— Спроси его, Янек, куда мужик путь держит? — сердито приказал вислоусому сержант-швед, командовавший разъездом.

— Ты едешь, конечно, к самому пану Радзивиллу? — не без ядовитости в голосе вопросил полячок.

— Да разве я смею предстать пред светлые очи самого князя Радзивилла! Нет, я спешу в Шилов к ключнику пана князя.

— Э, да не со Слонимской ли ярмарки ты едешь? — продолжал допрос вислоусый.

Петр Носов, поручик-семеновец, переодетый в мужицкое платье, понял, что проклятый поляк сразу приметил его тугой кошель! Ну и черт с ним, с кошелем! Зашитое в зипун письмо Репнина и Голицына было для семеновца куда важнее. И поручик снова рабски склонил голову:

— Так, пан рейтар. На ярмарке я продал пару добрых лошадок из конюшни самого пана Радзивилла!

— И много маешь пенезы? — хищно прищурился вислоусый.

— То не мои пенезы, пан жолнер, то талеры князя Радзивилла! — Произнося имя столь знатного, пана, поручик гордо задрал голову.

— А вот мы их сейчас пересчитаем! — с неожиданною ловкостью полячок засунул руку прямо за пазуху мужицкого зипуна. Но обнаружил там не кошель, а рукоять доброго седельного пистоля. — Э, да тут у тебя не пенезы, но и доброе приложение к ним! — нехорошо рассмеялся вислоусый. И, обернувшись к сержанту, стал объяснять, что мужик-то не простой, имеет к тому кошелю и доброе оружие, и что надобно мужика раздеть и обыскать.

По-шведски вислоусый говорил медленно, подбирая фразы, и, к несчастью для него, поручик Носов знал куда лучше шведскую речь. И прежде чем полячок закончил свой сказ, могучая длань Петра Носова так крепко опустилась на его голову, что он тут же упал замертво. А в руках поручика уже красовались два пистоля, и на каждого шведа пришлось по пуле. Семеновец стрелял отменно.

Оставив позади перепуганного корчмаря и его пьяниц, поручик выскочил из корчмы и наткнулся на шведа-коновода, на ходу вытаскивающего острый палаш. Но швед замешкался, и семеновец свалил его ударом рукоятки в висок.

Носов не стал забираться в свои мужицкие сани, а вскочил на добрую рейтарскую лошадь, трех других прихватил за поводья и вихрем помчался по слуцкой дороге.

К вечеру он был уже под Слуцком, где и встретил разъезд драгун Меншикова. А через день стоял уже в Минске перед самим царем и светлейшим, бережно передав царю письмо своих генералов.

Сообщение Репнина и Голицына, что провианта в осталось всего на две-три недели, горько поразило Петра I.

— Читай! — бросил он письмо Меншикову. — Скоро все войско в Гродно оголодает, а фельдмаршал Огильви хочет морить его голодом до первой травы!

— Ай-ай-ай! — акая по-московски, возмутился царский любимец. — А еще фельдмаршал! Да он летом всю армию шведам сдаст! Смотри, мин херц, что Аникита Иванович мне на обороте приписал! «Сей злыдень Огильви с московскими генералами никакого совета не держит, с королем Августом ведет тайную переписку, а во все стороны рассылает своих языков, а для чего, неведомо!» Да и Михайло Голицын добавляет: «Просим вашей милости о тайном великого государя указе, что нам делать, когда увидим, что противно интересу государственному Огильви поступает?»

— Будет сей указ! — сердито проворчал Петр и перевел взгляд на стоявшего у дверей поручика. — Молодец! Даже В мужицком зипуне, а все чувствуется гвардейская выправка! Как пробился из Гродно-то? — Царь подошел к Носову, строго посмотрев в глаза.

Но гвардеец не испугался, не отвел взгляда. Ответил честно, не таясь:

— На слуцкой дороге, государь, у шведов, почитай, и разъездов нет, на один только разъезд и нарвался!

— И как ты с тем разъездом совладал? — весело спросил Меншиков.

— Да так и совладал: двух из пистолей снял, а двух вот этим, — поручик повертел здоровенным кулаком. — свалил!

— Вот они, гвардионцы, все могут! — Петр с видимым восхищением обернулся к Меншикову. Потом спросил Носова: — Как там Михайло Голицын гвардией-то командует?

— В гвардии князя Михайлу любят, государь! — без колебаний ответил Носов. — Наш командир свое последнее отдаст, но солдат у него сыт, обут и здоров!

