Прилетели раз представители «Дебирса» (фирма алмазами занимается). На кой они в эту глушь приперлись — до сих пор не пойму. Хотя слышал, что у них такие поездки экстримом считаются. Ну примерно то же самое, что нам с Эвереста с голой задницей на ежике съехать.

Вызывает меня, значит, директор и грит:

— Нам выпала честь принять на нашей северной земле представителей… — Потом подумал и продолжил, — короче, Серега, собирайся, повезем этих долбо…ов на рыбалку. Харч не брать — все за счет конторы.

«Нивапрос, — подумал я, — не впервой». Эх, наивный чукотский юноша, да кабы я знал, чем все кончится…

В общем, летим мы на вертушке «Ми-8». Я, директор, товарищ, два иностранца и переводчик. Глядя на хитрую рожу переводчика, я еще подумал, что, видимо, ему не впервой такие мероприятия. И не ошибся. Потому что он надрался еще до прилета к точке и свои переводческие обязанности забросил на хрен. Да и с русским у него начались напряги. Но ничего так не способствует взаимопониманию народов, как вовремя выпитая восьмая.

Прилетели — сели — разгрузились. А сели на островок, так как больше нигде места нормального для посадки не было. А зимовье на другом берегу, то есть до него еще на моторке пару километров плыть. Пока я готовил мотор, бутор весь в лодку грузил и как-то немного отвлекся. Оборачиваюсь — на меня две пары окосевших импортных глаз пялятся. И пытаются выдавить из себя какой-то вопрос. Я чел вежливый, честно попытался понять, что они хотят. Но они, тупые, так и не смогли объяснить, че им надо. Тут из-под коряги раздался голос, от которого я сиганул на соседнюю сопку. «Во, блин, — пронеслось в голове, — на пустом берегу — коряги говорят. А что будет, когда в лес зайдем?» Но это пытался спасти положение лежащий под корягой на животе переводчик.

— Эни… это… б..я., хотят… спрсть… про… — И заснул.

Мое любопытство достигло апогея, не каждый же день представители такой компании что-то хотят у меня спросить.

— Да не бери в голову, Серега, — сказал директор. — Они хотят узнать, когда поплывем. Все они на каждой рыбалке задают один и тот же вопрос.

Подивившись богатому опыту директора и опрокинув стопку, я с сомнением оглядел людей — иностранцев, постепенно превращающихся в балласт. Балласт о чем-то оживленно между собой говорил, по четыре раза повторяя фразы. В разговоре отчетливо слышалось слово «Бай-най». Тут уж я сам догадался, что пока я наводил марафет, директор под предлогом «А выпьем за северного бога леса Байная!» влил в них критические для их организма триста граммов. Водки. Ну, все, лодка на воде, переводчик, притворившись в спальный мешок, свернулся на носу, плывем. Плыли недолго, потому киче интересного не было, кроме того что иностранцы начали сносно материться по-русски. Приплыли к зимовью, сели у костерка, слышу: балласт опять что-то спросить тужится. Рыбачить хотят — раздалось у меня над ухом. «Бля-а-а!!!» — спокойно подумал я, подскакивая над лесом. Это подкрался проснувшийся переводчик, который готовился в бой со стаканом в руке.

— Твою мать, му…к тя в ухо! — обрадовался я его пробуждению.

Пока я искренне радовался, эта собака успела залудить стакан и рухнула на мох в позе «Напугай медведя».

— Серега, — зашептал директор. — Отвлекай этих дятлов, а мы быстренько сети поставим.

— Гуут, — сказал я и начал отвлекать.

А поскоку я не клоун, то отвлекать умею тока одним способом, а именно налил я им стопки и выдал тост что-то за порядком им надоевшего Байная, северные красоты и т. д. Переводчик что-то там пытался переводить, но судя по тому, как иностранцы с ужасом на лице засадили зараз смертельную для них дозу алкоголя и испуганно начали озираться, он где-то ошибся в переводе.

Тут появились директор с товарищем и тремя рыбинами.

— Когда будем рыбачить? — опять поинтересовались гости.

— Дак это, уже рыбачим, — сказал директор и подтвердил это, показав рыбу.

Подивившись загадочной русской рыбалке, гости грустно посмотрели на остатки водки в бутылке. Уловив их взгляд, директор дал команду:

«Серега!»

