Айымбийке и так не смыкала глаз, не смея и думать об отдыхе.

…Айымбийке взошла на бугорок у сарая, выстрелила дважды вхолостую и вернулась к отаре.

Эркингюл поставила лампу у постели, разделась, нырнула в постель к Айкан и уютно устроилась рядом.

— Неужели так крепко любишь меня, дочка?

— Конечно, — Эркингюл несколько раз звонко поцеловала Айкан.

Но Айкан по-прежнему настороженно принимала ласки девушки.

— Да, дочка, — сказала Айкан, — мне ты чай подаешь двумя руками, а Айымбийке одной рукой. Почему так?

— Прости меня, мать. Подавала и ей всегда двумя. Недавно она меня остановила. «Я не гостья и не чужая, чтобы мне подносили пиалу двумя руками».

— Ну и мне не надо.

— Нет, нет, мамочка… тебе буду двумя руками по-прежнему.

— Ну, делай, как знаешь.

— В прошлом году, когда тетя Жанаргюл только приехала, она как-то зашла к нам… Ну туда еще… Я просто поставила перед ней чашку, а это, оказывается, неучтиво. Тетя Жанаргюл поняла меня так: «Хочешь — пей, не хочешь — можешь уходить».

— Да неужели?

— Правда, мамочка. Она мне все на следующий день объяснила и так стыдила, что я готова была провалиться сквозь землю. Она мне и еще многое рассказала. Замечали, наверное, как ставят иногда пиалу прямо на скатерть и при этом зачастую проливают чай… Это тоже небрежность, неучтивость. А если подаешь чай, повернувшись к гостю боком, значит тебе он самый ненавистный человек. Если стану вас так угощать чаем, вы можете сказать: «Вот что значит чужая, если бы была родная, то так не поступила бы». Если не скажете, то обидитесь… Я пришла к вам не для того, чтобы вы сердились на меня, и не для того, чтобы только понравиться. Я хочу, чтобы вы меня полюбили. И я буду любить вас очень крепко. Если не заслужу вашего уважения, вашей ласки, что за человек я тогда?

Айкан поняла, что девушка к ней искренне и глубоко привязалась.

Они замолчали.

В это время издали послышался голос Айымбийке:

— Эркинтай!

Айкан испуганно вздрогнула. Задремавшая Эркингюл крика не слыхала. Айкан, боясь, что Эркингюл проснется, прислушивалась к быстрым шагам Айымбийке за стеной.

Вдруг дверь распахнулась.

— Эркинтай, суюнчу!.. — Айымбийке, радостно крича, ворвалась в спальню. — Белая овца принесла двойню…

— Что случилось? — Эркингюл открыла глаза и удивленно смотрела на Айымбийке.

Айымбийке показала из-под тулупа головки двух беленьких ягнят.

— Та самая овечка, — торжествующе объяснила она. — Вот двойня… Одна — ярка будет, другой — баранчик. Это очень хорошая примета!

— Да сбудутся твои слова! — Эркингюл вскочила, взяла одного ягненка. — О, какие у него глазки! — Она поцеловала новорожденного ягненка.

— Хорошая примета! А ты, такая молодая, в приметы веришь? Не слышала и не видела, чтобы раньше других появлялись на свет двойни?

Айкан вышла в другую комнату, а Эркингюл прошептала на ухо Айымбийке:

— Значит, вернется Темирболот. Чтобы мне помереть на этом месте! Не подумайте, что я верующая. Но и сердце все время подсказывает: «Придет, придет, придет». В ушах все время звенят эти слова. Эх, как хорошо было бы, если бы он вернулся, но я никогда не говорю об этом его матери…

— Если бы твои слова оказались пророческими! — также тихо отозвалась Айымбийке.

Айкан вернулась с небольшим глиняным горшочком в руках.

— А ну-ка, подставляйте ротики, — сказала она шутя новорожденным. По обычаю чабанов надо совершить традиционный обряд. — Взяв на кончики пальцев топленого масла, она помазала рты ягнятам — пусть все впредь будет масляное!.. Хорошая примета…

И каждая невольно вспомнила о тех троих, что остались под снегом высоко в горах…

«Пусть сбудется хорошая примета — и вернется к нам Темирболот».

— Смотри, вон он снова появился! — Лиза от испуга взвизгнула. — Взял камень в руки и бежит к краю!..

Теперь уже и Темирболот и подошедшая поближе Джаркын видели человека на скале, который бросил камень вниз. И тут же до них донесся тревожный возглас отца Лизы.

