Перестал смахивать слезу, когда подошел почти к крайнему, среднего роста, ловко сбитому, мускулистому генералу. Выразительное лицо. Большой, с горбинкою, нос и черные живые глаза.

— Никак, князь Петр? — Суворов опередил Розенберга и обнял Багратиона. — Конечно же это ты, орел! Помнишь Очаков? А Прагу? Здесь, говорят, что ни город, то крепость. Вот тебе их и брать! Дай я тебя поцелую — в глаза, в лоб, в губы.

Багратион зарделся:

— С вами, ваше сиятельство, я готов штурмовать небо. Только прикажите!

— Хочешь, чтобы приказывал? Приказывать — моя обязанность как главнокомандующего. На тебя же, князь Петр, у меня иной расчет: ты и без приказа будешь у меня впереди всех. Разве не так?

От лица Багратиона враз отлила кровь — так он взволновался. Но скулы вновь порозовели:

— Спасибо, от души спасибо, ваше сиятельство, за эти слова. За доверие. Это — как получить благословение отца.

Теперь почему-то вновь у Суворова покраснели веки, и на впалую, желтую щеку скатилась слеза.

— Я стар. Слаб. А замена — вот она. — Смахнув слезу, бросился в крайний угол зала — и оттуда Розенбергу: — Ваше превосходительство! Мне бы два полчка пехоты и два полчка казачков. А?

Командир корпуса недоуменно втянул голову в плечи. Потом попытался улыбнуться:

— Так ведь в воле вашего сиятельства все войска. Которым прикажете?

Фельдмаршал снова приблизился, повторив:

— Только два пехотных полчка и два — казачьих.

Розенберг, продолжая улыбаться, развел руками:

— Готов вместе с вами просмотреть роспись всех полков и батальонов. Смотря какую цель имеете в виду, ваше сиятельство. Коли цель — разведка, можно, с вашего позволения, и с меньшими силами…

Суворов нетерпеливо перебил:

— Далеко ли противник? Кто им командует?

— Шерер.

— А-а, этот генерал-квартирмейстер? Чего же ждать? Пока он, каптенармус, все солдатские пуговицы перечистит?

Розенберг уже перестал улыбаться:

— План операции, как известно вашему сиятельству, составляет гофкригсрат. Река Адда, по его указанию, — наш рубеж…

— Гоф-кригс-рат! — раздельно, по слогам повторил Суворов. — Немогузнайки, канцелярские, штабные крысы!.. Что ж, коли война — будем и с ними драться…

Рано утром следующего дня Суворов объехал войска и вновь собрал генералов.

— Так как же, милейший Андрей Григорьевич, — фельдмаршал снизу вверх заглянул в лицо генерала, — надумали насчет двух полчков?

К Суворову подошел Багратион:

— Мой полк готов, ваше сиятельство!

— Так ты понял меня, князь Петр? Понял? А кто еще с тобой?

— Вызвался командир сводного гренадерского батальона подполковник Ломоносов и майор Поздеев с полком донских казаков.

— Тогда — с Богом! Иди и готовь их. Завтра тебе с ними — в бой. Твой отряд — авангард. А за тобою — я. Со всеми нашими и австрийскими войсками. Но ты — сам себе голова. Только — вперед. И помни: голова хвоста не ждет.

В две недели армия Суворова разметала передовые отряды французов. Шерер потерял семь тысяч человек. То был разгром почти всей французской группы войск в Северной Италии. Старого, дряхлого генерала, которого вот-вот мог хватить апоплексический удар, сняли с должности и заменили молодым генералом Жаном Виктором Моро. О нем ходила слава как о первом сопернике самого Бонапарта.

Русские и австрийцы к этому времени были уже на противоположном берегу реки Адды. Дорога к столице Ломбардии — Милану — была полностью открыта.

Моро, как Бонапарт, как другие лучшие генералы Директории, считал главной основой победы молниеносное нападение. Так он и Бонапарт действовали до сих пор, и так они совсем недавно, три года назад, завоевали Италию и поставили на колени Австрию. Но теперь с тою же быстротою победители обратились в побежденных.

Лавры одного из блистательнейших генералов Франции Моро мог безвозвратно потерять, и потому он призвал к себе корпус Макдональда с юга Италии. Этим маневром должно было спасти не только сами французские войска, но закрыть путь к Парижу через Швейцарию, до которой было рукою подать. Туда — знали французы — шел из России на помощь Суворову корпус Корсакова.

