Сегодня посреди природного и урбанистического мусора нет ни единого морского ежа. Песок покрыт липкими черными пятнами, в воздухе пахнет гудроном.

Примерно в полумиле ниже по пляжу замечаю двух девочек, сестер, примерно десяти и одиннадцати лет. Обе босы, в закатанных до лодыжек джинсах, собирают ракушки у кромки воды.

— Где ваши родители? — спрашиваю. — Вы ведь не одни?

Старшая девочка берет младшую за руку. Они перестают смеяться и идут прочь, глядя на меня с недоверием. Озираюсь, но не вижу поблизости взрослых. Кто позволил детям гулять здесь одним?

Перехожу двухполосное шоссе и захожу в общественную уборную — ту самую, которую так неистово обыскивала в день исчезновения Эммы. У раковины приводит себя в порядок бездомная женщина. Рядом на полу — предметы туалета: пластмассовая расческа, кусок мыла, новая губная помада и маленькая коробочка пудры. Движимая силой привычки, вытаскиваю из кармана фотографию.

— Я ищу маленькую девочку.

Женщина быстро смотрит на снимок и возвращает.

— Все мы кого-нибудь ищем.

Пересекаю Ла-Плайя, держа курс на поворотный круг, где, наподобие гигантской сороконожки, стоят автобусы, вернувшиеся из рейсов. Ветер с океана заносит мне за шиворот песок. Слышу грохот волн, чувствую соленый запах, предвещающий дождь. Столики уличного кафе на Ява-Бич пусты, не считая пожилого седобородого мужчины, читающего книгу в потрепанной обложке. Зайдя внутрь, заказываю кофе. Заказ исполняет рослый официант по имени Дарвин. Он лыс и носит на запястье желтую шерстяную нить — в память о брате, воюющем в Ираке. Дарвин всегда на месте, и я даже начинаю задумываться — а не живет ли он на Ява-Бич?

— Есть хорошие новости?

Качаю головой.

— Вот несколько листовок, — выкладываю тонкую пачку на прилавок. Уже в девятый раз снабжаю ими Ява-Бич — каждую неделю в течение последних двух с половиной месяцев.

Иду по Сорок восьмой авеню, минуя улицы, названные в алфавитном порядке — Киркхэм, Лоутон, Морага, Норьега, Ортега, Пачеко, Ривера, Сантьяго. Мне всегда нравился район Сансет, с его красивыми названиями, которые будто сами скатываются с языка. Сворачиваю налево, иду по направлению к спортивному магазину, ощупывая лежащий во внутреннем кармане куртки конверт. Я частенько бывала здесь со своим серфингистом — с тех пор, кажется, прошла целая вечность. Он заходил в магазин лишь затем, чтобы поболтать, пощупать доски, поглазеть на ветеранов серфинга и послушать их байки о том, как ловили волну в пятидесятых — шестидесятых — никаких гидрокостюмов, только плавки. А в парнях помоложе, что слонялись по магазину в джинсах и шлепанцах, было нечто пугающее. Они говорили на сленге, не смотрели собеседнику в глаза и вообще как будто прилетели с другой планеты. Даже в этом городе туманов ребята умудрялись оставаться подтянутыми и загорелыми, а их волосы стали жесткими от морской воды. Половина «инопланетян» смахивала на неудавшихся манекенщиков, и все они, по первому впечатлению, вели беспорядочную половую жизнь.

За прилавком в магазине стоит миниатюрная девушка с длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. На ней футболка с растянутым воротом, в носу — крошечная голубая сережка. Она улыбается, когда я подхожу.

— Привет.

Интересно, сколько ей лет. Восемнадцать? Девятнадцать? Не умею определять возраст на глаз и почти всегда ошибаюсь — возможно, потому, что сужу скорее по размерам.

— Привет.

Вытаскиваю из кармана конверт, вынимаю два рисунка и кладу рядышком на прилавок.

— Вы не видели этих людей?

— Ого! А вы из полиции?

— В общем, нет. Так что эти двое?

Девушка несколько секунд рассматривает рисунки.

— Нет. А кто это?

— Парень — серфингист. Чуть больше двух месяцев назад его видели на Ошен-Бич. Путешествует вместе с женщиной. Может быть, повесите портреты здесь и поспрашиваете у покупателей?

— Ладно.

