Вот почему, увидев, что русские уже заняли западные ворота и подходят к замку, шведский комендант принял русского парламентера и решил сразу принять капитуляцию, по которой шведов беспрепятственно отпускали в Ригу. И вот, к немалому удивлению Аникиты Ивановича, который наблюдал бой с восточной стороны, шведская канонада вдруг смолкла и над митавским замком подняли белый флаг.

Вскоре подскакавший от Голицына офицер-семеновец весело разъяснил Аниките Ивановичу, что западный вал уже занят русской гвардией, тамошние ворота разломаны и сбиты и гвардия подошла к замку. Аниките Ивановичу ничего не оставалось, как приосаниться и принять явившихся к нему шведских парламентеров с должной важностью.

Так 5 сентября 1705 года капитулировала столица Курляндии. Получив радостное известие о нежданной виктории, царь тотчас вернулся в Митаву. Петр был когда-то в этом городе во время первого путешествия за границу и хорошо помнил теплый прием, который устроили ему герцог Курляндский (высланный потом шведами в Кенигсберг) и жители города.

Поэтому строжайшим царским приказом русским войскам было приказано не чинить жителям Митавы никаких грабительств, насилий и разорений. Впрочем, в Митаву была введена только царская гвардия: семеновцы и преображенцы, вошедшие туда с бою.

— Не обижайся, Аникита Иванович, но гвардия одна взяла город, ей и все трофеи считать! — жестко разъяснил Петр Репнину. Впрочем, утешительно добавил: — А тебе, князь, со своей дивизией идти к другой шведской фортеции, Бауску. Там у тебя победных лавров никакой Мишка Голицын не отнимет!

Молодого же полковника семеновцев Петр трижды расцеловал и произвел в генерал-майоры.

— Смотри, Михаил, командовать тебе теперь всей гвардией. Само собой, когда меня при ней нет. Не подведешь?

— Не подведу, государь, — выдохнул, краснея от высокого производства, Михайло Голицын. Еще бы, в тридцать лет стать генералом и командовать царской гвардией!

— Поздравляю! — холодно приветствовал нового генерала Репнин, путь которого лежал отныне к Бауску. Михаил дружески протянул было Репнину руку, но тот ее не пожал.

— Почитает, что ты украл у него победные лавры. Ну да пусть сам их под Бауском заработает! — рассмеялся Петр. — А теперь, княже, пошли в замок считать трофеи!

Чего токмо не накопили подвалы рыцарского замка Кетлеров, последних властителей Ливонского ордена! Одних рыцарских доспехов достало бы на добрую тысячу рыцарей.

— Все ржа и тля, ржа и тля! — басил Петр, перебирая затупившиеся ржавые мечи и сабли, крепким ботфортом отбрасывая в сторону изъеденные молью рыцарские знамена.

— Нет, не случайно царь Иван Грозный одним ударом развалил Ливонский орден, от которого теперь только и осталось, что герцогство Курляндское. Пойдем-ка лучше, княже, пушки считать! — Петр, а вслед за ним Голицын, выбрались из ржавых герцогских кладовых на чистый воздух.

Пушек в цитадели и на валах насчитали 295, правда, тоже большей частью старых, времен еще Ливонской войны. Но были и новые шведские орудия, в том числе, что особенно порадовало господина первого бомбардира, «мортирцы новой инвенции».

— Тяжелые пушки, — приказал Петр, — отправить немедля Репнину под Бауск. Ему, чаю, артиллерия понадобится! А старые пушки отвезти в Москву, на оружейный двор на переплавку. Из них много доброй меди выйдет!

Комендант Бауска и впрямь не хотел сдавать свою маленькую фортецию Репнину, пока не подвезли тяжелые орудия из Митавы. После первого же залпа пушек над крепостью в Курляндии поднялся белый флаг.

Немногочисленный шведский гарнизон, всего в пятьсот солдат, отпустили в Ригу, а на стенах крепости взяли еще 55 пушек. В сентябре 1705 года вся Курляндия была в руках русских, а победитель при Мур-мызе Левенгаупт в великом страхе укрывался в Риге. Но Петр I не двинул войска к столице Лифляндии[26], а решил сосредоточить все силы в Гродно, ожидая самых нежданных оборотов от шведского короля, снова занявшего Варшаву.

Новый английский посол в России сэр Чарльз Витворт не решился, опасаясь шведских каперов, плыть открытым морем в Санкт-Петербург (в 1704 году в устье Невы пришел только один английский корабль), а Отправился в Москву через беспокойную Речь Посполитую.

