Во-первых, я понял, что куча шлангов — это куча гимора. Во-вторых, шланг от паскудомойки надо было мастырить к Бульбулятору. Ну и наконец самое забавное — все шланги имели разный диаметр.

…Когда я в магазине мимикой и на пальцах в течение часа попытался объяснить продавщице, что я хочу куда всунуть, она тихо покачала головой, загадочно гулькнула горлом и, обозвав меня извращенцем, поставила на прилавок табличку — перерыв 15 минут. После чего спустя сорок минут она вернулась и уточнила свою формулировку — сантехнический извращенец.

Но надо отдать тетке должное. Она подобрала все что надо, и еще больше того, чего не надо. Домой я приволок даже штуку, похожую на вымя с пятью сосками. На фига я ее покупал, уже не помню.

…После монтажа всех переходников, тройников и прочих краников из-под раковины на меня глянул проапгрейденный дохераног-косоглаз. Существо жуткое и опасное. Как дохераногова задница, наружу выглядывало отверстие для подключения посудомойки, которое я оставил на потом.

Еще нюанс. Земляки Ющенки, когда делали сантехнику, почему-то все краны вывели в ванную. И от кухни тоже. То ли это была месть за российский газ, то ли незаконченное образование, не знаю. Но факт имеет место быть. Кран в ванной, отвечающий за перекрытие воды на кухне, был самым огромным и самым красным и напоминал замурованного в стену осла, приготовившегося к случке.

Руководителем крана была назначена жена, а я, тяжело кряхтя и приняв знакомую позу эмбриона, пополз под раковину. Угнездившись там и опутавшись щупальцами дохеранога, я дал команду на открытие крана.

Вода весело зажурчала по трубам, направляясь к хитросплетению шлангов.

— Так, — проанализировал я, — этот краник закрыт, он от фильтра, этот шланг подсоединил, этот тоже. Этот краник от посудомойки… Или нет… Ну-ка еще раз…

Как раз в тот момент, когда я задумчиво смотрел правым глазом в краник от посудомойки, оттуда с радостным ревом освобожденного самурая влупила вода.

В един секунд подлая жидкость вымыла меня из-под раковины, как дерьмо с палубы, и дохераног ожил. Он ревел, рвал и метался в поисках выхода. Жидкость из него ровным слоем растекалась по полу и по моей роже.

Шустрой змеею метнувшись под раковину, я все-таки закрыл этот краник, но, как оказалось, один шланг я не прикрутил, а тока наживил.

Не желающий сдаваться дохераног в очередной раз смыл меня на середину кухни, на которой стало дюже скользко. На карачках, собирая разъезжающиеся руки и ноги, я опять ломанулся под раковину. Если раньше укладывание в позу эмбриона и протискивание под раковину занимало пять минут, то теперь заняло долю секунды. Я как человек-змея складывался в нужную позу уже на подлете к раковине и входил под нее как шомпол в ствол, четко по размеру и без единой щели.

…А руки-то из одного места все-таки. По крайней мере, одна — зародилась мысль, как раз в тот момент, когда очередной неприрученный шланг атаковал меня напором воды. «Фигня какая-то творится, — мелькнуло в голове, когда я в очередной раз, смытый из-под раковины, на заднице выехал на середину кухни, — надо что-то делать».

Ну и пусть под плинтусами судорожно ржали тараканы, а жена ласково назвала меня ихтиофауной. Я его победил! Он пал пред руками мастера!! Он сдался и запросил пощады!!!

Зато теперь он послушен и кроток, будто бы он не дикий дохераног, а ласковый домашний котенок.

На улице плюс два, но снег валит, как Санта-Класс обделался. Гололед аццкий. Гайцы дороги для дальнобоя позакрывали, но шустрые легковушки шныряют, аки воши по расческе.

Еду с объекта, блин, грузовичок праворукий, маленький такой, трехтонник, что ли, лежит в кювете на боку. Еще снегом не припорошило, значит, тока-тока сверзился.

Ору водиле: «Тормози!» Выскакиваю и бегом к перевертышу. На бегу отмечаю, мотор работает, значит, водила без сознания. Иначе бы сразу заглушил машину.

Снегу по колено плюс грязь. Я в костюме, на шеях галстук. Короче, весь в чистом. Был.

