После недолгого молчания, видимо поняв, что никто, если не он, опять заговорил Сартаков:

— Это нужно выяснять, товарищ Сумрачный, работать. Нужно время.

— Как вы собираетесь решить проблему?

— Самое лучшее, что я думаю — это найти Пашкевича и доставить его в Москву, где бы он ни был.

— Кого отправите на поиски? — Сумрачный перестал смотреть на Сартакова, делая вид, будто читает бумаги на столе.

— Еще не знаю.

И после — опять тишина, напряженная, давящая и нервная.

— Ладно! — в конце концов сказал Сумрачный — сделаем так. Президент не доволен случившимся, но… Но Премьер на нашей стороне, он бывший разведчик и знает, что случаются и провалы. Аргумент в вашу пользу — все-таки подрыв трубопровода был. Премьер, я думаю, завтра, когда мы пойдем по вашему делу к Президенту, вас прикроет, во всяком случае, утром по телефону, я так понял, он сказал что собирается это делать. Так что все будет по-старому. Думаю. Вы — ищите вашего Пашкевича. Мы — прикрываем вас у Президента.

После Сумрачный еще немного помолчал:

— И, кстати, что там с деньгами? Товарищ Приятель, вы ведь вроде ответственный за деньги?

— Да. — Ответил Приятель. — Агенты в республике не получили денег, потому что не выполнили задания, а договор был такой, что деньги выплачиваются за выполненную работу, кроме агента, которого вел Андрей Земсков.

— Ясно. Андрей! — Сумрачный обратился ко мне — что там с деньгами?

Теперь настал мой черед отвечать:

— С агентом Мафусаилом возникла неприятная ситуация — заговорил я, стараясь придать голосу побольше уверенности, отчего тот запищал — он достал оружие, пистолет, стал мне угрожать, так что мне пришлось ему отдать деньги. После Конверт с деньгами он заткнул себе за пояс, но пока мы были на месте, Арзумян, простите, Пашкевич, подъехал к нам на машине с другими людьми из спецслужб Маленькой Республики — и они застрелили Мафусаила. Под плотным огнем я не смог подобраться к Мафусаилу, так что деньги остались у него, а я ретировался на машине Мафусаила в Тыбы-э-Лысы.

— Так значит, было дело.

— Да.

— Товарищ Приятель — вы поручаетесь за Земскова, что все именно так и было?

— Проверить Андрея я никак не могу — ответил Сумрачному Приятель Сартакова — но уверен в Земскове как в самом себе! Да, я поручусь за него, все было так, как он говорит.

— Значит, спишем все на издержки! Хорошо! — лицо Сумрачного как будто просветлело — тем более что благодаря Андрею наше задание не провалено полностью.

— Так точно!

Когда мы покинули кабинет Сумрачного, а я шел впереди всех, меня нагнал Сартаков, и, потеребив за плечи, громко прошептал на ухо:

— Андрюха! А теперь с чистой совестью мотай в отпуск!

Тем не менее была еще одна небольшая накладка. Вечером, когда я уже собрался уходить с работы, ко мне зашел Приятель Сартаквоа:

— Ну что? — спросил он меня пристально глядя мне в глаза — и что же вы, молодой человек, мне ничего не рассказываете?

— О чем?

— Ну… о деньгах! О чем же еще? Я понимаю, конечно, что ты молодец, сумел словить момент и хапнуть немного деньжат, но сам понимаешь, если я главный ответственный за них, и поручаюсь за тебя — с тебя причитается?

Я начинаю ему разглагольствовать о том, что, дескать, все было как я сказал Сумрачному, но Приятель только смеется:

— Мне все Посол передал. Так что… деньги еще не потратил?

— Нет.

— Десять процентов.

Понимая, что не отвертеться, тем более Приятель меня прикрывает, я отвечаю, что «хорошо». Дружески хлопнув меня по плечу, Приятель удалился восвояси, на ходу что-то насвистывая.

Следующим утром я отношу причитающееся Приятелю, а он форсит, взяв конверт даже не смотрит, сколько там, не пересчитывает, хотя, впрочем — зачем?

