То и дело они бросали взгляд на бутылку пива, которая, судя по запотелости, была охлаждена до температуры, оптимальной для употребления этого продукта. Но, видать, они решили, что сначала работа, потом пиво. Тем более что работа им предстояла совсем не долгая. Просто надо было вытащить из паза обломки старого шлагбаума, на его место вставить новый, закрутить болты и отрегулировать противовесы. И все.

И можно будет испить пивка, которое, как я видел, было одно на троих.

Но все оказалось не так быстро. Новый шлагбаум отказывался лезть в предназначавшуюся для него дыру. В открытое окно до меня донесся эмоциональный рассказ одного из работников о сексе со шлагбаумом. Рассказ изобиловал такими детальными описаниями интимных сцен, что становилось понятно — шлагбаум очень дорог рассказчику.

Наконец корпоративный совет постановил, надо с помощью топора придать соответствующую форму концу этой полосатой палки! Сказано — сделано. Один взял топор, палку, поставил ее вертикально, и… Угу. Палка-то длинная, и ветерок хоть и слабенький, но есть. Этот идиот долго пытался установить сей снаряд вертикально. Установил.

Вах, какой маладэс! Может, он и «маладэс», но идиот конкретный. Потому что топор остался лежать на земле. Не долго, и точнее, вообще ни фига не думая, этот придурок отпускает вертикально стоящую полосатую палку и наклоняется за топором. Обрадовавшись, что наконец-то сможет прилечь, палка стремительно начинает падать. На ее траектории виднеются другие два кренделя. Крендели тоже видят ее, но до последнего момента не верят в то, что сейчас произойдет.

В это время первый придурок поднимает с земли топор, поднимает взгляд на то место, где по его, придурошному мнению, должна стоять и дожидаться его палка, и понимает, что палка его не дождалась.

Слышится обреченное «Б…». Кто это произнес, я так и не понял. То ли первый идиот, то ли кто-то из этих двух других. Хотя не исключаю, что это могла быть и палка.

Как бы то ни было, будущий шлагбаум падает между двух чудил, никого не задев.

Зрители по обеим сторонам переезда вздохнули с облегчением.

— Ай, скатина, сматри, как нада!!! — завизжал один из чудом не пришибленных. Выхватив топор у первого кренделя, он положил деревяху на землю и прицелился.

Не, наверняка где-то рядом был расположен инкубатор подобных придурков, потому как засадив пару раз топором в землю, этот идиот бросил топор и глубоко задумался. Ну или по крайней мере сделал вид, что задумался.

А в это время третий их товарищ любовался бутылкой пива, поставив ее на механизм поднятия-опускания шлагбаума.

Наконец в результате мозгового штурма было найдено решение, как заточить строптивую палку. И, надо сказать, это решение было правильным. Один крендель держал палку вертикально, а второй стесывал до нужного размера.

А в это время прошел состав.

Шлагбаумы начали подниматься. Начал подниматься и тот огрызок, куда интеллигентная троица так старательно готовила полосатую палку. А вместе с огрызком поднималось и пиво.

— Мммммаааттть!!!!! — метнулся к падающему пиву третий коллега.

— Дзынннь… — жалобно сказала упавшая бутылка…

И тут я услышал хоровое пение. Они пели как грузинский хор, правда, не совсем складно, но душевно. Криком волчицы, потерявшей волченка, они выли поминальную песню. В этой старинной песне смешались горечь утраты и описание интима с неизвестным водителем, сбившим этот шлагбаум. В ней пелось о разбившихся надеждах лучших представителей работников железной дороги, о том, как безграничны их душевные муки, и опять про водителя, сбившего шлагбаум, но уже в контексте однополой любви. Потом водитель был назван козлом и песнь окончательно приобрела вид пособия по извращенному сексу.

Слушая это пение, краснел второй шлагбаум.

Со слезами на глазах от растрогавшего меня чужого горя я покидал Нахабинский переезд.

Сидит дите в манеже. Манеж шестиугольный, деревянный. Перед манежем сидит спиной к нему такса. Сидит, о чем-то о своем, таксином, думает, хвостом в такт думам шевелит. Вправо-влево, вправо-влево.

