— Неужели вы говорите серьёзно? — опять заулыбался Стоцкий. — Что может сделать девушка? Даже если она знает, как держать шпагу и, я слышал, неплохо стреляет.

— А разве на ваших уроках она самая слабая из всех курсантов? Разве она умеет только просто держать шпагу? Во время моих занятий она показывает весьма неплохие результаты. И при этом нужно учитывать, что мы не просто обучаем фехтованию, а доводим это искусство до совершенства, значит, её умение уже гораздо выше среднего уровня. И, знаете, что я вам ещё скажу? Меньше всего я желал бы встретить на узкой дорожке разъярённую женщину, вне зависимости, чем она вооружена — шпагой, ножом или просто длинными ногтями. Доведённая до крайности женщина опаснее, чем дикий зверь, в ней полностью исчезает страх за свою жизнь. Она готова умереть, только бы добиться своего. Именно это и делает её по-настоящему страшным противником. В такие минуты женщина не знает слова «пощада» и становится более жестокой, чем любой мужчина.

— Ого! Да вы — поэт! Ваши слова напоминают оду.

— Ещё скажите — серенаду. Хватит об этом… Как вы полагаете, сколько ещё пробудет в школе герр Буевич?

Разговор перешёл в спокойное русло, и больше они не возвращались к теме Элен. Но Стоцкий хорошо запомнил всё, о чём говорил ему Нейрат, и в течение нескольких дней придирчиво следил на занятиях только за одним учеником. Да, немец, пожалуй, был прав, девушка могла добиться гораздо большего, чем умела сейчас, хотя и сейчас это было немало. Что ж, почему бы ей не помочь? Это даже любопытно — попытаться сделать из молодой женщины первоклассного фехтовальщика. Тем более что заставлять её не нужно, она сама этого хочет. Проходили дни, и Стоцкий продолжал уделять много внимания «взбалмошной девице», хотя и скрывал это всеми силами.

Через три дня пан Буевич уехал домой. Перед отъездом он имел ещё один разговор с воспитанницей. Больше он не уговаривал её уехать, не читал нотаций по поводу того, что нужно быть осторожной и беречь себя. Он лишь просил Элен ещё раз оценить свои силы, подумать, не ошибается ли она. Возможно, в процессе обучения в этой школе ей станет понятно, что лучше отступиться от той цели, которую она имела в виду, когда просила дядю научить её фехтованию?

— Нет, дядя Янош, теперь я ещё больше уверена, что права. Сейчас я уже не сомневаюсь, что всё у меня получится.

— Несмотря на то, что с тобой случилось?

— Да. То, что случилось, говорит лишь о том, что я ещё не готова, нужно ещё более усердно учиться. Но ты же знаешь, я, в конце концов, всегда добиваюсь желаемого.

— Да, — грустно улыбнулся Янош, — это я знаю прекрасно.

Очередное занятие пан Стоцкий начал с вопроса:

— Хотелось бы узнать, считаете ли вы себя готовыми ко всем возможным ситуациям, связанным с вооружёнными столкновениями?

Послышавшиеся ответы были разными, от твёрдого «да» до такого же твёрдого «нет». Некоторые пожимали плечами, некоторые просто промолчали, считая вопрос учителя риторическим, ожидая, что за ним последует. Стоцкий весело прищурился:

— Тех, кто ответил «да», хотелось бы сейчас же выставить вон, но вам повезло, и я не решаю этот вопрос. Нужно понять, что ко всем без исключения ситуациям быть готовыми невозможно. Но и ответ «нет» мне не нравится. Это насколько же должны быть неуверенно в себе те, кто так сказал? Вы все должны научиться воспринимать фехтование, как искусство, вы должны творить! Сумейте собрать воедино всё, чему мы вас учим, и вы станете почти непобедимы в поединке. И не стоит улыбаться. Да, я сказал, непобедимы в поединке. Но для этого вы должны уметь применять всё, что умеете, не думая. Думать должны ваши руки, ноги, всё тело, но не голова. Она должна просто контролировать ситуацию в целом. Только в этом случае вы сможете достигнуть… гармонии!

— Он говорит так, будто речь идёт о музыке или поэзии. Умора! — криво улыбаясь, шепнул себе под нос стоящий рядом с Элен Казимир. Но как бы тих ни был его голос, учитель услышал его шёпот и увидел улыбку.

