Но ангелу все равно:

— Ты уже снедюжил? — спрашивает он меня наигранно-ласково — уже не можешь? — бесы хохочут, будто им счастья привалило — крепись, друг, это только начало!

— Акибел! Тамиел! Даниел! Езекл! — вопит истошно Семъяза — Саракуйя! Батрал! Рамуел! Цакебе! Самсавел! Все сюда! Вот он! Наш мучитель! Тот, кто обрек нас на долгие блуждания в беспамятстве! Вот он он — виновник всех наших страданий! Сартаел! Турел! Идите сюда! Придите и воздайте должное отступнику, обманувшему нас и обрекшему на страдания! Воздайте же со всей полнотой своего гнева предателю! Да будет проклят!

И тут из под земли появились еще ангелы, такие же как и Семъяза — неприкаянные, не служащие ни богу, ни сатане, блистательные, холодные и жестокие.

— Он продрог — говорит, едва проявившись ангел, имя которого звучит в моей голове — Акибел — значит, ему неприятен холод и нам следует поместить его в ледяной ад. Туда, где вьюга и снег, как обжигающий металл!

Акибел поднимает руки, простирая их ко мне и я весь, будто придавленный тяжестью и растягиваемый в разные стороны будто распластываюсь на земле, в то время как моя душа уносится куда-то далеко, на север, туда, куда меня заносила когда-то моя фантазия:

Я, ощущая жуткий мороз с ветром, пробираюсь по снегу в тайный город, некогда построенный ангелами.

— Вот оно! — голос Акибела звучит у меня в ушах — прибежище демонов, слуг сатаны, тех, кого отверг даже сам дьявол, настолько они ему опротивели своей невыразимой жестокостью!

Я в ознобе, беспощадно бьющем меня бреду к тайному входу в город, к скалистым горам, в надежде укрыться там от ветра, и мечтая лишь об одном — только бы ветер утих, хоть на немного, и тогда я, уже не с такими усилиями преодоления, добрел бы до этого мрачного убежища и там, в жару, но смог бы придти в себя, свернувшись калачиком и уснув.

Но не тут-то было!

Едва я, произнеся невесть откуда мне известное заклинание оказываюсь внутри, пройдя через тайный вход в отварившейся скале, как ко мне со всех сторон начинают сбегаться обитатели здешних мест, проклятые, отвергнутые даже князем тьмы, те, кто здесь искал упокоения от самих же себя, и чей тревожный покой я нарушил своим появлением.

Шипя и брызгая слюной, разбрасывая вокруг себя слизь они сползали со стен и потолков, мерцая в полумраке своими красными глазами, горящими адским пламенем.

— Твой удел! Твой удел! Твой удел — шипели злобно они — быть отверженным из отверженных, ибо ты — хуже самого дьявола и даже нас всех, вместе взятых! Предатель многократно худший нежели Иуда, убийца, убивающий души и пронзающий сердца, многократно худший чем Каин!

Я огладываюсь по сторонам, ужасаясь мерзости этих созданий. Но даже они почему-то считают себя высшими существами по сравнению со мной:

— Мы здесь нашли свой покой до дня страшного, от того что справедливого, суда, но ты… ты даже здесь, до дня пришествия будешь обитать отверженным и подвергаться мучениям во имя искупления, которого ты не сможешь добиться и даже не сможешь приблизиться к нему ни на шаг!

Пытаясь скрыться от обуявшего меня ужаса я пытаюсь убежать и спрятаться в бесконечных улицах и проулках этого места, но, куда бы я не бежал я все дальше удалялся от выхода, встречая по пути все большее количество отверженных — здешних обитателей, которые, едва меня завидев, сбегались, пытаясь окружить со всех сторон:

— Ты будешь здесь изгой! Навеки! Пока не настанет час расплаты! — шипят они, оскаливая свои вонючие пасти с зубами, похожими на копья — мы будем здесь ждать дня суда, а ты — уже судиться!

