Последнее письмо от мужа Айкан получила в то время, когда с каждым днем все сильнее разгорался огонь войны, и казалось, что с запада все явственнее доносится гул далеких сражений.

«Дорогая Айкан, — писал Медер, — как ты живешь? Здорова ли? Все время думаю о тебе. Как настроение, как работа? Как живут товарищи-друзья, знакомые и родичи?

Надеюсь, дорогая, что ты здорова. Ребенок растет? Если ты напишешь, как его назвали, отец догадается, кто у него — сын или дочка. Я очень тревожусь, когда думаю о маленьком. Это, видно, оттого, что отцом никогда не был… А может, он еще и на свет не появился?

Очень хочется, чтобы был мальчик — ведь сын всю жизнь носит фамилию отца. А дочка подрастет, выйдет замуж — и станут ее называть по-другому. У дочки появится новая родня, новые интересы. Недаром люди говорят, что „нет ничего хуже соли, ибо она тает не в масле, а в воде; нет хуже дочери, ибо она душой тянется не к своим, а к чужим“.

Прости, дорогая! Пишу черт знает что! Ты будешь права, если назовешь меня феодалом. На самом деле и девочка хорошо! Сын или дочь — все равно! Лишь бы ребенок оправдал наши надежды, со временем стал бы полезен людям! Нам с тобою больше ничего и не нужно. Кончится война, мы будем снова вместе, будем растить сына или дочку. Иногда я мечтаю о том, что наш ребенок в будущем совершит что-нибудь необыкновенное, овладеет какой-нибудь неизвестной профессией, например, и тогда наша фамилия прославится не только на Земле, но и на Луне и на других планетах. Вот здорово было бы!

Прошу тебя, моя Айкан, если у нас сын, то пусть он будет Темирболот Медеров, а если дочь — назови ее Темиркен.

Воспитывай нашего ребенка честным и смелым! В жизни надо быть готовым и к доброму и к худому. Если придется мне погибнуть, то пусть наш маленький вырастет таким, чтобы он мог и отомстить за отца и охранять честь матери. Если дети не слушаются родителей — они их позорят перед людьми! Пусть таких детей совсем не будет!

Мы с тобою любим друг друга. Нас ждет прекрасное будущее, поэтому наши дети должны быть хорошими и достойными!

Акиш! Теперь расскажу о себе.

Мы преградили путь фашистским разбойникам. Сейчас нас сменила другая часть, и мы отдыхаем. Через некоторое время снова пойдем в бой. Сама знаешь, что на войне некогда прохлаждаться.

Дорогая Айкан! Я еще не получил от тебя ни одной весточки. Когда мои товарищи читают письма из дому, мне остается только тяжело вздыхать.

Не стану скрывать, нет-нет, а порою мелькает мысль: „Почему моя Айкан не пишет? Может, она разлюбила?“ Но эти дурные мысли я гоню, потому что знаю тебя и верю тебе!..

Может быть, ты мне уже не одно письмо послала. Мы ведь не стоим на месте, и твои письма где-нибудь блуждают…

Ничего, я стараюсь сохранять бодрость.

Акиш! Как получишь это письмо, сразу ответь. Пиши по возможности чаще. Нет ничего милее солдату на войне, чем весточки от родных!

Чуть не забыл, дорогая моя Айкан! Снимись вместе с маленьким и пришли мне фотографию!

До свиданья, дорогая! Будь здорова, пусть будет здоров наш сын или дочка. За тебя, за нашего ребенка, за народ буду сражаться до последнего вздоха.

Фашистов победим обязательно.

До свидания, дорогая моя! Твой любящий Медер».

Айкан, прочитав письмо, немедленно ответила Медеру, что ребенок еще не родился, но ждать теперь осталось совсем недолго, сообщила все новости об односельчанах, а в конце письма прибавила, что с нетерпением и надеждой ждет возвращения мужа; за это время отправила ему пять писем, а в одно вложила свою фотографию.

Судьба оказалась жестокой к молодым супругам.