И глазами так влево-влево. Я хоть и не клоун, но и не тупой. Проследив за направлением взгляда, меня затрясло от ужаса — под елкой стояло три ящика водки! На два дня! На шесть человек! Чтоб два раза не бегать, я приволок один ящик к столу. Гости оживились, я приуныл. Тащить до лодки и потом закидывать в вертушку эти тела мне как-то не климатило, но выбора не было. Закон гостеприимства превыше всего! После этого пить со стопок показалось мне верхом неприличия, и я, налив стакан, пошел побродить по берегу. Возвращаясь назад, я прошел мимо двух идиотов, говорящих не по-русски, которые фотографировались с длинючей удочкой, на крючок к которой была насажена три часа назад вытащенная из сети рыбина.

Потом было бутор — лодка — я на румпеле — заглохший посередине реки мотор — ко всему привыкшие пилоты, помогавшие погрузить переводчика, который, приняв позу морской звезды, никак не хотел пролазить в дверь вертушки.

«Домой!» — ликовало мое нутро, находясь на грани конфликта с сознанием. Один иностранец пошел к пилотам. Я вломил «морской звезде» сапогом, от чего он шустро вскочил с пола и уставился на недопитый ящик.

— Иди переводи, — напутствовал я его и, развернув лицом к кабине, придал легкое ускорение коленом. Он переводил пять минут. Ну о чем может говорить пилот «МИ-8» и высокопоставленный товарищ из «Дебирса»? О погоде, о водке, ну о бабах в конце концов. Не-е-ееет! Этот идиот похвастался, что там, на родине, у него есть свой вертолет, а другой идиот предложил полетать! Я всегда был сообразительным. Поэтому, когда я увидел, как пилот лезет из кресла, а проспиртованный гость гнездится на его место, я рванул бутылку из обоймы, налил всем по стаканчику, и мы, не чокаясь, выпили. И так четыре-пять раз. Это потом я узнал, что вертуха стояла на автопилоте, то есть выше-ниже заданного гость лететь все равно бы не смог. А тогда я находился в предчувствии скорой кончины и стремился залить боль утраты самого себя. Народ от меня не отставал. Тосты были краткие, но емкие. Совсно он был всего один, но говорился хором:

«Блияа-а-а-аа!!!!» — это когда гость закладывал очередной вираж и мы, обнявшись как родные братья, стучали зубами по стаканам.

Но все проходит. Прошло и это.

Только по прилету первый иностранец так посмотрел на своего коллегу-пилота, что я понял — сегодня будет кому-то больно.

Полетели мы как-то на южное побережье моря Лаптевых. Долго летели, аж водки не хватило. Но прилетели. Смотрю: стоят две хибары и все. То есть совсем все. Куда ни глянь — белая целина до горизонта. Во, подумал я, романтик хренов, и что дома не сиделось? Но делать неча, разгрузились, вертуха улетела, а мы начали обживаться. Зимовье протопили, якутам двум местным налили по чуть-чуть. Их там всего двое и было. За жисть поговорили.

Спрашиваю — какая живность тут есть? Так это… медведи там… и… это… песцы, грят якуты. «Ну и хрен с ними, главное, чтоб не рядом», — подумал я, засыпая. Ночью проснулся от безумного желания лицезреть северное сияние, ну, и заодно сходить по-малому. Лучше бы я сразу под себя сходил, блин!

Выползаю из зимовья, думаю — отойду-ка подальше, чтоб северную красоту рядом не портить. Отошел. А настроение такое лирическое, северное сияние над головой мерцает, морозец сорок с лишним потрескивает. Расстегнул я штаны и вот в этой красоте приступил непосредственно к главной цели ночного визита на природу.

Стою, балдею.

Вдруг сзади на ухо: «А-Э-А-У-ААА!!!» Медвежий рев! Реакция сработала как надо. Брюс Ли плачет от зависти. Когда сообразил, что делаю, я уже давно бежал к зимовью мелкими, но необычайно скоростными шажками, так как штаны болтались где-то внизу и не позволяли увеличить шаг. «Ё…ный Маленький Мук!!!» — завыл я громче медведя и попытался на ходу освободиться от лишней одежды. Медведь, наверно, немного прибалдел, глядя на этот стриптиз в минус сорок градусов. Такого он не видел, наверное, с момента расформирования метеостанции, которая была в восемнадцати километрах. Восточнее.