Суворов не был бы гением, если бы не понял опасности соединения Моро и Макдональда. Он тут же выдвинул план: отрезать Моро от дороги на Геную через Нови и Бокетту и разбить эти оба корпуса по частям.

В армии Суворова было восемьдесят шесть тысяч человек. Причем русские силы составляли лишь третью часть. Две трети — австрийцы. И хотя император Франц присвоил русскому фельдмаршалу звание фельдмаршала Австрии, он все же обязан был выполнять решения гофкригсрата — высшего военного совета союзников.

Ему докладывали из Вены: не беспокойтесь, скоро мы вышлем «Орд де батайли» — в соответствии с ним вы и продолжите военные операции.

Меж тем в середине апреля казаки авангардного отряда Багратиона окружили Милан. Узнав, что следом, в двадцати верстах, и вся суворовская армия, гарнизон бежал. Казаки гнали французов, пока те не попадали под острыми саблями или, обезумев, не разбежались кто куда.

Русский фельдмаршал не сразу въехал в ломбардскую столицу, а приурочил сие торжество к светлому дню Пасхи.

Три года назад в Милан с триумфом въезжал молодой, с длинными, до плеч, жгучими черными волосами и желтым неподвижным лицом угрюмый генерал. То был Бонапарт. Его ждали. Но весь его вид, небольшой к тому же рост, совершенно не соответствующий ореолу победителя, скоро охладили пыл горожан.

Русского фельдмаршала ожидали увидеть под стать его казакам — бородатым капуцинам в черных длиннополых кафтанах. И вдруг увидели неряшливо Одетого тощего старичка на низенькой, неказистой лошаденке. Чулки его были приспущены на невысокие, давно не чищенные сапоги, пуговицы на панталонах расстегнуты. К тому же он как-то нелепо размахивал руками и что-то выкрикивал на своем варварском языке.

Перед собором он слез с лошади и пал ниц, прокричав:

— Пособи мне, Пресвятая Дева, покарать цареубийц и врагов Бога!

Из дворца, где он должен был остановиться, уже вынесли почти всю богатую мебель и зеркала и нанесли в его опочивальню сена.

Чуть в стороне от свиты находился Багратион, на лицо которого иногда набегала небольшая тучка.

— Знаю, князь Петр, о твоей ране. Ноет нога? Велю Прошке сменить тебе повязку да промыть настоем трав. Меня он не раз так выхаживал. А пока не затянется рана, будешь жить у меня. Сам рвусь с орлами далее, да проклятый гофкригсрат велит погодить до получения диспозиции.

В самой большой комнате дворца собрались русские и австрийские генералы. Среди них — француз, генерал Серюрье. Он поклонился Суворову:

— Ваша атака Адды была бесподобной, ваше сиятельство маршал Суворов! Однако — слишком уж смелой, если не сказать рискованной.

— Что делать? — не скрывая иронии, произнес полководец. — Мы, русские, воюем как умеем — без правил и без тактики. Я еще из лучших. А вон князь Багратион, которому вы отдали свою шпагу… Помилуй Бог, у него — ни планов, ни проектов заранее. Воюет, словно маэстро музыку слагает — как Господь на душу положит. А вот с одним полком и горсткою казаков расколошматил целую дивизию, коею вы, генерал, предводительствовали.

Быстро, с благословения Суворова, сколотив авангардный отряд, Багратион начал свой первый бой в Италии атакою крепости Брешиа. Двенадцать: часов он штурмовал стены замка и взял город в штыки. Более тысячи французов попали в плен, среди них оказались полковник и тридцать четыре других штаб- и обер-офицеров. Среди же боевых трофеев — сорок шесть пушек. И совсем уж чудо: с русской Стороны — ни одного раненого и убитого!

Но голова, не поджидая хвоста, двигалась все вперед. Князь Петр уже был у Бергамо, преследуя неприятеля, в панике оставлявшего свои позиции.

В самом деле, он, русский генерал, принимал решения на ходу. Так, чтобы упредить бегущих и перерезать им путь к отступлению, Багратион повелел казакам взять к себе на лошадей по одному егерю-стрелку. Расстояние было небольшое, лошадей не загнали двойною ношею, а поспели к делу вовремя.