По приглашению главного камергера в спальню вошла еще одна группа посетителей. Они ступали медленно и чинно, но их было много, и теперь в спальне стоял легкий гул. Небольшим наклоном головы король приветствовал всех вновь прибывших — он не имел возможности побеседовать с каждым в отдельности.
— Итак, вы сказали мне, мадам, что собираетесь к сестрам-урсулинкам, — продолжал король, не обращая внимания на церемониймейстеров, смотрителей королевских покоев, главного хранителя королевского гардероба, придворных цирюльников, аптекарей, хранителя дворцовой посуды, главного смотрителя королевских часов и фрейлин королевы, которые входили в спальню и занимали места в соответствии со своим положением при дворе.
— Да, сир, ваше величество знает, как высоко я ценю этих благочестивых и милосердных монахинь! Они как раз сейчас возносят к небу молитвы, дабы Господь помог им обрести новую статую Иоанна Крестителя.
Личный королевский цирюльник приступил к бритью щек его величества. Король еле заметно улыбнулся, ощутив прикосновение острого лезвия. Не будь этого, он бы расхохотался во все горло, настолько неумно и неловко выразила королева свою «замаскированную» просьбу. Да, бедняжка не смогла бы провести и малого ребенка!
— Небо уже вняло их мольбам, мадам. Мы оплатим статую Иоанна Крестителя для этого монастыря из королевской казны. Мы тоже почитаем этого святого, и наш поступок доставит радость и нам самим.
Слова короля были встречены всеобщим одобрительным гулом. Король остался доволен — его благородный жест оценили по достоинству.
Он посмотрел в зеркало, пытаясь отыскать взглядом Батистину.
— О, сир! Ваше величество! Вы так добры! — воскликнула пребывавшая на седьмом небе королева.
— Поверьте мне, Мария, если я могу помочь вам в ваших добрых делах, мне самому это доставит огромное удовольствие! — зашептал Людовик. Он едва не добавил: «Это снимает тяжесть с моей души».
— О, Людовик! — только и могла пролепетать взволнованная до слез королева.
Придворные изо всех сил напрягли слух, чтобы уловить содержание беседы королевской четы, но тщетно: супруги говорили слишком тихо.
— А появились ли у вас новые фрейлины, мадам? — громко спросил король, прекрасно осознававший, к чему в конце концов должен был привести его столь невинный, на первый взгляд, вопрос.
— О да, сир, и я должна еще раз поблагодарить ваше величество за доставленное мне удовольствие. Дочери барона Скоковского прибыли два дня назад, и я, к моей великой радости, уже имела счастье поговорить с ними по-польски!
— Вот как? Прекрасно, прекрасно… Но представьте же мне их!
— Подойдите! Подойдите, дети мои! — обернулась к фрейлинам королева.
Две красивые девушки с пепельными волосами, как две капли воды похожие друг на друга, приблизились к позолоченной ограде и дружно опустились в реверансе, нисколько не смущаясь.
— Добро пожаловать ко двору, добро пожаловать! — любезно заулыбался король (цирюльник уже напудривал его парик). — Но, мадам, мне кажется, у вас есть еще одно вакантное место фрейлины? — небрежно, как бы между прочим, спросил король.
Королева изменилась в лице и засопела носом. Она уже поняла, почему король столь внезапно расщедрился и куда он клонит сейчас; ведь он уже не раз проделывал подобное, навязывая ей своих любовниц в качестве фрейлин.
— Да, сир, так и есть. Ваше величество, вы прекрасно осведомлены обо всем, что творится во дворце, — сухо, почти на грани приличия, ответила королева.
Придворные переглянулись. Они были просто счастливы. Ведь сегодня церемония пробуждения оказалась очень интересной. Они надеялись, что имя новой фаворитки сорвется с королевских уст и даст им пищу для пересудов.
— Мы были бы довольны, мадам, если бы вы соизволили предоставить место в вашем окружении сестре наших добрых и верных подданных. Речь идет о мадемуазель де Вильнев-Карамей, девушке из очень старинного рода…
Королева от злости закусила губу. Это было единственное, что она могла сделать.
