В королевской палатке пронесся вздох облегчения. Через полчаса были подписаны условия капитуляции. Русские выдавали шведам всю артиллерию и всех генералов. Солдат же и младших офицеров отпускали с честью через наводной мост. Веллинг даже послал своих саперов, чтобы скорее соорудили мост. Первыми через мост отступали преображенцы и семеновцы. У многих гвардейцев были перевязаны головы и руки, но они шли столь грозно, что шведы побоялись к ним подступиться. Зато когда последней подошла дивизия Вейде, во многих ротах которой не хватало половины солдат, шведы задержали самого генерала и приказали солдатам сдать оружие.

— Сие за то, что мы не нашли в вашем вагенбурге армейской казны! — с насмешкой заявили Вейде шведские офицеры. Казну ту еще до сражения переправили через Нарову в полки, стоявшие у Иван-города.

Солдаты, матерясь, бросали в воду люттихские мушкеты, лишь бы не отдавать их шведам. Армия без ружей и генералов двинулась по новгородской дороге. Впрочем, гвардия дошла до Новгорода в полном порядке, во главе с младшими офицерами, заменившими старших. Но шедшие за гвардией полки брели уже нестройной толпой.

Однако солдаты все же не разбежались, вопреки предположениям генерала Реншильда, который много раз видывал на Западе, как разбегаются, а то и вступают в неприятельскую армию после поражения наемные ландскнехты.

Русские же солдаты, оборванные, голодные, замерзшие, добрели до Новгорода. Пришло от Нарвы двадцать две с половиной тысячи человек, погибло и оказалось в плену восемь тысяч. Петр, встречавший войска в Новгороде, сам был удивлен стойкости солдат и младших офицеров.

— Что старые генералы и полковники сдались, то и хорошо! — жестко сказал царь. — Молодым теперь легче по службе продвигаться будет! А что пушки потеряли — не беда, новые отольем! Главное, что наши солдаты до Новгорода дошли, сие прямой выигрыш! — заметил Петр Меншикову после встречи войск.

Фаворит весело улыбнулся:

— Да ведь русский солдат, мин херц, тот же русский мужик! А ведь русский мужик, всем ведомо, привык всегда артельно жить, вот солдаты и не разбежались по полям и весям, а явились в Новгород дружно, всей артелью.

В Новгороде солдат накормили и напоили из армейских складов, одели по-зимнему, заново стали разбивать, До полкам.

Михаилу вызвали к самому царю. Петр покосился на «его перевязанную руку, сказал по-доброму:

— Наслышан, княже, наслышан! Дважды ранен, но остался в строю, привел полк! Так что поздравляю тебя подполковником!

Михайло хотел было откозырять раненой рукой, но дернулся от боли, побледнел. Петр хмыкнул:

— Даю тебе месяц на поправку! Езжай в Москву, покажись моему лекарю, пусть лечит. Скажи, я велел. И скорее в строй! Мне добрые офицеры ох как сейчас нужны! Швед, он ведь и зимой воевать приучен.

Но швед, супротив ожиданий, зимой не пошел ни на Новгород, ни на Псков. Король Карл сгоряча хотел было преследовать русских по новгородской дороге, но генералы отговорили.

— У нас в строю осталось всего семь тысяч солдат, все измождены тяжелыми переходами. Провианта в войсках всего на три дня, а в русском лагере съестных припасов почти не нашли, только водку. Надобно немедля отводить армию на зимние квартиры под Дерпт! — дружно твердили и Реншильд, и Веллинг, и Майдель, и даже суровый Стенбок. Король вынужден был согласиться.

Из-под Дерпта он написал письмо в Государственный совет в Стокгольм, высокомерно требуя нового набора в армию. Высокомерие теперь король мог себе позволить — вся европейская печать величала его не иначе как вторым Александром Македонским. Самый прославленный европейский ум, немецкий философ и ученый Лейбниц призывал короля сокрушить Московию, как когда-то Александр сокрушил Персидское царство Дария, и создать свою империю до Тихого океана.

Но шведских генералов и офицеров гораздо более привлекали богатые местности польского панства и города Саксонии, нежели нищая Московия. Короля легко убедили, что главный враг там, и он бросился летом на зачинщика сей войны вертопраха Августа.

