— У вас вид не внушает доверия, — определил шофер. — Нет, ни за что не поеду, — он зашагал в сторону диспетчерской.

Один из сотрудников уголовного розыска, подойдя к шоферу, о чем-то с ним пошептался.

— Не обижайтесь, тетушка, — сказал сотрудник. — Шофер согласился довезти нас. Вас двое, а нас трое. Всю сумму разделим поровну.

— Пять человек не посажу! — возразил шофер. — Если встретит автоинспектор, ничего хорошего мне не ждать!

— Насчет этого не беспокойтесь. У нас третий будет платить деньги, но за человека его можете не считать, — ввязался в разговор молчавший до сих пор молодой человек с огромной овчаркой на поводке.

Эшим тем временем подвел Калыйкан к машине, распахнул дверцу.

— А я хочу сесть рядом с шофером! — капризно и кокетливо сказала Калыйкан.

В это время сотрудник уголовного розыска раскрыл переднюю дверцу, и молодой человек с овчаркой уселся впереди.

— Ой, чудеса!.. Значит, пятый — собака? Что это за собака, если ездит на такси и платит деньги? — спросила Калыйкан.

— Дуракам закон не писан. Братишка моей жены сгоряча купил собаку за пятьдесят рублей, — сказал человек, усаживаясь справа от Калыйкан.

— Видно, он думал, что она станет ловить лисиц. Лишь бы охотники ее не застрелили, приняв за волка, — Калыйкан хихикнула и положила голову на плечо Эшима.

Вскоре она заснула крепким сном.

Когда они подъехали к селу Сары-Камыш, человек, сидевший рядом с Калыйкан, сказал шоферу:

— Довези нас до того двора, где потерял своего пассажира, — он подал водителю десять рублей, — сдачу получу в Пржевальске…

— Калыйкан, проснись, ты приехала домой, — разбудил Эшим женщину.

Двое штатских с собакой исчезли в воротах.

Калыйкан, протирая глаза, возразила:

— Ой, мы не здесь живем! Нам надо немного дальше.

Калыйкан вошла в свой теплый дом, на ходу сбросила пальто и платок, небрежно повесила их на спинку кровати и спросила:

— Замерз, Эшике? Раздевайся. Мы с Мамыром пока живем у брата. Весною построим новый, свой собственный дом. Приеду к тебе за лесом на машине из колхоза! — Калыйкан, хихикая, повесила пальто и ушанку Эшима на гвоздь.

В комнату вошла удивленная хозяйка дома.

— Приехал Мамыр? — осведомилась Калыйкан.

— Нет, не приезжал.

— Приедет, куда денется? — заметила Калыйкан. — Кажется, у вас есть мясо? Приготовьте что-нибудь вкусное. — А тем временем хвасталась Эшиму: — Как ни говори, Эшике, жить за мужем, оказывается, хорошо! Как вышла за Мамыра, совсем все стало по-другому. И в доме новые вещи завелись, — она стала показывать покупки.

— Разумеется, муж и жена — это целое состояние. Счастливая ты, — поддакивал ей Эшим.

Калыйкан была переполнена счастьем. Подобно ночной бабочке, увивающейся вокруг фонаря, она стала вертеться вокруг Эшима. Расстелила скатерть, разложила лепешки, достала сахар и принялась наливать чай из самовара, вскипяченного женой брата.

— Скажи правду, Калыйкан, ты, наверное, и раньше была не прочь выйти замуж за Момуна? — спросил Эшим.

— О-ох! Эшике, оказывается, ты еще и тогда кое-что примечал? — Калыйкан снова захихикала.

Жаркое было давно готово, но не подавали — ждали, когда вернется домой Момун-Мамыр.

Но Момун домой не вернулся.

Темирболот быстро освоился с делами в своей отаре. Он уже знал, какая овца сколько принесла ягнят. Проверил, сколько каждая дает молока, как тот или иной ягненок молоко усваивает, какая у него шерстка, нет ли неправильностей в сложении. За овцами, у которых было мало молока или не очень густая шерсть, Темирболот наблюдал особенно тщательно. Все привлекало его внимание.

Он хотел выяснить, встречаются ли овцы, которые всегда приносят двойни. «Интересно, сколько будет ягнят у тех маток, которые принесли в этом году тройни?» Он тщательно переписал всех этих овец, чтобы на следующий год проверить.