Пока добрался, пока обошел кабину…

Я как-то раз тоже на перевертыше дверь открывал, посему помню, что делать. Хотя там «Жигуль» был, а тут кабина раза в два больше.

Пости прислоняюсь животом к грязной крыше машины, дергаю ручку. Внутри шевеление.

Ага, значит, живое что-то там есть!

Это «живое» изнутри открывает дверь, как люк танка. Я уже весь в грязи и снегу. И точно. «Живое». Вернее, «чуть живое».

Пьяное в жопу.

Ну я и психанул. Блин, тварь такая. Погода, не всякий трезвый поедет, а этот козел… И так мне обидно стало. Ну просто песец.

Он тока рот открыл, ну я его евойной же дверью и нахлобучил. С размаху закрыл то есть.

Клиент ухнул куда-то в недра кабины, но тут же смотрю, назад лезет. Ах ты козел. Штопаный.

Открываю опять дверь наверх, этот сапиенс, видно, на разборки полез. Ну я его второй раз и накрыл дверью.

В нутро кабины он улетел гораздо стремительней, чем первый раз. А фиг ли, первый раз я был, можно сказать, новичок.

А он не унимается, смотрю, что-то мне из-за стекла показывает. Ну песец, думаю, совсем обнаглел. И опять мне так обидно стало.

Открываю ему дверь, жду, когда опять башка евоная появицца. Не, он затаился где-то в темном нутре кабины и, еле передвигая во рту слова, что-то мне втирает.

А ни фига не слышно. Я прислушался… И опять мне стало обидно. И даже немного неудобно.

Напрягши слух, я разобрал: «Я не водитель, водитель за помощью поехал».

Ну чо. Я осторожно прикрыл дверь. И уехал. Тем более что сзади, мигая поворотником, останавливался, по-видимому, тот самый «водитель, который уехал за помощью».

А ведь уже можно сказать, полжизни прожил, а ума до сих пор не набрался.

В субботу пошел на рынок, дабы прикупить на неделю грядущую еду в виде фруктов, овощей и туалетной бумаги.

Помидорки, апельсинки, бананы всякие. Уже рассчитываюсь с продавцом, как краем глаза замечаю на прилавке, в низеньком ящичке, что-то такое темное, деформированные заячьи какашки напоминающее.

— А что это? — вопрошаю я.

— Эээ, эта кашьтан. Свежий, вкусьный! Толька сабрали!

— Ааа… Эта… А как его кушать-то?

— Ай, расколешь его немного и кипятком и чуть-чуть соли, да?

— И вкусно?

— Вай, как вкусно! И полезно тоже сильно, да!

— Нуу… Взвесь немного… Понравится, приду еще куплю.

Пожилой кавказец взвесил мне пакетик каштанов, и я, навьюченный пакетами, поковылял в машину.

Надо сразу сказать. Приготовленные по его рецепту каштаны вкуса оказались безобразного, вида отвратительного, и заколебался я каждый каштан расколупывать. Хорошо, что приготовил только пять каштанин.

Сел я, значит, над коричневой кучкой и принялся думу думать. Дума была об одном — как приготовить сей диковинный овощ?

Все мои знания, касающиеся каштанов, ограничивались поговоркой — «Таскать каштаны из огня чужими руками» и строчкой из песни Шуфутинского — «Каштаны негры продают на площади Конкорд». Еще, правда, была «Каштанка», классика, но это уже несколько другое блюдо.

Исходя из своего багажа знаний, я сделал несколько выводов. Первый гласил — раз «каштаны из огня», то их можно жарить. Второй вывод — раз сами «негры их продают», да еще и «на площади Конкорд», значит, продукт должен быть вкусным и, наверно, типа семечек. А семечки, подумал я, подтверждая первый вывод, надо жарить.

Достал я сковородку тефлоновую, масло подсолнечное и лопатку пластиковую. Немножко масла в сковороду, каштаны туда, все перемешиваем, чтобы они заблестели масляными боками…

Быстро зашкворчало масло, в такт ему зашкворчали мои мысли в предвкушении редкостного в наших краях деликатеса. Почему-то мне казалось, что каштан будет напоминать вкусом то ли жареные семечки, то ли арахис, то ли еще что-нить вкусное. Весь такой романтичный, я сидел в мечтательной дымке, расслабленный телом и душой, когда что-то громко грохнуло и мимо уха со скоростью испуганного пчела пролетела какая-то гадость.