Постепенно, ценой больших временных затрат, ему удалось составить целый список тех, кто был знаком с Кречетовым. Список получился очень большим — сорок два человека.

— Постой, — прервала его Элен, — что значит «составил список»? Ты же говорил, что неграмотный!

— Ну, я ж тогда вас не знал совсем. Неграмотному доверяя больше. И прочесть какую бумагу можно незаметно. Не всё ж разом о себе говорить! Вон, вы тоже не сразу признались, что не барин, а барыня.

— Ах ты, прохвост! — засмеялась Элен. — Ладно, продолжай.

И Тришка продолжил отчитываться обо всём, что удалось узнать. Итак, перед ним лежал список из сорока двух человек. Одному проверить каждого? Невозможно. Тогда Тришка, поразмыслив, решил, что вряд ли госпожу Соколинскую интересуют те, с которыми граф свёл знакомство уже после того, как получил титул, ведь она, давая ему задание, говорила о прошлом, чуть ли не о своём детстве. Придя к такому решению, Тришка вычеркнул тех, кто не соответствовал условию. Теперь в списке осталось семнадцать человек. Вопрос был: «всего» семнадцать или «целых» семнадцать? Тришка придерживался второго определения. А значит, нужно было найти способ уменьшить и это количество. Подумав ещё немного, прикинув и так и этак, Тришка подошёл к этой проблеме совсем с другой стороны. Ему наверняка был известен один давний знакомый графа. Говорили, что Кречетов дал место управляющего имением некоему Никите Кускову — человеку, которого знал с юности. Тришка решил составить ещё один список — знакомых управляющего, а потом сравнить списки. На это тоже ушло немало времени. Зато результат порадовал. Оказалось, что общих знакомых у них было всего семь человек. Из них — две женщины. Итого, оставалось попытаться найти следы всего пятерых! Вот это была уже реальная задача, и парень с энтузиазмом приступил к её выполнению.

Почти сразу выяснилось, что количество искомых уменьшилось ещё на человека: один из них был в преклонных годах ещё в юности Кречетова, и теперь давно уже покоился на кладбище. Зато был жив его сын. Вот с него-то Тришка и решил начать свои поиски. Сначала ничего узнать не удавалось. К тому же закончились выданные ему на поездку деньги. Теперь Тришке приходилось перебиваться случайными заработками, чтобы как-то прожить. Это тоже отнимало время. Один раз в ветреный морозный день Тришка подумал, а не бросить ли всю эту канитель? Никто его не знает и не ищет, можно и не возвращаться. Но мысль пришла и ушла, не задержавшись надолго. Не то, чтобы он боялся, что его будут искать, или его занимали вопросы честности или чести. Просто дело, в которое Тришка уже вложил столько сил, привыкнув постоянно думать о нём, захватило его. В нём проснулся азарт, похожий на азарт охотника, идущего по следу редкого зверя. Он уже не мог сойти с этого «следа», ему хотелось закончить дело, узнать всё, что сможет.

Когда Тришке удалось, наконец, выяснить хоть что-то о молодом Забродове (сыне того, кто был похоронен под Орлом), его целый день просто распирало от гордости, появились силы и желание копать дальше. Постепенно раскручивая ниточку, идя от человека к человеку, он узнал, что Забродов давно уехал, продав тот небольшой домик, который достался ему после смерти отца. По слухам, он осел где-то в Казани, приобрёл пару барж и живёт теперь тем, что перевозит грузы вверх и вниз по Волге, нанимая бурлаков. Деньги он выручает за это небольшие, но они дают ему возможность сводить концы с концами. До Казани было далеко. Это Тришка оценил быстро и решил, что туда не поедет. По крайней мере, сейчас. Лучше он займётся остальными. Их было всего трое. Один, как рассказывали, как-то внезапно стал купцом. Что называется «из грязи — в князи». Для всех это стало полной неожиданностью. Правда, он всегда пытался что-то выменивать, перепродавать, но редко успешно. Его внешность и манера держать себя не внушали доверия, его не любили. На то, чтобы открыть серьёзное дело, у него не было средств, и никто не воспринимал его всерьёз. А тут вдруг — купец. И успешный! Занимался он лесом. Это если рассматривать в качестве леса дрова. И ведь не так много усилий стоило ему это дело. Конечно, он занимался и заготовкой дров в лесах, но основной доход ему приносили его люди, которые находили места, где шло большое строительство домов, кораблей или ещё чего-нибудь. Они договаривались о том, что купят у строителей все деревянные отходы. Причём в договоре было условие, что закупщики обязуются содержать в чистоте всю площадь производимых работ. После этого из ближайшего острога пригоняли арестантов, которые и исполняли всю работу. За это финансовую благодарность получал начальник тюрьмы или глава города. Люди Григорьева шныряли по всей стране, выискивая всё новые источники деревянного дохода. Дерево тут же, на месте, сортировалось. Мелкий мусор уничтожался, а среднего и крупного размера деревяшки доставлялись либо на склады, которых было несколько в разных городах, либо отправляли покупателю, если удавалось сразу найти такого.