Главный камергер объявил о прибытии еще одной группы почетных гостей. Король едва сдержался, чтобы не разразиться ругательствами, ибо как раз в этот момент цирюльник приложил ему к лицу горячую салфетку, смоченную винным спиртом, чтобы смягчить гладко выбритую кожу.
— Черт бы побрал этот проклятый этикет! — заворчал Людовик.
— Ваше величество, вы соизволили о чем-то спросить? — с тревогой осведомился главный камергер.
— Да, да! Давайте-ка побыстрее, а то уж слишком долго тянется сегодня церемония! — зашипел король.
Главный камердинер едва не поперхнулся.
Почетные гости, среди которых были знатные вельможи, приседая и кланяясь, заняли места у стен спальни.
— Ваше величество, соблаговолите вытянуть ноги…
— Да, да… — с раздражением ответил Людовик.
Пажи натянули на королевский зад штаны, а на ноги — чулки, двое других держали в руках туфли. Король наклонился и собственноручно застегнул подвязки на бриллиантовые застежки.
— Ваш утренний кофе, ваше величество! — объявил главный хранитель королевских столовых приборов и подал Людовику поднос с чашечкой дымящегося кофе с миндальным молоком. Людовик схватил чашечку с серебряного подноса и жадно сделал глоток. Он едва не задохнулся, так был горяч напиток.
Людовик посмотрел в огромное зеркало, пытаясь отыскать среди приглашенных Батистину.
В королевской спальне стало так душно, что можно было задохнуться. Дамы обмахивались веерами.
Король довольно улыбнулся. Он наконец-то нашел Батистину. Зажатая между братьями, она стояла у окна. Герцог де Ришелье о чем-то оживленно беседовал с молодыми людьми. Людовик поднялся и предоставил себя в распоряжение главного хранителя королевского гардероба и первого лакея, которые ловко избавили его от камзола и ночной рубашки; два других лакея держали на вытянутых руках драпировку, чтобы скрыть процесс одевания от посторонних глаз. Из-за драпировки виднелась только голова короля в напудренном парике.
Батистина огляделась. Никто не обращал на нее внимания. Она привстала на цыпочки и подмигнула королю с заговорщическим видом, словно хотела сказать:
— Это все так долго и скучно, Людовик. Я бы предпочла оказаться с вами наедине.
Людовик и бровью не повел. Он зачем-то нагнулся и окончательно исчез за драпировкой.
— Моя дорогая, вы заслуживаете хорошей порки за подобную дерзость. Но мы питаем к вам слабость, мое сердечко. Потерпите немножко, и вы получите ваш любимый суп! — довольно явственно произнес король, в то время как дофин с угрюмым и сонным выражением лица приблизился к отцу и подал ему рубашку.
Присутствующие с недоумением переглядывались, теряясь в догадках: кому адресованы слова монарха.
Людовик щелкнул пальцами. Раздался лай Мессалины. Придворные облегченно вздохнули — они поняли, с кем говорил король.
— Ах, его величество обожает животных! — пронеслось по спальне.
Батистина задыхалась от смеха. Она одна-единственная разгадала истинный смысл королевской речи. Флорис обернулся и грозно сверкнул глазами. Батистина сделала вид, что не заметила свирепого выражения его лица.
Она не помнила себя от радости от того, что оказалась в Версале. Сегодня Адриан разбудил ее в пять часов утра в маленькой очаровательной комнате гостиницы, где они провели ночь. Молоденькая служанка поднялась в комнату к Батистине — помочь ей надеть парадное платье.
— Ах, мадемуазель, вы выглядите просто великолепно! — восторгалась девушка.
Батистина заинтересованно взглянула на служанку.
— Как тебя зовут?
— Лизонна, ваша милость. Вся к вашим услугам! — ответила девушка, приседая. Это была красивая девица с хорошим цветом лица, высокой грудью и крутыми бедрами. Весь ее вид свидетельствовал о завидном здоровье и веселом характере.
Ночью Батистина проснулась от странного шума. Ей показалось, что Флорис отворил дверь своей комнаты как раз рядом с ее собственной. Батистина пристально посмотрела на служанку, и та немного смутилась под вопросительным взглядом голубых глаз.
