— Почему, сударь мой, на тебе маска?

— Я не хотел бы испугать ваше величество своим видом. Моё лицо не достойно взгляда ваших глаз, оно изуродовано огнём.

— Глупости! Сними немедленно.

Ален вновь поклонился и снял маску. Все дамы слева от него тихо ахнули, многие отвернулись или закрылись веерами. Но Анна и виду не подала, что удивлена или шокирована его видом.

— Так лучше, — кивнула она. — Нам не нравится, когда не видно лица говорящего. Ведь так? — повернулась она к Бирону.

— Истинно так, матушка, — поклонился он и задал вопрос Алену: — И что можете рассказать нам вы?

Выслушав его подробный рассказ о событиях той трагической ночи в доме графа Кречетова, императрица опять взглянула на Бирона, передавая ему инициативу в разговоре.

— Что ж, это совпадает с тем, что ранее рассказала нам ваша сестра. Но, по сути, и это не доказательство. Вот если бы можно было выслушать кого-то третьего, кто не представляет ваших интересов. Кстати, а самого господина Алексея Кречетова вы не встретили?

— Встретили, — ответил Ален. — Он был крайне удивлён и расстроен, увидев нас обоих живыми. Но, несмотря на это, подписал бумагу, в которой признаёт нас детьми графа Кречетова.

— И зачем он это сделал? — удивился Бирон. — Ведь это равносильно отказу от имущества. Вам не кажется, что это… как-то странно?

— Возможно, он хотел хоть частично загладить свою вину, — пожал плечами Ален. — Или надеялся таким образом заслужить снисхождение суда.

— Суда? Его судили?

— Должны были судить, ваша светлость. По нашим обвинениям бурмистр города Орла отдал приказ об аресте Алексея. Он должен был дожидаться суда в тюрьме.

— Вы сказали «должны были судить». Его отпустили?

— Нет, ваша светлость, Алексею удалось бежать, убив охранника. Его разыскивают, но пока безрезультатно.

Бирон помолчал. Потом сказал:

— Покажите бумагу.

Ален с поклоном протянул ему документ.

— Что ж, всё составлено верно. Подпись его я знаю, доводилось видеть. Таким образом, можно признать вас наследниками графа Владимира Кречетова. Если только эту подпись не заставили поставить силой или хитростью, — Бирон задумчиво смотрел на Алена.

— Ваша светлость, — заговорила Элен, — этот документ подписан Алексеем Кречетовым в присутствии его превосходительства господина бурмистра города Орла. Если в чём-то есть сомнения, можно вызвать его.

— В присутствии бурмистра? Это меняет дело. Матушка государыня, я думаю, сомнений больше нет: эти двое действительно дети графа Владимира Кречетова? — увидев кивок царицы, он продолжил: — Что же касается ваших обвинений, то они весьма правдоподобны, но всё же не доказаны.

— Ваша светлость, — обратилась к нему Элен, — у нас есть свидетель. На этот раз это человек, к нашей семье никакого отношения не имеющий, кроме одного: это один из тех приятелей нашего кузена, которые помогали ему в его гнусностях в ту ночь. Если вы пожелаете, он будет представлен вам почти немедленно. Он дожидается в экипаже перед воротами парка.

— И вы оставили его там? Надеюсь, его охраняют?

— Этого не требуется. Он никуда не сбежит.

— Вы считаете, его ответы будут правдивыми?

— Безусловно, ваше величество. Этот человек теперь служитель Бога. Он стал послушником и готовится принять постриг.

— Эй, кто там, позовите этого монаха! — распорядилась царица, и тут же несколько человек рысью устремились выполнить приказ.

— Пока прибудет новый свидетель, матушка государыня, разреши задать господам Кречетовым ещё несколько вопросов, — обратился к Анне фаворит.

— Изволь, сударь мой, изволь.

— Господа, позвольте узнать, каким образом распределится между вами наследство? Не возникнет ли новых проблем?

— Нет, ваша светлость, — первой ответила Элен. — Я прошу всё, чем владел наш отец, передать моему брату, господину Алену Кречетову, унаследовавшему графский титул. Пусть он владеет всем, как и случилось бы после смерти графа Владимира.

— Но сейчас закон изменился, и вы, сударыня, тоже имеете право на часть имущества.

