<1935> «Мы, маленькие, все-таки сумели…» …люблю свою бедную землю, Потому что иной не видал. Мы, маленькие, все-таки сумели, перешагнули злобную черту и вышли из тяжелых подземелий вот в эту голубую красоту. И ласточки и голуби поют там, а песня непонятна и легка — хозяюшка, наверно, для уюта нам небольшие стелет облака. Мы разбираемся в ее законе — она для нас планеты нашей треть, где девушки и дерево и кони, предоставляет сразу осмотреть. И бережно спускает на равнину, которую я все же не покину, не изменю ни лесу, ни траве, хотя земля по-прежнему сурова, хотя красиво облака сырого еще роса горит на голове. Знать, потому, что весело доныне, привык я просыпаться поутру. На этой мягкой, ласковой равнине я облако, не мешкая, сотру. Знать, потому, что я хочу учиться, как на траве пушистые лежат ворчливые медведи и волчицы. А я люблю волчат и медвежат. Я радуюсь — мне весело и любо, что навсегда я все-таки земной, и что моя зазноба и голуба опять гуляет вечером со мной. 10 августа 1935 Собака Я крадусь, мне б до конца прокрасться, сняв подкованные сапоги, и собака черного окраса у моей сопутствует ноги. Мы идем с тобой, собака, прямо в этом мире, полном тишины, — только пасть, раскрытая как яма, зубы, как ножи, обнажены. Мне товарищ этот без обмана — он застыл, и я тогда стою: злая осторожность добермана [92]до конца похожа на мою. Он врага почуял. Тихой сапой враг идет, длинна его рука, и когда товарищ двинет лапой, я его спускаю с поводка. Не уйти тогда тому, не скрыться и нигде не спрятаться, поверь, — упадет и пискнет, словно крыса: побеждает зверя умный зверь. Пес умен, силен, огромен, жарок… Вот они — под пули побегут. Сколько доберманов и овчарок нам границу нашу берегут? Сколько их, прекрасных и отличных? Это верный боевой отряд. Вам о псе расскажет пограничник, как о человеке говорят. Вдруг война, с погибелью, с тоскою, посылает пулю нам свою, — и, хватаясь за ветер рукою, я от пули упаду в бою. И кавалерийские фанфары вдруг запели около меня… Знаю я — собаки-санитары вызволят меня из-под огня. Добрый доктор рану перевяжет, впрыснута для сердца камфара. «Поправляйтесь, мой милейший», — скажет, и другого вносят фельдшера. Через месяц я пройдусь, хромая, полюбуюсь на сиянье дня, и собака, словно понимая, поглядит с любовью на меня. Погуляю, силы все потрачу и устану — сяду на траве, улыбнусь, а может быть, заплачу и поглажу пса по голове. <1936>
Память иду я с папироской, пальто надел внакидку, несу домой халву; стоит погода — прелесть, стоит погода — роскошь, и свой весенний город я вижу наяву. Тесна моя рубаха, и расстегнул я ворот, и знаю, безусловно, что жизнь не тяжела — тебя я позабуду, но не забуду город, огромный и зеленый, в котором ты жила. Испытанная память, она моя по праву, — я долго буду помнить речные катера, сады, Елагин остров и Невскую заставу, и белыми ночами прогулки до утра. Мне жить еще полвека, — ведь песня не допета, я многое увижу, но помню с давних пор профессоров любимых и университета холодный и веселый, уютный коридор. Проснулся город, гулок, летят трамваи с треском… И мне, — не лгу, поверьте, — как родственник, знаком и каждый переулок, и каждый дом на Невском, Московский, Володарский и Выборгский райком. А девушки… Законы для парня молодого написаны любовью, особенно весной, — гулять в саду Нардома, знакомиться — готово… Ношу их телефоны я в книжке записной. Мы, может, постареем и будем стариками, на смену нам — другие, и мир другой звенит, но будем помнить город, в котором каждый камень, любой кусок железа навеки знаменит. вернуться Измененный эпиграф из стихотворения О. Э. Мандельштама (1891–1938) «Только детские книги читать…» (1908). В 1933 голу Мандельштам побывал в Ленинграде, где были устроены два его вечера в Доме печати и в Капелле. Ахматова пишет об этом в своих воспоминаниях: «В Ленинграде его встречали как великого поэта, persona grata, и к нему в Европейскую гостиницу на поклон пошел весь литературный Ленинград (Тынянов, Эйхенбаум, Гуковский), и его приезд и вечера были событием, о котором вспоминали много лет». В 1934 году Мандельштам был арестован за антисталинскую сатиру «Мы живем, под собою не чуя страны». В 1935-м, когда Борис Корнилов писал стихотворение «Мы, маленькие…», Мандельштам находился в ссылке, в Воронеже. вернуться …злая осторожность добермана… — Доберман — порода короткошерстных служебных собак, выведена в конце XIX века в Тюрингии в г. Апольда Фридрихом Луисом Доберманом. В России доберманы появились в начале XX века. С середины 20-х годов и до начала 40-х доберман был основной служебной собакой в погранчастях, в армии и милиции. Затем его сменила немецкая овчарка. Дело было в том, что доберман, в отличие от овчарки, болезненно реагирует на смену хозяина, а Сталинская «ротация кадров», т. е. террор, таковую смену обеспечивал с завидной регулярностью. У Б. Корнилова была собака породы доберман, о чем вспоминала его жена Л. Борнштейн. вернуться По улице Перовской… — Ныне Малая Конюшенная. С 1918-го по 1990-й — имени Софьи Перовской (1853–1881), революционерки. На этой улице расположен знаменитый «писательский» дом, выходящий другой стороной на канал Грибоедова. В этом доме с 1934-го по 1937 год жил Борис Корнилов со второй женой, Люсей. Здесь он и был арестован. Его соседом был М. М. Зощенко. |