В тот самый день, когда у Айкан начались схватки и она старалась преодолеть боль, чтобы успеть добраться до больницы, почтальон принес извещение о гибели Медера.

В этот печальный день появился на свет Темирболот Медеров. Не только малютка, не только убитая горем Айкан, даже товарищи Медера по оружию не знали, что смерть джигиту принесла рука предателя.

— Темирболот не ребенок, а сущее наказание. Даже самому аллаху не нужно это сокровище: к этому сорванцу ни простуда, ни проказа не пристает! Пусть высохнут твои глаза, которыми ты смотрел на моего сыночка, пусть отсохнут руки, которыми ты касался моего Белека! Отец был цветом джигитов, а Айкан — свеча среди женщин… И кто бы мог подумать, что у таких родителей сын окажется разбойником и шалопаем? Чтоб тебе пусто было! Вот проклятье! Хотя бы привязывался к одному, а то никому не дает прохода! Все от него плачут! Тебе бы самому подавиться слезами!

Не однажды скандалила сварливая Калыйкан, не раз приводила своего Белека то с разбитым носом, то с исцарапанным лицом к Айкан или к директору школы.

Айкан старалась не слушать проклятий разбушевавшейся женщины, пыталась лаской подействовать на сына. Не помогало! Темирболот продолжал проказничать. Айкан пыталась его побить. И это ни к чему не привело. Темирболот, как назло, участил свои проделки.

«Почему вы ябедничаете? Чуть вас заденешь, вы уже бежите на меня жаловаться! Что вам нужно?! Из-за вас мне от матери попадает! Вам все сходит с рук, а обо мне идет худая слава!» — приговаривая так, Темирболот снова с ожесточением набрасывался на ребят, которые жаловались на него. Особенно доставалось Белеку.

Айкан не знала, что делать с сыном. На каждом педсовете возникал горячий спор о Темирболоте. Исключать из школы оснований не было: учился он отлично. Когда мальчик отвечал уроки, любо-дорого было слушать. Педагоги удивлялись его способностям. «Если бы все так учились!» — с восхищением говорили они. Но едва возникал вопрос о поведении Темирболота, даже самые опытные разводили руками.

— Может быть, Темирболот болен, — высказал мысль директор школы Садыр Калмурзаев и направил мальчика к врачу.

Темирболот оказался совершенно здоровым.

Вмешательство комсомольской организации делу тоже не помогло. Все усилия были напрасными. Шалости его не прекратились. Все помнили, что с первого и до девятого класса Темирболот был для всех примером, а теперь стал просто невыносимым. Никто не мог понять причины такой перемены.

И учителя и сама Айкан не раз спрашивали Темирболота: «Почему ты озоруешь? Почему не слушаешься?», но он спокойно, а порой дерзко отвечал: «Это никого не касается. Делайте со мной, что хотите. А „почему“ да „отчего“ не спрашивайте!»

Но он мог быть и послушным и исполнительным. Матери помогал по дому. Помогал и старушке Сайкал. У этой старушки три сына погибли на фронте, все три невестки уехали к своим родителям — она оказалась совсем одна. Темирболот приносил Сайкал воды, тростник на топливо, поил ее корову и телку, менял в хлеве солому.

Вечером Темирболот водил коня старика Ашыма на водопой. Старики не могли нахвалиться Темирболотом. А родители ребят, которых он обижал, осыпали его проклятиями. Дурная слава быстро росла.

Многие любовались Темирболотом, когда он в серой ушанке, в черном пальтишке, в кирзовых сапогах шел по улицам аила. Был он высок и статен, сквозь смуглую кожу пробивался здоровый румянец. Люди, помнившие Медера, находили, что с виду Темирболот — вылитый отец.

И в самом деле Темирболот очень был похож на Медера. Айкан, глядя на сына, всегда вспоминала своего рано погибшего мужа.

«Как давно ты меня покинул! От тебя у меня остался единственный сын. Все силы положу, чтобы поставить его на ноги. Если смогу его хорошо воспитать, выучить, то и в аиле меня будут уважать… Я должна сделать все, чтобы сильный его не обидел, кичливый не унижал».