Омерзительные твари! Казалось, еще немного — и они разорвут меня на части, но им, увы, нравилось мучить меня, глядя на мой страх и смятение — еще несколько минут и я понимаю, что все мои попытки убежать заранее просчитаны их извращенными умами — и они просто загоняют меня туда, куда им надо, подальше от выхода, туда, откуда я уже не сбегу.

Убегая наугад, постоянно сворачивая от улюлюкающих радостных толп преследующих и загоняющих меня демонов я наконец оказался в большом зале, накрытом стеклянным куполом, в центре которого, прямо под сводом купола висел большой шар желтого света, от которого исходило тепло, которому, впрочем радоваться мне пришлось недолго.

Демоны, повыскакивав изо всех щелей, подняв на своих омерзительных холодных и склизких лапах — забросили меня в самый центр этого шара, внутри которого неведомая сила растянула мое тело, руки и ноги — в стороны, так, что я даже и пошевелиться не мог.

— Вот эта пыточная камера! — закричал один демон, выделявшийся среди всех остальных особой, чрезвычайной омерзительностью вида — которую ты и твои друзья придумали, чтобы поместить сюда самого бога! Вы и город этот построили, и обустроили его, переделав изначальный проект сатаны — чтобы заманить сюда хитростью самого господа, поместить его здесь — и пытать его, чтобы узнать всю его мудрость, и перенять у него все его знания и опыт! Чтобы потом разлететься в своей гордыне по мирам, и создавать новые, лепя их по собственному разумению, для своих похотей и услад, и стать вечными!

— Ты хуже, чем мы все вместе взятые! — закричал другой демон — мы пошли против господа, и честно воевали с ним, а ты и твои друзья хотели хитростью его одолеть, заключить здесь в темницу, а если бы удалось — и убить его! Сатана просто хотел подражать господу, имея в своем подчинении свой кусок земли, вы же — хотели заменить бога собою! И теперь вы прокляты, а ты — более всех остальных, потому что все, что ты тут видишь — плод твоего больного воображения, израненного долгой войной в небесах!

Я поникаю головой, а демоны, все вместе вмиг превратившись в тени, всем скопом набросились на меня, прошивая насквозь мою душу, и истязуя ее.

— Мы покажем тебе все мерзости, которые творили на земле прежде, чем были сосланы сюда самим сатаной! — гремели в моей голове их голоса — мы заставим тебя, давно сошедшего с ума, терзаться, потерять душевный покой и терзаться мучениями души, от чего к тебе вернется память и ты сможешь вспомнив все признаться в своих преступлениях и тем самым обречешь себя на скорый и праведный господень суд! И это будет длиться ровно столько сколько понадобиться для того, чтобы мы добились своего — и еще время! Мы сломаем тебя! Сокрушим! Твоя вина неоспорима и ты должен ее признать!

Мощными громовыми раскатами заиграла органная музыка, пробиравшая меня до самых печенок, и передо мной, одна за другой, сменяя друг друга в бесконечном безумном прыгающем хороводе стали проплывать сцены совершенных демонами деяний.

Я видел войну с ее преступлениями, террор, запугивание, страшные пытки, целенаправленные унижения, изнасилования — все, что не зная о том, кем ведомы, совершали люди, и притом не в порыве гнева, не от желания мстить — если бы это! А со знанием дела, холодно, безэмоционально и очень, страшно и отточено разумно.

— Воооот! — кричат демоны, переворачивая мои внутренности — и я вижу горы изувеченных трупов, о чьих мучениях перед смертью даже страшно было подумать — вооот! — и происходит то, чего я так боялся — я вижу эти самые мучения…

Меня распющивает, будто катком, но после, спустя время, я замечаю что постепенно перестаю реагировать на все эти ужасы, на ходу черствея. Музыка, ужасная, отражающая саму суть страха, отчаянья и ужаса вдруг начинает мне казаться даже привлекательной и по-своему, извращенно, но приятной.