— Спасайтесь, обвал! — крикнул Темирболот, схватил девушек за руки и втащил в пещеру.

Ледяной ветер толкнул Джаркын на землю лицом вниз, швырнул, ударив о камень, Лизу и Темирболота в глубь пещеры.

Лиза, не помня себя от страха и боли, громко позвала: «Темиш!», и ухватилась за его плечо.

Вслед за сотрясающим землю грохотом наступила полная, зловещая тишина. Что-то гигантское, тяжелое, страшное завалило выход из пещеры. Свет померк. Мир окутался могильным мраком. Мелкая холодная пыль оседала на лицо и руки.

— О! Что же это такое? — завопила Джаркын. — Неужели мы больше не увидим солнца?! О дорогой мой отец, дорогая моя мать, видно, ослушалась я вас, если навлекла на себя такое несчастье?! О бедная Джаркын, неужели пришла твоя смерть? — Она громко рыдала и бессвязно выкрикивала слова отчаяния.

Плач и выкрики Джаркын, казалось, сгущали мрак. В сердце Лизы они рождали ужас. Так и сидела она, вцепившись руками в плечо Темирболота, и беззвучно плакала. Они молчали, обессилевшие, потерявшие представление о времени, плотно прижатые к камню. Боясь вздохнуть, двинуться, заговорить, оба ожидали появления чего-то чудовищного, неотвратимого…

На одно мгновение Джаркын утихла. Внезапное безмолвие угнетало, сводило с ума.

— О дорогой мой отец! — начала причитать Джаркын с новой силой. — О дорогая моя мама! О, спасите! Ваша дочь похоронена заживо!

Вопли Джаркын звучали все громче, все пронзительнее.

Тут и Темирболота охватил страх. Он почувствовал гнетущую духоту, ощутил себя навсегда отрезанным от живой жизни. И рождались мысли одна другой безнадежнее. Думалось, что они трое навсегда останутся в этом холодном могильном мраке. Но тут же где-то в сознании засиял неяркий луч — все-таки они втроем. Все трое живы!

Обезумевшая Джаркын думала только о себе. Ей даже в голову не пришло попытаться узнать, дышат ли Лиза и Темирболот. Джаркын хваталась за голову, рвала на себе волосы, не ощущая никакой боли, не понимая, что делает.

Лиза и Темирболот продолжали сидеть неподвижно. Их тесное объятие не было сейчас продиктовано любовью. Они, не рассуждая, прижались друг к другу, чтобы не было так страшно в этой давящей, глухой темноте. В непроницаемом мраке они не могли видеть друг друга, даже сидя рядом. Где была Джаркын, они угадывали по ее громким несмолкаемым воплям.

Время шло.

Стряхнув оцепенение, Темирболот окликнул Джаркын:

— Джаркын, успокойся, не плачь… Мы рядом…

Совсем обезумев, Джаркын на миг даже перестала бояться темноты. Они здесь, вдвоем и молчат так долго! «Они молчат, чтобы еще больше испугать меня!»— мелькнуло в ее голове. Так и не поднявшись, она стала колотить ногами по камням.

Постепенно припадок злости прошел от боли в коленках. Переведя дух, она прислушалась.

— Лиза, ты не устала? — тихо спросил Темирболот.

— Нет, я отсидела ноги…

— Вытяни их.

Джаркын слышала этот шепот. Очевидно, им вместе было даже не страшно умирать. Джаркын снова стало обидно. Она опять отчаянно и пронзительно взвизгнула.

Лиза зажала уши руками.

— Джаркын, успокойся, — сказал Темирболот. — Чем плакать, лучше давай подумаем, как быть дальше.

Джаркын решила, что Темирболот и Лиза растерянны и хотят, чтобы она, Джаркын, им чем-нибудь помогла. Она еще отчаяннее заверещала:

— Ой ты, бедняга, откуда мне знать?! Мы заживо в могиле. Нас засыпало землей!

Темирболот вздрогнул, когда услышал слова: «Нас засыпало землей…» Лизе захотелось громко заплакать, но она стеснялась Темирболота.

Стало тихо. Никто из них не знал, сколько времени они здесь.

— Темиш, что с папой? — вдруг спросила Лиза. — Наверно, он тоже попал под обвал? — Не удержавшись, она зарыдала.

— Хватит, хватит, — утешал ее Темирболот. — Дядя Сергей был далеко в стороне. Он побежал, чтобы звать людей нам на помощь. — Он ласково прижал к себе Лизину руку.