Шляхетскую республику раздирала борьба двух группировок магнатов, именуемых конфедерациями — сандомирской и тройской. Первая, в которую входили великий гетман литовский Михаил Вишневецкий и коронный гетман Адам Сенявский, поддерживала законного короля Августа II, вторая держала сторону ставленника шведов Станислава Лещинского (в народе его сторонников именовали станиславчиками). Борьба между ними велась по всей Речи Посполитой, и к 1705 году можно было говорить, что в Великом княжестве Литовском, включающем Литву и Белоруссию, верх взяли сандомиряне, а за Вислой станиславчики.

Объяснялось это просто: за Вислой стояла главная армия Карла XII, а в Литву вступили русские войска.

Семеновский полк во главе с Михайлой Голицыным занял столицу Литвы Вильно, и то была первая русская часть, которую увидел английский посол. Витворт поспешил сообщить из Вильно в Лондон: «Полк, который при мне вступил в город два дня назад, шел в отличном порядке: офицеры все были в немецком платье, а рядовые хорошо вооружены мушкетами, шпагами и штыками».

Из русского же лагеря в Гродно, где он представился Петру I и познакомился с командующим фельдмаршалом Огильви, Витворт уже так писал о царской армии: «Пехота вообще обучена очень хорошо, солдаты обнаруживают рвение с тех пор, как выяснили лежащие на них обязанности, но хорошо вооружены и хорошо одеты только три полка: два гвардейских и ингермландский, остальные довольно посредственно снабжены амуницией и огнестрельным оружием».

Георг Огильви наособицу отметил в беседах с английским послом, что «артиллерия в настоящее время замечательно хорошо устроена, а русские обращаются с пушками и мортирами с таким умением, какого он не встречал ни у одного народа». Но что касается конницы, то, по мнению посла, «в царской армии собственно кавалерии нет». В последнее время сформированы 16 драгунских полков, преимущественно из дворян и землевладельцев, которые обязаны отправлять службу на собственный счет. Они ездят на легких татарских лошадях, и сомнительно, чтобы могли устоять против шведских кирасир».

В этих суждениях о русской коннице, конечно же, на сэра Чарльза Витворта оказал прямое влияние Огильви, страшно недовольный тем, что командовать всей кавалерией по отъезде Шереметева в Астрахань Петр I поручил своему любимцу Меншикову, у которого с командующим пехотой сразу начались контры. Высокомерный имперский фельдмаршал был раздражен тем, что бывший царский конюх стал вдруг генералом от кавалерии, и потому в своих донесениях царю Огильви всячески чернил воинство Александра Даниловича, жалуясь, что его драгуны только в деревнях сидят, доброй стражи не имеют, с мужиками водку пьют, ветчину, кур, гусей грабят и все государство Польское неприятелем себе чинят.

Насмотревшись на порядки в русской армии, нехотя ставшей на зимние квартиры в Гродно, и кавалерии, расположившейся по варшавской дороге, в Тикотине, сэр Чарльз сделал уже общее заключение, отписав в Лондон: «Вообще на всю русскую армию можно смотреть пока как на собрание рекрут, потому что большинство полков сформировано не более двух лет назад. Большой недостаток чувствуется в офицерах, и особенно в генералах».

Но в октябре 1706 года те самые драгуны, которые по замечанию Огильви, знай себе в деревнях водку пьют, проявили неожиданную прыть.

Сформированный по приказу Меншикова отряд полковника Горбова двинулся к Варшаве и возле стен правобережного предместья польской столицы Праги наголову разгромил гвардию Станислава Лещинского, взяв в бою четыре пушки, шесть знамен и 375 пленных. Трофеи были доставлены в штаб-квартиру Меншикова в Тикотин, куда прибыли Петр и его «друг, брат, сосед» король Август II. Как отметил вездесущий сэр Чарльз, «царь сам принес и положил к ногам польского короля шесть знамен, отнятых у гвардии новоизбранного его соперника». Зрелище было внушительное. Восемь тысяч драгун Меншикова и стоящие напротив них польские драгуны генерал-майора Синицкого образовали стройный коридор, по которому Петр и пронес под звуки полковой музыки знамена побежденной гвардии короля Станислава и бросил их под ноги короля Августа. После чего монархи-великаны обнялись и по русскому обычаю трижды почеломкались. Грянул ружейный и артиллерийский салют, вспугнувший голубей с полуразвалившихся башен тикотинского замка. Весь сияющий, тряся длинным париком в буклях, новоиспеченный генерал Александр Данилович Меншиков приглашал уже царя и короля со свитой в свой роскошный шатер, дар калмыцкого хана Аюка, у которого Александр Данилович закупал тысячами степных лошадок для своих драгун.