Раздался громкий визг: волки, видимо, сцепились друг с другом. Этот визг напомнил Кенешбеку о новой, грозящей ему беде. Он пригнулся и, прижимаясь к валуну, осторожно обошел коня. Тот повернулся в сторону, откуда подкрадывались умолкнувшие волки, и замер, покусывая удила.
Светало. Кенешбеку теперь ясно были видны три волка и три волчицы — до них оставалось не более пятидесяти метров. Почуяв запах пороха, хищники, как по команде, сели, подняли к небу морды и дружно завыли…
Одна из волчиц, заметив движение Кенешбека — он стал прицеливаться — или просто почуяв опасность, щелкнула зубами в сторону матерого волка, вскочила, взмахнула хвостом и помчалась вверх по склону. Остальные продолжали сидеть неподвижно, уставившись на Кенешбека и его коня.
Когда раздался выстрел, хищники бросились врассыпную. Один из волков полетел кубарем вниз, но зацепился за камень.
Кенешбек выстрелил еще, но пули летели мимо волков, убегающих вверх по склону.
Кенешбек, прихрамывая и опираясь на винтовку, подобрался к лежавшему волку. Собирая силы, он дотащил его до коня и забросил на седло. Конь, ничуть не испугавшись убитого волка, стоял совершенно неподвижно.
Только теперь, когда солнце взошло, Кенешбек вспомнил предостережение отца Эреше: «Ночью опасно ездить в горах верхом…»
Кенешбек медленно двигался в сторону заставы на хромом коне — при свете дня Кенешбек знал, куда ему ехать, — и мысленно укорял себя:
«Вот ты, Кенешбек, впервые провел ночь в горах сырта. А помнишь, как ты хвалился, что найти дорогу ночью в этих местах — дело пустяковое. Порою даже бахвалился, что ты не менее храбр, чем прославленный Алмамбет[10]. Теперь запомни покрепче, что ночь на равнине и ночь в горах — не одно и то же».
Раздумывая так, он и не заметил, как к нему подскакал Чернов с солдатом.
— Здравствуйте, Иван Петрович! — улыбаясь, сказал Кенешбек, когда оба они осадили коней совсем рядом с ним.
Чернов издали увидел и хромавшего коня и волка, перекинутого через седло. Капитан с удивлением всматривался в окровавленное лицо Кенешбека.
— Вы? — только и смог он проговорить.
— Неужели не узнаете? — улыбаясь, спросил Кенешбек.
— Что с вами случилось? — соскочив с коня, в свою очередь, задал вопрос капитан.
В двух словах Кенешбек описал свои ночные приключения, стараясь придать рассказу комический оттенок.
Чернов посмеялся от души, хлопнул камчой по голенищу сапога и, обращаясь к солдату, сказал:
— Товарищ Чумаков, перед тобой председатель, который всем должен указывать правильную дорогу!
— Товарищ Аманов убил волка, и это, кажется, оправдывает его. — Чумаков улыбнулся и задержал своего беспокойного коня, который волновался, почуяв убитого зверя.
— Это правильно, — согласился Чернов, смеясь. — А сейчас поможем ему и двинемся дальше. Надо скорее добраться до заставы — и конь и всадник изрядно пострадали.
…Всю дорогу Чернов не переставал шутить, стараясь развлечь Кенешбека.
— Слушайте, товарищ Чумаков, надо поточнее выяснить одно обстоятельство. Может быть, товарищ Аманов убил не волка, а овчарку какого-нибудь чабана? Мы обязательно поручим Сидорову установить истину. Сидоров — ветеринар, он все должен знать о четвероногих. Вдруг волк окажется не волком, а овчаркой!
Кенешбек не обижался на шутки Чернова… «Натворивший беду — хозяин беде». Ему ничего не оставалось, как отвечать улыбкой на слова капитана.
А Чернов старался отвлечь Кенешбека от мыслей о Темирболоте. Капитану не хотелось бы сейчас рассказывать, что положение Темирболота не из легких.
На заставе Кенешбеку перевязали щеку, а ветеринар занялся конем.
Председатель колхоза чувствовал себя очень усталым: позавчерашнюю ночь он тоже не спал — все время был с поливщиками на полях. С перевязанной щекой он вошел к Чернову.
— Иван Петрович! — сказал он обиженно. — Хотел пойти к Темирболоту, но ваш врач меня к нему не пускает.