— Мне это известно, ваша светлость. Но в ближайшее время я возвращаюсь в Польшу, к своему второму отцу. К тому же вскоре я, вероятно, выйду замуж. А брат останется здесь, на земле отца.

— Но хорошо ли ты подумала? После не пожалеешь? — спросила удивлённая царица. Ведь закон Петра о единонаследии она отменила под давлением именно вот таких дворян, не желавших оставаться ни с чем, когда их старшие братья получали всё. А тут… Странно.

— Нет, ваше величество, не пожалею. Я хорошо всё обдумала. И умоляю лишь об одном: если это в ваших силах, ускорить процесс оформления бумаг, позволяющих брату заняться, наконец, делами имения.

— Вы так торопитесь? — внимательно посмотрел на Алена Бирон.

— Да, ваша светлость. Сейчас лето, и начинать работы поздно, но хоть что-то можно ещё сделать.

— А что вы там собираетесь у себя делать?

— Всё, — лаконично ответил Ален. — Наш кузен не уделял даже мизерного внимания хозяйству. Он хотел только получать деньги. Теперь крестьяне умирают от голода, и никакого дохода имение не приносит.

— Так вы больше заботитесь о крепостных или о доходах?

— Это связанные друг с другом вещи. Чем скорее я смогу хоть что-то сделать для улучшения положения людей, тем скорее смогу возобновить выплаты налогов в казну. Сейчас их платить просто нечем.

— Вы так хорошо осведомлены о положении дел в имении… Откуда?

— Я жил всё это время, скрываясь от людей, но оставаясь на своей земле, так что всё знаю не понаслышке. К тому же, Алексей в присутствие господина бурмистра отвечал на вопросы о своём долге перед казной.

— Вот как. И когда же вы рассчитываете покрыть все эти долги? Вы же понимаете, что должны будете выплатить их? Это неотъемлемая часть наследства.

— Да, ваша светлость, понимаю. В этом году это вряд ли удастся сделать, но с будущего года я рассчитываю платить двойной налог, впредь до полного погашения долга.

Весьма довольный ответом, Бирон обратился к Анне Иоанновне:

— Матушка государыня, сможем ли мы посодействовать быстрейшему оформлению всех нужных бумаг, чтобы граф приступил к своим…хм…обязанностям?

— Уж ты поторопи сам этих писак из приказа, сделай милость, — с улыбкой глядя на Бирона, ответила она. Ей уже стало скучно. Хотелось поскорее выслушать обещанного свидетеля-монаха, а там уже можно будет вернуться к более весёлому времяпрепровождению.

Забродов в чёрном одеянии послушника склонился перед царицей. Анна приветствовала его кивком головы и сразу приступила к делу.

— Нам стало известно, отче, что ты причастен был к мерзкому делу — убийству и поджогу. Так ли? Или всё это пустой навет?

— Нет, матушка-государыня, это не пустые слова. Всё правда, — ни в голосе, ни в поведении господина Забродова не было и тени волнения. Он был невозмутимо спокоен и когда начал свой рассказ, можно было подумать, что речь идёт не о нём, а о другом человеке. Он кратко изложил то, что когда-то поведал Элен, а в конце сказал:

— Всё это не оправдывает моих поступков, я знаю это. Мне было трудно постоянно помнить о том, что я сделал, и в какой-то момент я решился лишить себя жизни. Но всё же раздумал. И не жалею. Господь уберёг меня от этого нового греха. Теперь я приношу помощь и надежду страждущим: помогаю больным и немощным, о которых узнаю. Батюшка настоятель благословил меня на это. Пусть то добро, что я сейчас несу этим несчастным, хоть немного загладит то зло, которое я причинил людям.

В течение его речи, никто не произнёс ни звука. Слова лились беспрепятственно, не щадя говорившего, который ни на кого не смотрел, глядя куда-то на дальние деревья. Когда он замолчал, ещё несколько секунд стояла тишина. Её прервала Анна Иоанновна:

— Так ты подтверждаешь виновность господина… как там его?.. Алексея Кречетова?

— Да, матушка государыня, подтверждаю.

— А не боишься, что он отомстит тебе за такое признание? Ведь, говорят, на свободе он, в бегах. Вдруг да найдёт тебя?