— Бедная малышка! Она так счастлива! Все происходящее развлекает ее! — вздохнула Мартина.

— Ну ты и скажешь, жена! — бурно запротестовал церковный сторож. — Хорошенькое развлечение — брак, нечего сказать! Вы, кажется, забываете, что говорите о великом таинстве! Странные речи для супруги церковного сторожа!

— Ох, да замолчите же, Блезуа, — заворчала Элиза. — Я понимаю Мартину и думаю так же, как она! Ну разумеется!

— Хорошо, хорошо… Я вижу, вы обе против меня… Я иду в церковь, там меня с распростертыми объятиями встретит господин кюре. Он уже давно просил меня до блеска натереть церковную утварь. Я оставляю вас одних. Можете потрещать на свободе, как сороки. Да, верно говорят: на женщине лежит ответственность за первородный грех!

— Ну, не сердитесь, мой мальчик. Вы обещали мне присмотреть за замком в наше отсутствие. Мне кажется, с возрастом у вас стал портиться характер. Раньше, когда вы находились под моим началом, с вами было легче ладить! — заметила Элиза. Она никогда не упускала возможности напомнить о своем былом могуществе во времена прекрасной графини Максимильены.

— А что, мадемуазель Батистина уже оправилась после смерти своих братьев? — шепотом спросила Мартина, нисколько не заботясь о том, что скажет ее муженек.

— Увы! Бедняжка никогда не заговаривает об этом. Но я-то знаю, что она постоянно думает о них, в особенности о господине Флорисе. Его она просто обожала!

Муж и жена согласно закивали головами.

— Так грустно, так печально! Бедная сиротка! Мне ее так жаль, что и сказать не могу! Да, мадам Элиза, ну и забота легла на ваши плечи! — запричитала Мартина.

Старая нянька вздохнула так тяжко, будто ее душа расставалась с телом:

— Ах, друзья мои! Лишь бы этот брак был заключен, да поскорее! Я успокоюсь только после свадьбы!

— Она до сих пор ничего не знает?.. — спросила Мартина.

— До конца своей жизни она не узнает ни о чем! Только мы трое на всем белом свете и знаем эту тайну… Мы последние…

— О, мадам Элиза, не бойтесь! Уж мы-то не проговоримся! Мы скорее согласимся дать изжарить себя на медленном огне, как благочестивый святой Лаврентий! — заверил церковный сторож.

— Нет, не вас я опасаюсь, друзья мои… Я и сама не знаю, чего я боюсь… Пожалуй, всех и вся… Вообразите, а вдруг найдется кто-нибудь, кто замышляет недоброе и узнает правду?! Какой ужас! Какой кошмар! Наша бедная малышка лишится даже той малости, что у нее осталась! Ее могут лишить даже имени!.. Ах, Боже мой! — нянюшка поднесла дрожащую руку ко лбу, словно силилась прогнать ужасное видение.

— Вы будете иметь в моем лице самого нежного и преданного жениха, мадемуазель де Вильнев, а в скором времени, как я смею надеяться, и самого послушного мужа, поклоняющегося вашей красоте, — прошептал Жеодар, завладевая чуть дрожащей рукой Батистины и целуя тонкие пальчики.

Девушка густо покраснела. Ей так недоставало советов матери. Голова у нее шла кругом.

Обед начался в 11 часов утра, и Батистина по неведению выпила несколько лишних глотков вина, которое называют шампанским.

Жеодар Кастильон потихоньку вывел Батистину из толпы гостей. Они проследовали в прелестный маленький будуар, где в камине весело потрескивал огонь, создавая уютную, располагающую к беседе обстановку. Смех и голоса приглашенных заглушались большими коврами и тяжелыми портьерами.

— Вы станете королевой замка дю Роже, — вновь заговорил Жеодар, прижимая ладонь Батистины к своей груди.

Батистина с удивлением и восхищением обнаружила, что ее жених не лишен обаяния. Высокого роста, хотя и несколько полноватый для своих лет, господин Жеодар с изяществом носил парик. Лицо его было приятно для взгляда, а в маленьких, но чрезвычайно живых глазах светился незаурядный ум. Он обладал достоинством и уверенностью человека, преуспевшего в делах.

Все утро он окружал свою невесту нежной заботой — так он был ослеплен ее красотой и благородным происхождением.

