Первым делом, подойдя к его подъезду, я поздоровался с ним, после чего побежал к ждавшей невдалеке нашей машине, поздоровался с водителем и показал ему, куда подъехать.

Когда машина подъезжает уже непосредственно к подъезду, Льнявый несколько приободряется:

— Ух ты! — говорит он мне, будто никогда не ездил на джипах — джип! Да еще и с мигалкой!

— Ну да — отвечаю я — с проблесковыми маячками, иначе по пробкам да в центр за два часа мы не доберемся.

Я демонстративно учтиво открываю перед Михаилом дверь, после чего смотрю наверх — в окно его квартиры, в котором напряженно-тревожно наблюдая за нами смотрела его жена. Увидев же, что я ее заметил, и даже помахал ей рукой, она отошла от окна и исчезла.

Даже с мигалкой по пробкам пробираться увы, не просто. Обычные граждане, едва завидев проблесковые маячки нашей машины, кажется, что изо всех сил начинают нам мешать двигаться.

Чтобы хоть как-то скрасить это тяжелое продвижение почти с боем вперед, я, предварительно закрыв стекло, отделяющее водителя от пассажиров, завожу с Михаилом разговор:

— Я вчера не сказал вам, Михаил, о чем в Администрации пойдет разговор…

— А что? — насмешливо отвечал Льнявый — разве меня вызывают не на ковер — разбирать мое неприглядное поведение?

— Об этом ничего не могу сказать… — я немного в замешательстве, не знаю, встречался ли Льнявый ранее с Сумрачным — может они вообще — с ним приятели на короткой ноге?

— Нет, по моим сведениям — нет. Даже более того — на сколько я знаю, речь пойдет о вашем повышении, существенном, до главного редактора Первой Кнопки.

Льнявый аж подпрыгнул!

— Да? Что вы говорите!

— Не спешите, Михаил, это только то, что знаю я, а я человек маленький, мне, сами понимаете, знать много не дано.

Льнявый слегка подуспокаивается.

— И еще… — я наклонившись к уху Льнявого, и после почти шепчу — вашу кандидатуру предложил, а потом слегка… скажем так… продавил Сумрачному товарищ Приятель Сартакова.

— Да что вы говорите?! Ого! И что теперь? Я ему буду обязан?

— Думаю — да.

Льнявый слегка хмурится, будто что-то вспоминая:

— Ну да. Приятель Сараткова. У него Сартаков как раз начальник. Помню-помню. Они курируют старые вооружения, еще с эпохи СССР-а оставшиеся, и вот как раз Приятель-то этот и занимается сбагриванием, желательно не бесплатным, старых ППШ, со складов еще сталинских времен, а Сартаков занимается старыми «калашами» и РПГ. «Калаши» тоже еще со сталинских времен оставшиеся. Старые то есть, очень, очень старые!

Мы немного молчим, но Льнявый, видимо ну никак не может удержать в себе всю информацию, которой обладает по Сартакову и его Приятелю:

— Сейчас они как раз в Африке вооружают одновременно две друг с другом воюющие группировки. Неравномерно вооружают. Одних — ППШ автоматами, вернее пистолетами-пулеметами, а других — «калашами». Неравенство вооружений компенсируется тем, что те, у кого ППШ — более многочисленны. Те же, что с «калашниковыми» наверняка нуждаются в гигантских количествах патронов к ним.

— Почему вы так думаете?

— Потому, что чем больше расстояние до противника — тем труднее попасть. А подходить к врагу на расстояние эффективной прицельной стрельбы ППШ они вряд ли хотят. Я-то этих африканцев знаю! Они горазды лишь баб насиловать и детям головы отрубать!

Мы снова молчим, но через минуту — другую Льнявый снова разбивает паузу:

— Значит цель у них — чтобы африканцы как можно в больших количествах положили друг друга! — говорит он мне и тяжело вздыхает.

Худо-бедно, но к одиннадцати тридцати мы кое-как приковыливаем к зданию на Старой площади.

Все проверки занимают не много, не мало — двадцать минут, пока мы оказывается в предбаннике (с секретаршей) кабинета Сумрачного. Тут на месте нас просят подождать и спрашивают меня, пойду ли я в кабинет с Льнявым.

