* * *
Воскресенье проходит так же сумбурно и смято и пусто-неосмысленно и бесполезно, как и четверг с пятницей. Меня прессует неожиданная смена погоды с сопровождающим такие перекосы скачком давления, но употребление большого количества витаминов вроде как выравнивают ситуацию.
Глотнув кофейку и сделав себе хот-дог я отправляюсь на променад в центр.
* * *
В середине дня метро звенит пустотой, а приближающиеся поезда гонят потоки холодного ветра, заставляя ежиться немногих стоящих на платформах пассажиров.
Я поднимаю воротник плаща и поправляю шарф.
Сев в вагон, устроившись поудобней я мысленно интерпретирую голосовые сообщения, звучащие из динамиков на станциях:
«Осторожно, двери заговариваются».
«Осторожно, двери изгибаются».
«Осторожно, сколько тебе лет, осторожно…»
* * *
Я, как натренированный пассажир просыпаюсь как раз на нужной мне станции. Выйдя из вагона позже всех, вдруг сталкиваюсь с молодым человеком заходящим в вагон, который тут же извиняется:
— Мы с вами ни где не виделись? Сколько вам лет? Как твое имя? — его лицо расплывается передо мной и, понимая, что все это не его слова, и все это мне лишь представляется, я ему отвечаю:
— Все нормально, не беспокойтесь.
* * *
В книжном «Библиоконусе», на Лубянке, я какое-то время размышляю над тем, как собирался во что бы то ни стало сегодня миновать Лубянку, но вот, в конце Тверской улицы задумался, и мои ноги сами привели меня сюда. Я собираюсь отсюда двинуть прямиком в ЦДХ, но в метро сесть не здесь, на площади, а пройдя до Александровского Сада.
Из книг же, которые я видел, брал с полок, а потом читал и листал, меня не заинтересовала, пожалуй, ни одна, кроме «Магии Вуду».
«В конце концов» — размышляю я — «вуду — это всего лишь одна из религий? Почему кто-то смешивает ее с чародейством и волшебством? На Гаити, например, это официальная религия…»
Не найдя более ничего интересного я покупаю эту книгу, хотя, как думается, мог запросто скачать ее из Интернета дома.
* * *
Пока же я ехал от Александровского Сада на метро в ЦДХ — то есть до станции Парк Культуры — читал купленную только что книгу. Даже можно сказать так: я менее читал ее, книгу, нежели рассматривал иллюстрации — которые были в основном никак не связанные с Вуду европейские гравюры ХV-ого — ХVI — ого веков, на которых изображались демоны, ведьминские шабаши и казни все тех же ведьм на костре.
«При чем здесь это?» — спрашивал я себя, а ведьмы, демоны, да и сам Люцифер на иллюстрациях, казалось, оживали, и начинали плясать передо мной в своих странных, нервных и дерганных ритуальных действах.
* * *
В ЦДХ же мне лучше не становится: один из больших залов полностью отдан под выставку работ разных художников, объединенных одной темой: «Дьявол».
Дьявол — такой, дьявол — сякой, со всех сторон на меня смотрят неказистые рожи, которые, как представляется, вроде как должны меня напугать, но мне почему-то не страшно.
Стены зала украшены зачем-то гирляндами светящихся огней, играет готическая музыка, перемешиваясь по ходу с музыкой живой, исполняемой какой-то группой патлатых молодых людей, и с выступлениями так называемых «поэтов» — по большей части в своем творчестве предпочитающих животные звуки — типа блеяния, мычания, конского ржания и свиного хрюканья.
Дьявол, видите ли, управляет адом — смотрю я на картину, где сей супчик восседает на троне посреди полыхающего серой подземного озера. Не совсем мне это понятно, всегда думал, что он там не управлять будет, но мучиться.
Культурный контекст, конечно, понятен — художники малюют то, что видели у других художников — у средневековых, например. Но не нужно ли было ими вначале разобраться в вопросе?