И после, уже со совсем спокойной совестью собираюсь уже было идти домой, как на мой мобильный поступает вызов от «Unknown».

Моему удивлению нет предела. Я смотрю на свое отражение в витрине магазина «Библиоконус», и меня настораживает, отчего моя челюсть еще не отвисла:

— Але! — говорит голос на «другой стороне» — это Андрей? Андрей?

— Да, это я — отвечаю я, узнав голос Арзумяна-Пашкевича, — что вы хотите?

— Андрей, я хотел бы с вами встретиться, мне очень нужно с вами поговорить.

Я перехожу на шепот:

— Пашкевич! Да вы хотя бы понимаете, во что вы влипли? И как после всего произошедшего вы смеете мне предлагать с вами встречаться?

— Понимаю. Наверняка вы меня считаете врагом, но, уверяю вас, это далеко не так.

Я мнусь, обещаю перезвонить, сбрасываю вызов, но едва я это сделал — Пашкевич звонит вновь:

— Э нет, брат, шутишь! Не надо начальству про меня докладывать — понял?

— Почему именно я, Дмитрий?

— А вы на новенького, вы мне интересны, остальных я-то знаю как облупленных! — Пашкевич натужно смеется — Ну так что? Вы готовы встретиться со мной?

— Хорошо, но… когда и где?

— А вот прямо сейчас в «Доме на Брестской» — слабо?

Я обещаю Пашкевичу быть как только смогу.

— Как только сможете? Да тут минут двадцать на метро!

— И еще пятнадцать — пешком от метро!

— Хорошо, полчаса! И пожалуйста, никому не говорите — это очень важно, прежде всего для вас. Я с вами намерен поделиться кое-какой информацией по вашим начальничкам, так что если они узнают, что вы беседовали со мной, то, вполне возможно, захотят вас как-то поприжать, потому как таким образом вы станете для них, может статься, опасным человеком!

От таких заявлений мне становиться уж совсем не по себе, но любопытство, пересилив страх, заставляет меня двигаться в указанном направлении.

Минут через сорок после этого разговора я оказываюсь в «Доме на Брестской», и, как мне говорил Пашкевич, поднимаюсь на третий этаж, как раз туда, где располагается деревянный макет центра Москвы. Вокруг этого макета выставляются разные экспозиции художников и фотографов.

— Сюда! Сюда! Андрей! Повернитесь! Я вас вижу! — звонит снова мне на мобильный телефон Пашкевич — вот! Вот он я! Я вам рукой машу!

Повернувшись, я наконец замечаю Пашкевича и направляюсь к нему.

— Пожалуйста, встаньте здесь — говорит он мне уже не по телефону, когда я подхожу — вот сюда — я оказываюсь в центре большого черного круга с белой пентаграммой, изображенной на пленке, лежащей на полу — пожалуйста!

Я оборачиваюсь, разглядывая, что вокруг, снова, как год где-то назад созерцая некое «творчество» похожее чем-то на то, что я уже видел в ЦДХ на выставке, посвященной Сатане, только значительно в меньшем масштабе.

Итак, тут на небольшом клочке пространства на полу и стенах висят, изображенные белым на черном, на пленке, пентаграммы и изображения козлиной головы.

Тогда я вновь поворачиваюсь лицом к Пашкевичу, и несколько минут с удивлением смотрю как тот держит в руках какой-то небольшой сосуд, похожий формой на амфору, только значительно меньший по размеру, черного цвета и с пробкой.

Пашкевич вынимает пробку из сосуда, потом что-то шепчет в сосуд и смотрит на меня. Сделав так, он повторяет свои непонятные мне действия снова — и опять смотрит на меня:

— Ах! Что-то ничего не получается — говорит он мне и проделывает то же самое в третий раз — что же происходит?

— А что вы ожидали? — Я мнусь с ноги на ногу, чувствуя небольшое смущение от созерцания происходящего, будто в чем-то провинился — Вы вообще — чем сейчас занимаетесь?

По лицу Пашкевича видно, что он чем-то сильно удивлен:

— Да так… ничем! Ничем! Просто вот у меня сосуд с благовониями из Египта, понимаете ли, так вот я удивляюсь — запах совершенно испарился…