— Нет — отвечаю я секретарше, внутренне радуясь, что Льнявого в Администрации точно ждут, и в назначенное время у него точно должна быть беседа с Сумрачным (признаться, мне почему-то все это до последнего момента казалось блефом). — Я уйду, как только товарищ Льнявый пройдет в кабинет к Сумрачному.

Некоторое время мы рядышком сидим на большом диване напротив дверей кабинета Сумрачного, а с противоположной стены на нас ласково взирает Президент, изображенный на парадном портрете, и меня даже как-то удивляет, что здесь в него никто не пуляет канцелярскими резиночками.

Но проходят сорок минут — и на пороге оказывается сам товарищ Сумрачный, провожающий до дверей предыдущих посетителей.

— Ах! Михаил! — восклицает вдруг он, едва завидев Льнявого — а вы вовремя!

Мы вместе с Льнявым встаем, нет, даже так — подпрыгиваем и вытягиваемся по стойке «смирно».

Сумрачный ласков и обходителен с Льнявым, и по их обращению друг с другом я понимаю, что они видятся впервые в жизни:

— Молодой человек с вами? — спрашивает Сумрачный Льнявого, повернувшись лицом ко мне, будто спрашивает меня про Льнявого, а не наоборот.

— Молодой человек ээээ… — мнется специально делая паузу Льнявый, и я соображаю, что мне дают возможность самому сказать о себе.

— Нет! — вступаю я, наверное, слишком громко и четко — я по вашей просьбе, переданной мне Приятелем Сартакова сопроводил Михаила к вам! Теперь, думаю, мое задание выполнено.

— Ах, вот оно как! — Сумрачный делает слишком любезное лицо, так что мне становится от этого неудобно и противно — а сам товарищ Приятель Сартакова сейчас…

— Приятель Сартакова сейчас в Африке — сопровождает гуманитарный груз. С товарищем Сартаковым!

И еще где-то через полминуты:

— Я могу идти?

— Думаю да. Хотя… постойте! Где я вас видел раньше? Притом совсем-совсем недавно было дело… вы… Алексей…

— Нет, меня зовут Андрей, Андрей Земсков!

— Ну, хорошо! — Сумрачный многократно меняется в лице от любезного — к еще более любезному — и так далее все любезнее и любезнее, его рот кривится, туда-сюда, дергаясь, в кривой улыбке придворного смешливого шута — тогда, Андрей — до встречи? — Сумрачный протягивает мне руку.

— До встречи! — отвечаю я, пожимая холодную и влажную руку Сумрачного, а затем — теплую и сухую руку Льнявого — приятно было познакомиться!

Из кабинета Сумрачного я выхожу почти чеканя шаг, почти стоевым шагом.

— Вот ж молодежь пошла замечательная — говорит мне во след Сумрачный, обращаясь к Льнявому — но где-то ж я его видел?

Дверь за мной с треском закрывается, на доводчике, и уже более вольно я иду по коридору к лифту — чтобы спуститься к выходу.

Примерно же в три часа дня мне звонит Приятель Сартакова — узнать, как дела:

— Ты передал Льнявому… эээээ… послание?

— Да! Конечно же!

— А в каком он был при этом состоянии?

— Немного уставшем, впрочем, его рукопожатие было сильным.

Приятель Сартакова, как мне представилось, воспринял все правильно, ведь «крепкое рукопожатие» уже давно является для многих неким кодом, объясняющим порой очень многое, если не все.

— И что было потом?

— Утром я подобрал его у подъезда.

— Подобрал? — слышно, как Приятель Сартакова напрягся, наверное даже слегка запаниковав.

— Ну, в том смысле, что он спустился со своего этажа к подъезду, где мы его уже ждали на машине — мне дали на время машину.

— А! Понял! Ну и как он?

— Он? Будто накануне с ним ничего и не случилось…

— Ага…

— Что касается вас — то все как вы и сказали — я явно намекнул Льнявому, кто его продавил Сумрачному.

— Это правильно, а то еще подумает, будто Сумрачный его сам выбрал! Возомнит о себе и в запой уйдет!