<1935> «Спичка отгорела и погасла…» Спичка отгорела и погасла — Мы не прикурили от нее, А луна — сияющее масло — Уходила тихо в бытие. И тогда, протягивая руку, Думая о бедном, о своем, Полюбил я горькую разлуку, Без которой мы не проживем. Будем помнить грохот на вокзале, Беспокойный, Тягостный вокзал, Что сказали, Что не досказали, Потому что поезд побежал. Все уедем в пропасть голубую, Скажут будущие: молод был, Девушку веселую, любую, Как реку весеннюю любил… Унесет она И укачает, И у ней ни ярости, ни зла, А впадая в океан, не чает, Что меня с собою унесла. Вот и все. Когда вы уезжали, Я подумал, Только не сказал, О реке подумал, О вокзале, О земле, похожей на вокзал. <1935> У меня была невеста У меня была невеста, Белокрылая жена. К сожаленью, неизвестно, Где скитается она: То ли в море, То ли в поле, То ли в боевом дыму, — Ничего не знаю боле И тоскую потому. Ты кого нашла, невеста, Песней чистою звеня, Задушевная, заместо Невеселого меня? Ты кого поцеловала У Дуная, У Оки, У причала, У обвала, У обрыва, У реки? Он какого будет роста, Сколько лет ему весной, Подойдет ли прямо, просто Поздороваться со мной! Подойдет — Тогда, конечно, Получай, дружок, зарок: Я скажу чистосердечно, Чтобы он тебя берег, Чтобы ты не знала горя, Альпинистка — на горе, Комсомолка — где-то в море Или, может, в Бухаре. <1935> Сын Только голос вечером услышал, молодой, веселый, золотой, ошалелый, выбежал — не вышел — побежал за песенкой за той. Тосковать, любимая, не стану — до чего кокетливая ты, босоногая, по сарафану красным нарисованы цветы. Я и сам одетый был фасонно: галифе парадные, ремни, я начистил сапоги до звона, новые, шевровые они. Ну, гуляли… Ну, поговорили, — по реке темнее и темней, — и уху на первое варили мы из красноперых окуней. Я от вас, товарищей, не скрою: нет вкусней по родине по всей жаренных в сметане — на второе — неуклюжих, пышных карасей. Я тогда у этого привала подарил на платье кумачу. И на третье так поцеловала — никаких компотов не хочу. Остальное молодым известно, это было ночью, на реке, птицы говорили интересно на своем забавном языке. Скоро он заплачет, милый, звонко, падая в пушистую траву. Будет он похожий на соменка, я его Семеном назову. Попрошу чужим не прикасаться, побраню его и похвалю, выращу здорового красавца, в летчики его определю. Постарею, может, поседею, упаду в тяжелый, вечный сон, но надежду все-таки имею, что меня не позабудет он. <1935>
[84] Скала «Пронеси, Господи» С печалью глубокой, с одышкой, с трудом историю эту начну я, как в камне отвесном, от горя седом, дорогу рубили вручную [86]. Висели на люльках, ступеньку ноге вырубая. Под ними могила ревет и гремит, и манит, и тьма голубая. Срывались и падали — смерть горяча, секундою жизнь пролетела. И долго ворчала вода, волоча о камни разбитое тело… Никто не поможет, ничто не спасет, и страшно и холодно им там, и пляшет и к Черному морю несет река сумасшедшая — Мзымта [88]. На место убитого встанет другой — их много, голодных, на свете, за хлеба кусок, за короткий покой — за то, чтоб не плакали дети. Судьба — до чего же нехороша… Откуда они? — спроси их, — ответят вполголоса, тяжко дыша: с Украины, из России… и все, как один — различья искать не стану, — что этот старик с украинских равнин, что этот из Дагестана. А кто-то из них, невеселый и злой, придумал, как песню, такое: высоко два лома под самой скалой вонзил разъяренной рукою [90]. Казалось, какая от этого стать? Но сердце сдавила тоска мне, что их никому никогда не достать, не вырвать, не вынуть из камня. Навеки застрявшие в белой скале, — сегодня их доля иная: о счастье, о ненависти, о зле, о славе напоминая. Орудие только бессмертных людей, о нем наша песня любая, которому верь и которым владей, дорогу себе прорубая. вернуться У Бориса Корнилова рождались только дочки. Первая от Ольги Берггольц, Ирина, родилась в 1928-м, умерла в 1936-м от болезни сердца, возникшего как осложнение после ангины. Вторая, от Люси Борнштейн, тоже Ирина, родилась в 1937-м, в настоящее время живет в Париже. вернуться Стихотворение написано во время поездки Бориса Корнилова на Северный Кавказ. Скала «Пронеси, Господи» — скала, нависающая над одним из участков Краснополянского шоссе, горной дороги из Адлера в Красную Поляну. Дорога и стометровый туннель строились с 1897 по 1899 год под руководством инженера-путейца Василия Константиновича Константинова (1867–1920). Перед въездом в туннель установлен барельеф инженера. вернуться …дорогу рубили вручную. — При строительстве Краснополянского шоссе использовалась самая примитивная техника: лом, кирка, лопата. вернуться Висели на люльках, вгрызаясь в гранит… — В путеводителе С. Дороватовского приводится описание очевидца: «За выступ скалы привязывалась веревка, на которой спускался рабочий, и, повисая над бушующей Мзымтой, он просверливал скважину, в которую закладывал динамитный патрон. Затем откачивался на веревке в сторону, чтобы выждать взрыва, но иногда не удерживался, и его подносило к забою. Тогда взрыв оказывался для рабочего смертельным». вернуться Река сумасшедшая… — Мзымта — река в Краснодарском крае. «Мзымта» в переводе с убыхского языка — «бешеная». вернуться …ответят вполголоса, тяжко дыша: с Украины, из России… Армяне и турки… — Строили Краснополянское шоссе главным образом греки и турки. Основной контингент строительных рабочих был — турки, набранные из турецкого поселения в Сочи, Турецкий овраг. вернуться …высоко два лома под самой скалой вонзил разъяренной рукою. — В расщелине на скале «Пронеси, Господи» действительно врублены два лома. |
