Вокзал Сен-Лазар, ее фотографируют в окружении мужчин (среди которых и ее муж) полностью одетой в мужскую одежду — от обуви до берета. Все это вызывает ажиотаж, потому что ходит слух, будто префект полиции города обратился к ней с просьбой покинуть Париж, в случае если она приедет в брюках. И она сделала по-своему — сообразуясь со своим вкусом, из желания бросить вызов и не повредив собственной рекламной кампании. «Фройляйн Дитрих, первая личность женского пола, в которую впервые за долгие годы влюбился Париж, судя по всему, еще и первая женщина со времен Кристины Шведской, жившей около трехсот лет назад, одетая как мужчина, на которую правительство смотрит косо», — пишет американская журналистка Дженет Флэннер{647}. Конечно, префекта полиции нельзя назвать человеком прогрессивных взглядов (только что он закрыл несколько клубов для травести), но он не пытается противостоять кинодиве. Говорят, он даже подарил ей браслет. В Париже у Мэгги Руф и Мадлен Вионне Марлен Дитрих покупает черные и белые смокинги. Она значительно влияет на моду даже во Франции, несмотря на настороженное отношение французов к голливудской эксцентричности{648}. Она во многом узаконивает классический британский костюм с пиджаком, носит короткие юбки-штаны, в частности для занятий спортом, юбки-брюки — катаясь на корабле, и любит мужскую пижаму — такую удобную в поездках… В жизни и на экране Марлен Дитрих делает кальку с костюмов и жестов своих партнеров-мужчин, но при этом сохраняет женственность облика: без сомнения, это нестандартное поведение связано с бисексуальностью актрисы, но также с ее стремлением к свободе и желанием создать определенный медийный образ.
Враги женских брюк
Католической церкви свойственно порицать людей за их внешний вид{649}. Между Первой и Второй мировыми войнами интенсивность этого осуждения выросла{650}. 21 октября 1919 года папа Бенедикт XV объявил: «Какая серьезная и своевременная обязанность осудить чрезмерности моды! Рожденные из разложения тех, кто их выпускает, эти неуместные туалеты, увы, служат самым сильным бродилом для разложения нравов». Католики порицают фривольность и роскошь, пляжные и спортивные костюмы, макияж, украшения, бесстыдство декольте, короткие, по меркам 1925 года, юбки, голые руки, а также современные танцы, плохой театр, плохое кино… Пагубное влияние журналов мод отмечал, например, отец Леметр, проповедник в церкви Богоматери Вира (департамент Кальвадос), который видел в них индустрию, «оказавшуюся в руках евреев и франкмасонов», которую честные прихожанки должны бойкотировать{651}.
В 1923 году папа Пий XI запретил пускать в Ватикан женщин «в недостаточно закрытых платьях и с недостаточно длинными рукавами». Католическая реакция выстраивается вокруг слов «скромность» и «целомудрие», а санкциями становятся запрет на причащение, на то, чтобы стать крестной матерью, и даже на вход в церковь. Брюки пока еще не упоминаются в официальных текстах 1920-х годов: речь идет исключительно об одежде приличного кроя из непрозрачной ткани, закрывающей грудь полностью, руки — минимум до локтя, а ноги — ниже колена. Обсуждается также вопрос пляжей: церковь требует, чтобы на женские купальники надевалась юбка, доходящая до колен. Обтягивающие купальники в самом деле шокируют определенную часть населения, в особенности на курортах, где происходит приток туристов из мест, сохраняющих определенный культурный код поведения. Так, в 1927 году картинка с изображением двух жительниц Бретани, секущих двух женщин в обтягивающих купальниках, была помещена на первую полосу Petit journal illustré{652}. Спортивные брюки вызывают недоумение, потому что они противоречат заветам Второзакония. Определенная мягкость допускается в особенных случаях: когда женщина должна выполнять грубую работу или играть мужскую роль в театре или для занятий спортом, но и в этих случаях штаны должны быть очень свободными и прикрыты сверху юбкой или короткой туникой. Церковь опасается, что маскулинизация породит товарищеские отношения между полами, а это будет иметь катастрофические последствия для нравов. Наконец, возмутительно неприличными считаются короткие брюки, или американские шорты.