— Вам это кажется смешным, пан Казимир? Ненужным? Глупым? Или вы хотите попробовать себя в должности преподавателя? Кому ещё мои слова показались странными?.. Молчите? Но я по опыту знаю, что в зале сейчас есть и ещё люди, которые считают меня странноватым субъектом. Что ж, мы сейчас выясним, насколько мои слова расходятся с действительностью. Я прошу четырёх человек, желающих проверить себя, выйти вперёд. Ну, смелее! А то я назначу сам… Так-так, трое уже есть, а четвёртым будете вы, пан Кривая Усмешка! — указал он на Казимира. — Объясняю, что будет дальше. Вы, все четверо, одновременно будете меня атаковать. Я покажу вам, что такое гармония в фехтовании, вы сами увидите её. Отбивая ваши атаки, я буду вслух читать Овидия, в доказательство того, что разум не диктует мне, как, что и когда делать. Прошу, господа, к бою!

Это был самый необычный бой, который довелось видеть Элен. Она, разумеется, знала, что пан Стоцкий — мастер своего дела, но то, что творилось перед ней сейчас, было настолько удивительно, что она забыла, где находится. Полноватый учитель двигался с лёгкостью юноши, ни один удар учеников не достиг цели. Пока он только оборонялся. Движения его шпаги невероятным образом сплетались с размером стиха Овидия, они как будто дополняли друг друга, несмотря на полное, казалось бы, несоответствие лирики и происходящего в зале. Через некоторое время учитель начал читать более страстно и одновременно перешёл от обороны к атакам. Точно оценив силы нападавших, он выводил их из боя одного за другим. Последним, с последними словами стиха, проиграл бой Казимир. Несколько секунд тишины, а затем — взрыв аплодисментов. Учителю устроили овацию, как великому актёру. Он и вёл себя, как актёр — раскланялся с довольной улыбкой, постоял, принимая комплементы. Затем поднял руку и утихомирил «публику».

— Надеюсь, теперь вы поняли, о чём я говорил. Вот сейчас перед вами была ситуация, в которой никто из вас ещё не был. Победить в таком случае поможет только то, что я называю гармонией. То есть слаженность, согласованность всех ваших движений, умение строить план атаки или обороны не головой, а рукой. Хочется думать, вы убедились, что дальнейшее обучение вам не повредит. Заниматься мы теперь будем моделированием именно таких ситуаций, когда нападающих больше одного. Постепенно сложность возрастёт, будут ухудшаться и условия боёв, так как вскоре мы вновь перенесём занятия на открытый воздух. Двор уже очистился от снега, камни подсохли, так что ничто не мешает это сделать.

Несмотря на возросшую сложность занятий, Элен ходила довольная. Всё складывалось прекрасно. Учителя относились к ней, как раньше, курсанты — тоже. Даже называли по-прежнему Аленом, хотя это далось им труднее, чем признать Элен на занятиях равной. Юзеф обещал пану Буевичу перед его отъездом не оставлять Элен больше во время выходов в город и неукоснительно соблюдал это. Конечно, нашлись зубоскалы, которые постоянно язвили по поводу того, что Элен и Юзеф постоянно и везде были вместе. Но на это можно было легко не обращать внимания. Тем более что и раньше они редко появлялись где-то в одиночку. И шутки как-то сами собой сошли на нет, шутники успокоились или переключились на других людей и другие темы. Только один человек был по-прежнему озлоблен.

Как-то раз после удачно прошедшего урока, во время которого Элен впервые удалось отбить атаки сразу двух нападающих (пусть они и были не из самых сильных учеников, но всё же их было двое), она стояла в стороне на солнышке, поджидая замешкавшегося Юзефа, и смотрела, как он весьма эффектно заканчивает бой. Многие уже расходились. Элен заметила приближающегося Леха и посторонилась немного, чтобы не стоять у него на пути. Лех, оказавшись позади, обернулся, наклонился к её уху и тихо произнёс:

— Имей в виду, детка, я не дам тебе окончить школу, чьей бы племянницей ты ни была!

Элен, чуть повернув голову в его сторону, ответила:

— Правда? И что же ты сделаешь? Наймёшь других мужиков с палками, только теперь не четверых, а побольше? — злость вновь поднималась в ней, но пока что удавалось сдержать её.