— Дык, соседи милые постарались, — проинформировал я.

— Так, мож, того, — предложили гости.

— Чего «того»? — не понял я.

— Ну того, — пояснили они мысль, — соседей того, повоспитываем.

— Хе, нивапрос, тока за чайком еще сгоняем.

Сгоняли. Взяли вторую авто и сели в ней возле подъезда пить чай и сторожить недругов. А тем временем…

А тем временем их злой ангел-хреновохранитель нашептал соседям сходить за хлебушком. И они поперлись. Как они выходили, мы не видели, а вот как возвращались…

А вот как возвращались, мы хорошо видели. Шли они, эти два злобных божьих одувана, смотрели себе под ноги, чтоб, значит, остатки разума о гололед не выбить, и нас в упор не видели. В машине повисло напряжение. Когда эта пара дракул поравнялись с нами, я дал команду.

— Стоять, собаки, — вежливо сказал я им.

Снег свалился с козырька подъезда. Собаки присели, но, обернувшись и увидев наши дружелюбно настроенные хари, уже порядком подпорченные лишней дозой чая, парочка старичков так стартанула без лифта наверх, что я успел заметить только посыпавшийся с них песок.

— Хорош, — дал я отбой, когда спустя пару секунд после старичкового старта у них в квартире на восьмом этаже зажегся свет и послышался звук судорожно закрывающихся замков. И тут обнаружилось отсутствие сигарет. Палатка рядом. Поехали. На обратном пути нас тормознули милиционеры. Начался стандартный диалог дай-на-мало-больше нету и т. д. Но то ли настроение у меня было плохое, то ли звезды распорядились так, но в результате конфликта мы вчетвером оказались в обезьяннике. Разрешив позвонить домой, нашу группу орангутангов (ну как еще нас назвать?) торжественно поместили в клетку. Зайдя вовнутрь, мы настороженно обнюхались. Из темного угла на нас неприветливо взирал коренной обитатель жилища — ЛКН обыкновенный. Ссориться не хотелось, поэтому мы робкой стайкой подтянулись к нему и завели непринужденный разговор. ЛКН обыкновенный радостно поведал нам, что сюда попал за продажу бананов без разрешения и в доказательство этого продемонстрировал полный мешок бананов. Крупных. Желтых. Ароматных. По заблестевшим глазам коллег я понял, жизнь начала налаживаться. И точно. Через час мы, обожравшиеся бананами, полулежали на лавке. Почетную обязанность сидеть не двигаясь вертикально на краю лавки, чтоб, значит, остальные члены сообщества спокойно дремали опершись на него, мы единогласно, при несомненном желании кандидата, возложили на ЛКН обыкновенного. А в это время дома…

А в это время дома шел девичий совет, куда мы делись. Мой звонок немного прояснил ситуацию, и скоро собравшись, девчата, тоже между прочим испившие немало чайку, в три ночи ломанулись в отделение. Жравший обед наряд с дежурным был крайне удивлен, когда приоткрылась дверь и звонкий, чистый девичий голосок из темноты морозной ночи спросил-: — «Ну на х… вот так-то с нашими ребятами, а?!» От неожиданности сосиска вошла поперек в глотку старшего наряда. Сделав судорожное движение, он ее проглотил, но по глазам было заметно, что сосиска неспешно еще продолжает свой путь. Дежурный, поперхнувшийся чаем, собирал остатки напитка по столу, а чаинки, вылетевшие у него из носа, щелчком отправлял в сторону испуганно жмущихся в углу сержантов.

— Ну так как?.. — девчата начали терять терпение.

— Дык, они это, такие вот они, — начали хором жаловаться на нас менты, показывая пальцем на особо отличившихся. Девчата слушали и участливо кивали головами.

Под боком что-то зашевелилось. Это, почуяв дыхание свободы, попытался размять затекшее от долгого сидения в одной позе тело ЛКН обыкновенный. Позволив ему такую вольность, мы как обезьяны повисли на прутьях решетки и дурашливо завыли:

— Збрииииитеее нааас отсюююююдаааа!!!

Через некоторое время дежурный не выдержал. Открыв дверь, он жалобно попросил:

— Девушки, заберите их, а? Силов больше нет. Спать хоца, а они тут полчаса у более слабого примата бананы забирали, а как забрали, еще час чавкали так, что аж уши закладывало.

Ессно, девчатам дважды повторять не пришлось, и уже через двадцать минут мы дома продолжали чаепитие.

А одна из этих девчат впоследствии стала моей женой.