— Вот оно! — восклицаю негромко я, вдруг увидев картину, на которой изображен как раз ритуал, по всем признакам из религии вуду. Молодой человек в цилиндре стоит в центре круга, в котором горит костер и из костра к нему выходит сатана. Молодой человек повернул голову к зрителю и оскалился злобной улыбкой, обнажив чрезмерно длинные серые зубы. Его глаза блестят — то ли это отблеск костра и стоящих вокруг факелов, чаши для горючего масла которых сделаны из человеческих черепов, то ли этот блеск — тот же самый, что и у сатаны. На лице у молодого человека белой краской изображен череп.
* * *
— Нравится? — вдруг слышу я у себя за спиной чей-то голос, и по тому, что этот голос мне знаком, притом воспоминания эти не такие уж хорошие, я немного пугаюсь.
Я не помню, кому принадлежал этот голос, но на уровне ощущений помню ситуацию, в которой тот прозвучал передо мной раньше. И все это мне неприятно.
Я оборачиваюсь.
— Послушай, — обращается ко мне человек, которого я недавно видел на даче, тот самый, что приезжал ко мне на машине и задавал странные вопросы — если ты играешься, то учти — ты очень плохой актер!
После недолгого замешательства я беру себя в руки, и пытаюсь смело ретироваться.
Тем не менее, куда бы я ни пошел, Персонаж был всегда рядом, что достаточно быстро мне это надоело:
— Послушайте — обратился я к этому человеку, резко развернувшись — вы — что? Меня преследуете?
— Я? А по-моему это ты ко мне сам пришел!
— Я пришел не к вам, увы, а на выставку — поглазеть — понимаете?
— Хм… а оказался у меня в гостях! Я устроил эту выставку. Я тебя заметил, как ты вошел и вот — ты из всех работ почему-то заинтересовался именно моей!
— Я не знал, что это ваша картина!
* * *
— Что за книжка? — будто не расслышав моего ответа, не смотря на мое сопротивление, незнакомец вырывает у меня из рук недавно купленную «Магию Вуду»:
— Ого! Вуду? Интересуешься колдовством?
— Нет, послушайте…
— Тогда зачем купил? Дайка посмотрю… — Персонаж минуты две листает книжку, после чего брезгливо морщится и возвращает книгу мне обратно — какая-то белиберда! И причем здесь гравюры пятнадцатого века? Интересно как получается — у меня на картине — вуду, у тебя в книжке — тоже вуду…
— Это не моя книга… То есть не мной написанная!
— Но ты же ее купил?
Я мнусь: «Послушайте, я лучше пойду» — говорю я почти умоляющий тоном. Но Персонаж не унимается:
— Если хочешь что-то узнать о вуду — спроси меня!
— Нет уж, позвольте, я лучше просто уйду. — Я разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, а по ней вниз — к гардеробу.
* * *
Но Персонаж все равно — рядом, он говорит мне что-то про мою память и про то, что, дескать, я попал в переплет, меня долго искали какие-то супчики, и вот теперь они меня нашли и они с меня теперь не слезут.
— Мдя… — отвечаю я — если они такие же приставучие как и вы — то справиться с ними мне будет трудно.
— Не то, что бы трудно, а просто невозможно! Ну, без чужой помощи!
Тогда я одеваюсь и иду к выходу, но меня все равно сопровождают:
— Их много, а ты — один. Что бы ты не возомнил о себе, дорогой, они так расстроены, что заставят тебя плясать под их дудку!
Я выхожу на улицу, но преследование продолжается:
— Послушайте! — я поворачиваюсь к Товарищу Художнику будучи уже и не рад, что пришел в ЦДХ, — идите вы обратно в здание — а? А то тут холодно, ветрено — простудитесь, не ровен час!
— Ха! Взойду на край севера — слышал такое? Я привычен к холоду! А вот ты… если ты не помнишь даже то, что как-то раз обращался ко мне, то я уже и не знаю, что сказать. У тебя что? Перманентная амнезия?
— Да-да, — пытаюсь шутить я — как в том анекдоте: больной! У вас рак и потеря памяти — Ну, хоть рака нет!
Но персонаж лишь брезгливо морщится:
— Ты не поверишь, но я никак не ожидал, что ты окажешься здесь!