Роскошная просторная карета с четверкой гнедых лошадей прибыла в Мортфонтен точно в назначенный час. Батистина с Элизой под восторженные крики церковного сторожа и его жены заняли свои места.

— Ты — самая красивая девушка на свете, моя голубка, — восторженно шептала всю дорогу старая няня, и слезы проступали в ее глазах. Да, куколка превратилась в прекрасную бабочку!..

…Затянутая в корсет Батистина неестественно прямо восседала на атласных подушках. Она умирала от страха, но мужественно скрывала свои чувства, смеялась и шутила. На ней были плащ с меховой опушкой и платье — подарок жениха — розовое, с перламутровым отливом, расшитое золотом. Многочисленные складочки по новой моде, бантики, кружева, пенистой волной ниспадавшие из-под широких рукавов, были просто восхитительны. Жеодар поторопился упрочить свою победу и еще раз поцеловал нежную руку как раз в том месте, где кончались кружева, у сгиба локтя. Голова у Батистины кружилась все сильнее, девушка была растеряна, смущена, очарована… У платья было слишком большое декольте, и ей казалось, что господин Жеодар видит, как чересчур часто бьется ее сердце. Незнакомое ощущение разливалось по телу. Ноги ее почти отказывались повиноваться, но чувство это было приятным, очень приятным… Нет, никогда еще она не знала такого чудесного оцепенения! И в то же время в ней поселился страх. Ей одновременно хотелось и убежать и остаться… За всем этим была какая-то тайна, и это ее беспокоило.

Жеодар выпрямился. Он был выше Батистины на голову и посматривал на сконфуженную девушку чуть снисходительно. Батистина подняла на него свои восхитительные голубые глаза, в которых сияла полнейшая невинность, он смело погрузился в эти озера:

— Я никогда не видел глаз такого цвета… Они похожи на небо в летний день… Мадемуазель де Виль… Нет, Батистина… Батистина… Вы ведь позволите, моя обожаемая невеста, мне вас так называть, когда мы одни…

Голос Жеодара слегка охрип. Девушка только кивнула — она уже была не в состоянии протестовать Очень медленно, ужасно медленно, Жеодар Кастильон вновь приблизил свое красивое лицо к пылающему личику девушки, а его опытные ласковые руки обвили ее талию. Батистина напряглась, потянулась ему навстречу, ее дыхание стало прерывистым. Она закрыла глаза, предвидя, что сейчас произойдет нечто необыкновенное, потрясающее. Губы Жеодара коснулись розовых губ, сомкнутых, словно лепестки нераскрывшегося цветка.

Батистина позволила ласкать себя. Она ощущала свою скованность, неуклюжесть, неопытность и удивлялась тому, как на глазах менялся жених, становясь все более милым и нежным.

Жеодар легко заставил развернуться лепестки прелестного цветка, с такой доверчивостью предоставленного в его распоряжение. Он уже предвидел счастливое будущее. Батистина не сопротивлялась и ответила ему поцелуем на поцелуй, первый в ее жизни, принесший им обоим истинное наслаждение.

«Как я могла жить на свете и не знать, как это прекрасно!» — повторяла она про себя, уронив голову на сильное мужское плечо.

Жеодар еще крепче сжал Батистину в объятиях, приподнял ее и посадил на диван.

— Вы так прекрасны, Батистина! Я никогда еще не встречал такую женщину… — забормотал смущенный Жеодар. Он погладил ее золотисто-медовые, рассыпавшиеся по спинке дивана волосы.

Батистина обвила руками шею жениха, вновь прижимаясь к нему с простодушной невинностью.

Жеодар побледнел от обуревавших его чувств.

Внезапно в дверь постучали, и четкий мелодичный голосок со смешком произнес:

— Дорогой друг, гости теряют терпение. Они требуют, чтобы невеста вышла к ним.

Жеодар быстро поднялся, подхватил Батистину и рывком поставил ее на ноги.

— Вы заставили меня потерять голову, маленькая графиня. А я-то думал, что только простолюдинкам нравится заниматься любовью, а все аристократки — холодные бесчувственные ломаки с голубой кровью. Даю слово Жеодара, я заставлю тебя просить пощады, когда ты окажешься в моей постели! — прошептал он, звонко чмокнув ее в щеку.