Дите из манежа ручонку протянул и пыжицца схватить такса за его голый хвост. До хвоста каких-то пару сантиметров не достает. Маленький, но понимает, что такое надо в тишине делать, посему на лице такое зверско-напряженно-шкодли-вое выражение, но ни звука.

Ничего не подозревающая, наивная как Дюймовочка, такса продолжает витать в облаках, помахивая хвостом. Вправо-влево, вправо-влево.

За ее спиной нервничает дите, хвост не даёцца, рука из-за прутьев манежа далеко не пролазит, усилия и нервы уже достигли апогея.

В какое-то мгновение дите понимает — хвоста не поймать! Столько усилий и нервов впустую!

С протяжным воплем дите хватает большую, но легкую пластмассовую игруху и перекидывает ее через манеж прямо на всю такую романтичную таксу.

Нежная такса, услышав вопль, поднимает задумчиво глаза к потолку и боковым зрением видит приближающийся объект.

Обычно, заметив что-то краем глаза, такса решает (и часто она права), что это чья-то рука брюхо ей чесануть желает. И незамедлительно падает на спину (женщины, учитесь!).

Так и сейчас, не рассмотрев как следует, она падает на спину, растопыривает лапы…

…и с радостной улыбкой принимает на брюхо большую прямоугольную игрушку.

Вы слышали, как хрюкают собаки? А таксы? Нет? И я до этого не слышал. Свиньи просто рвут копытами пятаки от зависти!

От ужаса и неожиданности такса звонко и протяжно хрюкнула из противоположных отверстий, спинными волосками оттолкнулась от пола и, не переставая хрюкать, ломанулась к двери, наступив ногой на кнопку игрухи.

Закладывая вираж на скользком линолеуме в позе «на боку», такса услышала доносящуюся ей вслед веселую песенку про медвежонка.

Подъезжаю к даче, уже почти доехал, буквально метров триста осталось, вдруг гляжу: впереди в лучах заката знакомая желто-кислотная жилетка. Странно, чой-то гайцам тут понадобилось? На внутридеревенских дорогах-то? Подъехав ближе, я понял причину нахождения служивого в столь не хлебном для него месте.

Он оформлял аварию. Джип «БМВ» с трехой «БМВ». Уж как можно было не поделить изрытую напрочь деревенскую дорогу, где скорость не превышает 10 км/ч, не знаю. Но факт, не поделили. «БМВ х5» уже отъехала в сторону, а треха, с милым дитем в салоне, все еще стояла прямо посереди дороги по ходу движения, а возле нее, суетливо прыгая и что-то эмоционально объясняя гаю, попискивала блондинка.

— А вот я такая еду!.. А тут он!.. А я думала!.. А он моргал!.. А я!.. А он!.. А я!.. В общем, песец полный, — грустно закончила она.

Многоопытный и видавший всякое гай, со спокойствием коалы, пожирающего лист эвкалипта, продолжал что-то рисовать и писать, используя крышу «БМВ» вместо стола.

Справа проезда не было. Слева был, но буквально впритирку, поскольку еще левее была канава, а посереди дороги стоял блондомобиль.

Я снизил скорость до минимума, чем вызвал презрительный смех двух улиток на обочине, и начал осторожно просачиваться между канавой и «БМВ». Ситуацию усугублял зад гайца, который он отклячил, как будто ждал кого-то в гости. Тем временем я подкрался к гайцевому филе и затормозил. Сигналить не хотелось, да и я видел, что гай, несмотря на занятость, все-таки заметил мой бампер, уткнувшийся ему в ногу.

Отойти и дать людям проехать это у них считается за лоховство, возможно, на эту тему даже есть внутренняя инструкция, не знаю.

Но этот гай, с чувством собственного достоинства (многовековой английский аристократизм просто меркнет) выпрямился, одарил меня взглядом и… Нееет, он не отошел, дабы я свободно мог проехать! Он… прижался животом к водительской двери блондомобиля и, вывернув голову себе за спину, стал наблюдать, как я проеду. Место, и так узкое, сузилось еще ровно на ширину зада одного среднего гайца.