Именно эта религиозная мораль стоит за общественным контролем над одеждой даже за пределами мест отправления культа и семей. В 1927 году Всеобщая конфедерация труда[72] обвинила в злоупотреблении властью дирекцию одного крупного французского магазина, которая при найме новых сотрудниц требовала от них снимать шляпу, чтобы убедиться, что их волосы не острижены коротко. Хотя владелец заведения имел право собирать сведения о моральном облике потенциальных сотрудников, профсоюз посчитал, что «женщина с короткой стрижкой или не посещающая мессу может пользоваться таким же уважением, что и другие»{653}. Очевидно, что к брюкам относились не лучше.
Феминизация моды, произошедшая в 1930-х годах, воспринимается как победа этой интенсивной морализаторской кампании, но эта «заслуга» принадлежит не только церкви. Действительно, после 1929 года мода входит в прежнюю колею, возвращается к линиям, которые воспринимаются как классические. Больше длины, талия на своем месте, больше плавности и меньше жесткости… Обвинять в этом Уолл-стрит было бы слишком смело, хотя совпадение по времени налицо[73]. Как бы то ни было, в городе больше не увидишь женских брюк. Но зато за городом и на спортивных площадках они становятся все более привычными.
Поражение от немцев вызывает неожиданное повторение традиционалистских высказываний, касающихся нравственности. Дефицит и желание все контролировать объединяются, и это приводит к умножению вестиментарных запретов. Летом 1940 года начинается кампания против шортов (которые были узаконены Жаном Пату за 10 лет до этого). Муниципальные власти нескольких городов Лазурного берега и побережья Бискайского залива выпускают постановления, запрещающие эту одежду для всех, кроме велосипедистов. Это вызывает споры в обществе. По мнению некоторых, запретить шорты нужно не потому, что они недостаточно целомудренны, а потому, что они зрительно увеличивают зад. На рисунке Каниве, опубликованном в Oeuvre летом 1941 года, изображен жандарм, который пытается составить протокол: «Вы знаете, что шорты запрещены?» На что девушка отвечает: «Так что, мне их снять?»{654} Летом возникает проблема шортов, а зимой — брюк, и это при том, что велосипед, как и до войны, оставался основным средством передвижения. Короткая юбка-брюки — это необходимость, поскольку она позволяет ездить на велосипеде, никого не шокируя. Она практически общепринята и даже становится частью «парижской элегантности» — достаточно скрыть под складками ткани то место, где штанины сходятся вместе.
Хозяйкам, которые умеют шить, приходится проявлять смекалку и использовать брюки для верховой езды, а также мужские или лыжные брюки. Но подобная одежда делает их объектом осуждения религиозных и светских властей, особенно в провинции. В июне 1942 года журнал Marie-Claire указывает в «Десяти заповедях парижанки»: «Брюки надевай, но только для езды на велосипеде». Есть границы, которые переходить нельзя, и среди них — мода на свинг. Характерные особенно широкие брюки стиляг-мужчин запрещены, а тот, кто осмелится их надеть, рискует оказаться под арестом или провести несколько месяцев перевоспитания в деревне. Такой же скандал вызывают короткие юбки на девушках. Противники стиляг проявляют антиамериканские настроения, пестро расцвечивая свои высказывания похвалами в адрес высокой моды, которая защищает свою французскость от тлетворного влияния моды, доносимой из-за Атлантики кинозвездами. Журнал Oeuvre 7 февраля 1942 года делает вид, что проводит опрос: «Вы за или против женщин в брюках?» Актриса Арлетти отвечает: «Женщины, у которых есть средства купить себе сапоги и пальто, поступают непростительно, надевая брюки. Они никого не эпатируют, а это отсутствие чувства собственного достоинства лишь свидетельствует об их плохом вкусе». А кутюрье Марсель Дормуа заявляет: «Я против брюк, в которых нет ничего женственного. Они лишают женщину их естественного шарма. Я допускаю их как часть пижамы. Но вы можете быть уверены, что кутюрье больше никогда не будут делать брюки. Мы слишком заняты вопросами элегантности французской женщины»{655}.