Я понимаю, что ей не восемнадцать. Двадцать три или двадцать четыре как минимум. Когда она улыбается, от глаз разбегаются едва заметные лучики. На безымянном пальце, чуть выше ногтя, крошечная вмятинка.

— Я Тина, — представилась продавщица. — Но друзья называют меня Гуфи[7].

Улыбаюсь, как будто все ясно, но Тина понимает, что это не так.

— Это потому, что у меня стойка гуфи.

Я киваю, она смеется.

— Вы не поняли, да?

Тина раскидывает руки, будто стоит на доске, правая нога впереди.

— Ну видите? Я — гуфи. Как Фрида Замба. Она мой кумир.

— О…

Гуфи по-своему привлекательна, даже несмотря на то что верхний резец растет неровно, под углом к остальным.

— Играете в детективов?

— Пропала маленькая девочка.

Рассказываю про Эмму и тот день на пляже, когда ненадолго посмотрела в сторону — но этого оказалось достаточно.

— О Господи! — говорит Тина. — Ужас какой.

Продавщица ненадолго замолкает, а потом продолжает:

— Как же, помню этот день.

— Простите?

— Помню этот день. Я смотрела вечером «Новости». И еще подумала, как все странно.

— Почему странно?

— Море было совсем спокойное, волны очень маленькие. Такое на Ошен-Бич редкость, а передавали, будто девочка утонула.

— Как это понимать?

— Случись все в другой день, было бы не так странно, но тогда… Утром я ходила на пляж с Другой Тиной. Мы так и зовем ее — «Другая Тина», потому что меня тоже зовут Тина, пусть даже все говорят «Гуфи». Ну, не важно. Так вот, с Другой Тиной пошли покататься, и нам пришлось сидеть на досках и ждать волны. Наверное, часа два сидели. В наших краях лето не самый классный сезон для серфинга. Иногда приходишь на пляж и понимаешь — шансов поймать волну практически нет. Но вся суть в том, что такое обычно бывает в Рокэуэй и Аньон-Нуэво, но не на Ошен-Бич. Значит, сидели две Тины на досках и качались на волнах, вверх-вниз, и такой спокойный день выдался, даже удивительно. А потом услышала сирену, посмотрела на пляж и увидела патрульную машину. Так странно… Подумала, что кого-нибудь застукали на парковке с наркотой, следом появился спасательный катер, и тогда с Другой Тиной подплыли к берегу. Коп спросил нас, видели мы кого-нибудь подозрительного. Сказали правду — нет, не видели. И тогда он пригласил Другую Тину на свидание. Это уж вообще ни в какие ворота не лезло, учитывая ситуацию. — Гуфи поправляет волосы, заново собирает в хвост и говорит: — Хотя я, конечно, не спец.

— Но разбираетесь в воде.

Она смотрит на мои руки. Я расковыряла себе ноготь, и теперь палец кровоточит. Тина достает салфетку из-под прилавка и прижимает к ранке.

— Это нервы, — усмехаюсь.

— Да, я знаю воду, — говорит Гуфи. — И поэтому мне кажется, дело обернулось как-то иначе. То есть, конечно, Ошен-Бич — опасное место, и все такое, но обычно, если кто-нибудь тонет, виноваты волны. Так бывает почти всегда. Хорошо помню, как сидела тогда с Другой Тиной и думала: «Странно как-то».

— Это самые лучшие новости за долгое время, — говорю. — Я никогда не верила, что Эмма утонула, но никак не могла доказать свою правоту. Может быть, ваши слова убедят остальных.

— Надеюсь, вы ее найдете. — Тина улыбается, демонстрируя неровные зубы. — Куда теперь?

— В парк.

— Пойду с вами. Пять минут назад у меня начался перерыв, собираюсь перекусить в «Бэшфул». Бывали там когда-нибудь?

— Кажется, нет.

— Уж наверняка запомнили бы. Подождите на улице, только куртку возьму.

Так приятно не быть одной, просто ощущать кого-то рядом! Я сейчас все время провожу одна и, возможно, даже начала постепенно утрачивать способность к нормальному разговору. Ограниченность нынешних горизонтов превратила меня в человека, которого я ни за что не потерпела бы рядом с собой в обычной жизни.

— Давно занимаешься серфингом? — Очень приятно спрашивать, приятно вести легкую беседу с кем-нибудь вроде Тины, которая не осуждает, не видит во мне человека, на чьей совести фатальная, непростительная ошибка. Незаметно мы перешли на ты.