Сам Григорьев пользовался нехорошей славой. Грубый, мрачный, с тяжёлым взглядом тёмно-серых глаз, часто казавшихся чёрными, он производил впечатление вышедшего из леса разбойника. Его только усиливала чёрная, вечно всклокоченная борода. Поведение его вполне соответствовало внешности. Будучи трезвым, Григорьев получал удовольствие, всячески унижая людей любыми доступными ему способами, но всё же не распускал руки. А вот если он напивался, то просто зверел, не помня себя, мог и покалечить, и убить. Несколько раз ему приходилось выплачивать большие суммы, чтобы замять очередную мерзкую историю.

Второй из оставшейся троицы, некто Беляев, как был, так и остался непутёвым завсегдатаем трактиров. Промотав после смерти родителей скромное наследство, он продал родной дом, но и этих денег почти не заметил. С тех пор знакомые изредка видели его пьяненьким и грязным. Чем он жил, не знал никто.

Оставался третий и последний. О нём было известно только, что человек он был с амбициями, но добиться чего-то серьёзного ему мешала стеснённость в средствах. Затем он куда-то исчез. Слухи говорили о том, что ему удалось не то снять, не то купить дом чуть ли не в столице, но вроде бы он опять всё потерял. Причины не знал никто, как никто не мог указать, где его теперь можно надеяться отыскать. Но Элен искать его было не нужно. Он нашёл её сам. Фамилия этого человека была Лосев.

Услышав это, Элен даже сразу не поняла, о ком идёт речь. Потом, взглянув на Юзефа, тоже внимательно слушавшего рассказ, встретила его напряжённый взгляд, и только тогда сопоставила услышанное со своим настойчивым ухажёром. И всё встало на свои места, стало понятным. Деньги, когда-то полученные Борисом, на которые он некоторое время роскошно жил, были, скорее всего, платой за участие в убийствах и поджоге. Элен не знала, что говорить, как отвечать Тришке. На помощь, как всегда, пришёл Юзеф, и парень ушёл очень довольный и произведённым эффектом и оплатой своих услуг, которая превзошла его ожидания и могла обеспечить ему безбедное, хотя и без излишеств, существование в течение нескольких месяцев.

Расплатившись с Тришкой и выяснив, где его можно будет найти в случае необходимости, Юзеф вернулся в комнату. Элен сидела на том же месте, обнимая себя за плечи и опустив голову.

— Элен, — обратился к ней Юзеф.

Она подняла лицо. Слёз, как всегда, не было, но бледность и какое-то пустое, отсутствующее выражение глаз испугали его.

— Что с тобой?

— Что со мной… — механически повторила она. Встала, прошлась по комнате, поправила салфетку на столе, взяла со стула шаль, подержала немного в руках, закуталась в неё.

— Холодно… Скорее бы весна…

— Элен, перестань.

Не услышав в ответ ни слова, Юзеф подошёл, прикоснулся к локтю сквозь мягкую ткань шали.

— Что ты ещё придумала?

— Придумала? — на лицо медленно возвращались краски. — Разве нужно что-то придумывать?

— Тогда что случилось? Ну, узнала ты правду о Лосеве — и что с того? Ты же не относилась к нему серьёзно.