Овцы, которые почти всегда остаются яловыми, тоже были в отаре Темирболота, и он взял их на заметку.

Хлопот, забот, неожиданностей было много.

Вчера окотилась одна овца, но у нее не оказалось молока, хотя сама она была большая и упитанная. Айкан, убедившись, что овца не сможет выкормить ягненка, подложила его другой матке.

Всю работу проводил сам Темирболот без зоотехника, без бонитировщика.

Темирболот хотел добиться, чтобы все животные в его отаре были крупные, шерсть у них — густая и длинная, ягнята появлялись на свет здоровые и овцы могли их выкормить сами.

Темирболот сидел за столом, перед ним лежала книга, в которой он вел учет своей отары.

— Темирболот, суюнчю! Последняя овца принесла двойню! — крикнула Салкын, вбегая в комнату.

Услышав слова Салкын, Айкан, хлопотавшая среди недавно окотившихся овец, поспешила в комнату рожениц. Там овца, задыхаясь и блея, облизывала двух ягнят. Айкан долго смотрела на нее, потом крепко обняла Лизу.

— В народе говорят: «Все зависит от походки невестки и от палки чабана», — сказала она. — Это означало, если невестка плоха, то сраму не оберешься, если чабан плох, то в отаре каждый день падеж, Вы с Темирболотом счастливые, Двойни в начале и в конце расплода! Что-то я никогда подобного не видела! — Айкан поцеловала сына. — Теперь составь сводку, — сказала она ему, — и пошли Эркингюл к председателю.

Радостный голос Салкын собрал в комнату всех женщин.

Айкан всех перецеловала.

— Спасибо вам, дорогие мои! Быть вам всем счастливыми и жить долгие годы. В этом радостном деле — большая доля вашего труда. Тем, которые умеют только есть баранину, ваш труд, труд надсмотрщиц, кажется пустячным. В некоторых колхозах председатели не знают, каких людей нужно подбирать, и посылают на такое ответственное дело, как расплод, первого попавшегося человека. А некоторые чабаны относятся к надсмотрщицам с недоверием, как к посторонним людям. Ну что ж! Бывает, что они и правы. Говорят ведь, что привязанная собака для охоты не годится. Некоторые надсмотрщицы, посланные насильно, относятся к этой работе с холодком, и тогда им здесь не место. Если хозяин отары плохо руководит, то и надсмотрщицы не станут стараться. Тогда много овец и ягнят пострадает. А вы, дорогие мои, работали отлично!

Айкан снова бросилась обнимать и целовать женщин.

— Эркинтай! — сказал Темирболот, глядя на ягнят, дружно уничтожавших корм.

— Ты меня звал, брат?

— Возьми пиалу мела и пиалу костной муки, смешай и добавляй в корм этим ягнятам и впредь всегда так делай…

— Ладно, брат.

— Гульджаке, когда даешь корм овцам, всегда добавляй соли.

— Хорошо.

— Мать, а куда этих овец погнали?

— На водопой.

— Подождите, пока немного пригреет солнце.

— А если день будет пасмурный?

— Тогда пусть лижут снег. Для только что окотившихся овец по утрам холодная вода вредна.

— A-а, товарищ Айкан! То ты нами командовала, а как вернулся Темирболот, так с твоих уст перестали сходить всякие проповеди, а? — захохотала Айымбийке.

— Когда у скакуна жеребенок становится более резвым, то скакун мечется на месте. Так и у меня получается, — сказала Айкан и улыбнулась.

У чабана лицо веселое, если отара цела. У Айкан за все время погиб только один ягненок, поэтому она вся сияла от радости и не знала, куда себя деть. Не приходило на ум подходящих слов, не подворачивалось под руки нужное дело.

— Эркинтай, ты закончила свою работу? — спросил Темирболот. — Тогда возьми эту сводку и мчись к председателю.

— Брат, не гоняй меня зря, — возразила Эркингюл. — И коня пожалей. Председатель вчера к нам не заезжал и поэтому сегодня обязательно завернет. — Не успела она договорить, как у ворот появился Кенешбек в халате, накинутом поверх пальто.

— Ассалом алейкум! Расплоду обилие! — громко поздоровался он.

— Алейкум салям, дядя! Да сбудутся ваши слова! — отозвался Темирболот.

— Ассалом алейкум, товарищ председатель, — улыбнулась Айымбийке.