В июле 1701 года шведы перешли Западную Двину и наголову разбили саксонцев. Началась погоня за польским королем. А на востоке против орд московитов оставили даже не генерала, а молодого полковника Шлиппенбаха — так сильно после Нарвы Карл XII презирал русских.

Первые месяцы после нарвской конфузии 1700 года прямая шведская угроза нависла над Новгородом и Псковом. Посему эти города крепили в первую очередь: подновляли старые укрепления, вокруг новгородского детинца насыпали земляные бастионы. На бастионы и болверки надобно было ставить пушки, а почти всю артиллерию потеряли под Нарвой. Для скорой отливки пушек потребна была медь, и Петру ничего не оставалось, как издать известный указ: снять часть колоколов «от церквей и монастырей для делания пушек и мортир». Уже к июлю 1701 года было собрано одной колокольной меди 90 тысяч пудов и к концу года отлито 268 орудий. Армия получила новую артиллерию.

Все пехотные полки были заново устроены: получили не только новое оружие, но и новых офицеров. Взамен сдавшихся под Нарвой наемников назначали из отличившихся под Нарвой младших русских, а в младшие произвели отменных сержантов. На русский офицерский корпус царь мог теперь положиться — ни один русский офицер за долгую северную службу не перебежал к неприятелю.

Хуже, чем с пехотой, обстояли дела с конницей. Как Петр, так и Борис Петрович Шереметев, сидевший во Пскове, не могли боле полагаться на дворянское ополчение, столь позорно бежавшее из-под Нарвы.

Борис Петрович, гордость которого, как победителя турок и мальтийского кавалера, была страшно уязвлена нарвским бегством, жаловался на своих ополченцев: лошади — худые, сабли — тупые, строю не обучены, к ружью неумелые, на войне от них один клик!

Петр и сам понимал, что надобно срочно создавать регулярную конницу, и в начале 1701 года пишет указ князю Борису Алексеевичу Голицыну срочна сформировать девять драгунских полков к двум уже имевшимся. Формировались поначалу полки из дворян, детей боярских и бывших рейтар. Впоследствии стали брать и простых рекрутов из мужиков. Уже в 1701 году в драгунских полках насчитывалось 12 234 человека, в то время как дворянское ополчение сократилось до 1180, а потом совсем исчезло.

Нетерпеливый Петр тут же отдал приказ Шереметеву идти в Прибалтику и учинить поиск неприятеля.

Но Борис Петрович царского указа ослушался и в январе 1701 года из Пскова за рубеж не пошел.

Опытный воин, он еще под Нарвой хорошо усвоил горячность шведского короля и понимал, что пока Карл XII стоит с главной армией под Дерптом, в Прибалтику ему идти никак нельзя — на короля сей поход подействовал бы как на быка красная тряпка и он тотчас бы бросился в русские земли. А к Шереметеву пока еще не пришли ни новые полки, ни новая артиллерия. И что он мог выставить супротив главной шведской армии — остатки дворянского ополчения, недовольных тем, что их послали воевать на север, да несколько битых под Нарвой полков дивизии Головина. Неизбежна была бы новая великая конфузия. А снова бегать от шведов Шереметев не собирался.

И он ведет себя по-хитрому, по-старобоярски — тянет и тянет время, невзирая на великий царский гнев.

А пока наблюдает из Пскова за главной армией шведов. Только когда стало достоверно известно, что Карл XII, получив подкрепления из Швеции, марш взял из-под Дерпта на юг, а не на восток, разбил на Западной Двине саксонское войско и ушел в Курляндию, Борис Петрович переходит ливонский рубеж и начинает борьбу с Шлиппенбахом. Шлиппенбах летнее бездействие Шереметева принял за его крайнюю слабость и, будучи не менее пылким воином, чем его король, летом 1701 года вторгся даже в пределы Псковской земли и пошёл под Печорский монастырь.

Но, к немалому удивлению Шлиппенбаха, монастырь был отменно укреплен и имел сильный гарнизон, который и не подумал сдаваться, а отбил наскок шведов, вынужденных отойти от стен Печоры. После этой неудачи Шлиппенбах начинает взывать королю о подмоге, но никакой помощи из главной армии не получает, поскольку Карл XII все глубже увязает в польских делах.