И какой придурок притащил эту доску на пляж, и что он собирался с ней делать, я не знаю. Но он ее притащил. Около получаса он, гордый, как самец павиана после спаривания, ходил по пляжу с этой доской под мышкой и всем своим видом намекал, что вот-вот кинется в бурные волны Черного моря и усмирит их этой самой доской. То, что волны в это время там были высотой сантиметров двадцать, его особо не волновало. Он был горд и гордился этим.

Я с интересом наблюдал, как идиот таскает по пляжу неудобное средство для серфинга, и ждал зрелища укрощения волн.

Честно говоря, я и сам не имел представления, что с такой доской делать, но знал точно — она плавает! А раз она плавает…

— Эй, ау, дай поплавать, — попросил я гордеца.

— А умеешь? — усомнился он.

— Разберемся, — туманно ответил я и взял доску.

На удивление, она оказалась тяжелее, чем я предполагал. Покрутив ее в руках, я подошел к кромке воды и небрежно бросил ее в воду. Доска плюхнулась в море и закачалась на волнах. «Она плавает, — отметил я про себя, — это уже хорошо».

С берега, не скрывая любопытства, на меня смотрели отдыхающие и еще одна девочка. Отказаться от показа мастер-класса я уже не мог. Публика и еще одна девочка ожидали от меня зрелища. Короче, точка возврата была пройдена.

Подойдя к доске, я осторожно потрогал ее пальцем ноги. Доска послушно пошевелилась и отплыла немного дальше. Глядя на нее, как Жанна Фриске на шахматы, я пытался понять, как люди на ней плавают?

После прокручивания в мозгах десятка вариантов я остановился на двух, как мне показалось, безошибочных способах плавания на этом обрубке.

«Ну, так-то я точно поплыву!» — подумал я, разгоняясь на берегу. Ага. Поплыл.

Мой план: разогнаться, прыгнуть на доску и по инерции отплыть от берега был идеален. Так я думал.

И я прыгнул. То, что эта доска окажется живой тварью, я никак не ожидал. Она как-то боком выскользнула из-под меня, и когда я очухался, то обнаружил, что лежу, плотно обхватив этот инструмент мазохиста. Только не на нем, а под.

— Пристрелочный прыжок, — сообщил я зрителям и одной девочке.

Им так было меня жалко, что они, сопереживая постигшей меня неудаче, корчились на берегу.

Короче, первый вариант не проканал.

Подхватив доску, я пошел воплощать попытку номер два в жизнь.

Дойдя до конца волнореза, я бросил доску в воду и немного понаблюдал, как она там весело скачет в волнах, немного больших, чем на берегу. Это показалось мне хорошим знаком, и я присел перед прыжком.

На берегу замерли отдыхающие и еще одна девочка.

— Ийееех! — оттолкнувшись от волнореза, взлетел я по направлению к доске. То, что попытка провалилась, я понял еще в момент взлета, наблюдая, как веселая волна относит доску из точки предполагаемого приземления.

«Только не рожей, только не рожей!» — шептал я, летя над морем. Естественно, как обычно, мой глуховатый ангел-хранитель не услышал приставки «не» в моей просьбе. В остальном он сделал все, как я его просил.

Стремительное приближение воды убило во мне желание к красивым кульбитам. Мне стало мгновенно плевать на отдыхающих и еще на одну девочку. Тут было уже не до эстетики красивого прыжка. В данный момент надо было позаботиться о сохранении кой-каких частей тела, поскольку ноги разлетелись в разные стороны, а доску отнесло недалеко, так что шанс оседлать ее, как Вакула черта, был ой как велик!

Усилием воли я свел ноги вместе и выбрал точку приземления.

Время остановилось. Стихли звуки и пропали запахи. Я подлетал к цели.

Буквально за долю секунды я понял свою ошибку, но было уже поздно! Сигнал, поданный мозгом ногам, был еще где-то в районе пупка, когда случилось это.

Набрав скорость падения дохлой белки с сорокаметровой сосны, я грохнулся ногами на край доски. Подлое средство волноплавания от такого обращения жалобно чавкнуло и резко встало вертикально. Разрезая пятками молекулы воды, я стремительно погружался в направлении обезумевшего от страха краба, который ошалелыми глазами таращился со дна на приближающийся подарочек. Подарочек, уже не стесняясь отдыхающих и еще одной девочки, матерился так виртуозно, что если эти слова переложить на музыку, то Моцарт бы выглядел уличным бродягой-не-удачником.