— Добре, тезка! Вот и поскачешь завтра к Голицыну, передашь господам генералам мой указ. Чаю, пробьешься? — Петр опять глянул Носову в глаза.

— Пробьюсь, государь! Ежели по левому брегу Немана скакать, там доселе шведов нет! — твердо сказал Носов.

— А сие дельно! — Петр быстро взглянул на Меншикова и весело рассмеялся: — Вот по тому берегу и надобно немедля провести ретираду всему войску! А ты, Данилыч, с драгунами от Бреста их отход прикроешь. Понял?

— Как не понять, государь, только ведь скоро по той же дороге и саксонский сикурс явится? — слукавил Данилыч.

— Не придет саксонец! Не будет нам никакого сикурса! Пока ты в Слуцке обретался, от короля Августа гонец прискакал. Привез недоброе. Саксонский фельдмаршал Шуленбург еще второго февраля наголову разбит Реншильдом под Фрауштадтом. Бежали все саксонские бездельники, а бригада наемников-французов вообще к шведам переметнулась!

— А наш-то вспомогательный корпус, мин херц? С ним что? — вырвалось у Меншикова.

— На них вся оборона под Фрауштадтом и держалась. А как бежали саксонцы, бросив пушки, шведы окружили остаток нашей пехоты и полонили. Ночью же пленных обнаготили, привязали спина к спине и перекололи штыками! Столь жестока судьба наших страдальцев! — глухо ответил Петр.

— Да сей Реншильд не полководец, а злодей-мясник! Ну, попадись он мне в поле! — Меншиков ухватился за эфес шпаги. А стоящий у порога Петр Носов подумал, что правильно он уложил тех четырех шведов в корчме.

— Вот так-то, камрады! Отныне война на одних нас обрушится! — задумчиво сказал Петр, а затем приказал Петру Носову: — Сегодня же скачи с моим письмом в Гродно. А ты, Данилыч, дай поручику эскадрон драгун для прикрытия. Пусть заодно проверит, появился ли швед на левом берегу Немана аль нет! — Потом положил руки на плечи Петра Носова и не приказал, а попросил: — Помни, тезка, в том письме план спасения всей нашей армии! За это письмо ты головой отвечаешь! А в Гродно фельдмаршалу Огильви, Репнину и Голицыну скажи, что план сей им мой последний указ, и быть по сему!

Через несколько дней Петр Носов стоял уже в Гродно перед господами генералами. Впрочем, и те стояли на вытяжку, словно услышав гневный царский оклик.

«По несчастливой баталии саксонской… выходить вам из Гродно не мешкая, сразу по вскрытии Немана и выступать с вечера, чтоб с ночи осталось боле времени для ретирады!» — приказывал Петр.

Репнин и Голицын сразу согласились с планом царя, и один только Огильви пытался еще упрямиться. «Я получил ваше письмо, — доносил он ему через своего лазутчика. — Все же лучше бы простоять здесь до лета. А впрочем, исполняю вашу волю и отступаю к Бресту». У Огильви не было боле главного довода: надежды на саксонский сикурс.

Как только начался ледоход, 22 марта русская армия через городской мост перешла на левый берег Немана.

Узнав о переправе, Карл XII бросился к Гродно, но гвардия под командой Голицына и тяжелые русские пушки на бастионах прикрыли отход.

Тогда король приказал своим саперам спешно наводить мост через Неман, но ледоход снес шведские понтоны. Когда шведы через неделю переправились через Неман, русская армия подходила уже к Бресту, где к ней присоединились драгуны Меншикова. Карл XII, как всегда презирая природу, вздумал было перехватить русских через Пинск, но попал в половодье полесских болот. Даже неутомимые шведские гренадеры не могли форсировать разлившуюся Припять.

Русская армия фактически уже под предводительством Меншикова, а не Огильви отошла к Киеву. Там войско с радостью встретил сам царь. Петр дал высокомерному фельдмаршалу полный абшид, а армию вручил Борису Петровичу Шереметеву, как раз подоспевшему из-под далекой Астрахани.

Поскольку летом 1706 года стало известно, что шведский король отправился походом в далекую Саксонию, Борис Петрович смело двинул свое войско подо Львов в Жолкву. Осенью же пришла весть, что саксонцы снова побиты. Август II отрёкся от польской короны и заключил со шведами позорный Альтрапштадтский мир. Россия теперь осталась и впрямь одна против могучего шведского воителя.