умного славного парня…

— Знаешь такого?

— И предположим, у этого парня есть дочь. Он бы тебе не разонравился?

Я не отводила глаз, пытаясь понять, шутка это или нет, но «умный славный парень» оставался весьма серьезен.