Чернов, взяв под руку Кенешбека, вошел вместе с ним в комнату врача Семенова. Тот, догадавшись, о чем хочет попросить его Чернов, заговорил первый:
— Товарищ капитан! Вы сами знаете, какая тяжелая была операция у Медерова. Он ночью спал неспокойно, все время вскакивал…
— Значит, вы считаете, что никак нельзя? — для верности спросил Чернов. Ему не хотелось отказывать Кенешбеку, но и с врачом спорить он считал для себя неудобным.
— С полчаса только прошло, как он спокойно заснул… — проговорил Семенов.
— Неужели нельзя посмотреть хоть издали? — вдруг очень жалобно попросил Кенешбек.
— Эх, товарищ председатель! Как это вы, интеллигентный человек, сами не понимаете, что это лишнее, — проговорил врач с досадой, но сдался.
Он взялся за ручку двери и кивком головы пригласил назойливого посетителя за собой.
Чернов, явно обрадованный, что Кенешбек все-таки уговорил Семенова, последовал за ними.
— Но только ни малейшего шума и полное молчание, — предупредил врач.
Втроем они вышли на улицу.
Семенов на цыпочках первый приблизился к раскрытому настежь, но занавешенному окну. По его знаку Кенешбек понял, что надо следом за ним подняться на камень, лежавший у окна.
Семенов осторожно раздвинул занавеску, сначала заглянул в комнату сам, потом отстранился, чтобы в окно могли посмотреть Кенешбек и Чернов.
Аманов не поверил своим глазам. Лицо лежавшего с закрытыми глазами человека было смертельно бледным. Вместо кудрявых волос на голове торчал короткий ежик. Нельзя было понять — вылетает ли дыхание из бледных, плотно сжатых губ… Кенешбеку показалось, что он видит мертвеца. Он вздрогнул, слезы выступили на глазах. Кенешбек чуть было не крикнул: «Да жив ли Темирболот?», но сдержал себя.
Врач, заметив состояние Кенешбека, опустил занавеску и опять кивком головы предложил следовать за собой.
Когда они завернули за угол, врач спокойно произнес:
— Вот теперь хорошо. Он спит.
— Спит ли? — внезапно охрипшим голосом спросил Кенешбек.
— А вам показалось другое? Успокойтесь, вам волноваться вредно… Темирболот в пути потерял много крови. Мы были предупреждены и, как только его привезли, сделали ему операцию.
— А Темирболот… не останется калекой?
— Да нет, успокойтесь! Темирболот — счастливый. Нож не прошел в спинной мозг. Вот тогда дело осложнилось бы.
— Спасибо вам, — Кенешбек крепко пожал руку врачу, потом обнял его и поцеловал. — Спасибо и вам! — с этими словами он обнял Чернова.
— Молодец Медеров! Да еще какой молодец! — проговорил капитан. — Он, уже раненный, так ловко скрутил руку Урбаю, что я до сих пор поражаюсь. Если бы Медеров не догадался этого сделать, Урбай живым не сдался бы…
— Да, еще каким молодцом он держался у нас! — сказал врач. — Ведь ему было очень больно…
— Значит, он мужественно перенес операцию?
— Он даже не пикнул. Мне тридцать шестой год, на моем счету много операций, я видел немало людей. Но такого выдержанного человека, как Темирболот, еще не встречал… Не все терпят, когда у них просто вытаскиваешь занозу. А другие боятся даже простого укола. — Он было засмеялся, но вовремя вспомнил о Темирболоте.
— Видите, операция прошла удачно, — сказал Чернов, обращаясь к Кенешбеку, — товарищ Семенов считает, что нет необходимости перевозить Темирболота в Пржевальск.
— Да, необходимости нет. Скоро все будет в полном порядке. Пусть мать не волнуется, — Семенов легонько похлопал Кенешбека по спине.
— Но лучше, — сказал Чернов, — пока от Айкан скрыть ранение Темирболота. Можно ей сказать, что его послали в Пржевальск…
— Мне все ясно, — заметил Кенешбек, — но у меня к вам, товарищ Чернов, просьба: нельзя ли посмотреть на Урбая?
— И Урбай и Чырмаш в Пржевальске.
— Уже успели отправить их? Вот досада. А что они говорят?
— Урбай твердит одно: «Пейте мою кровь, не скажу ни слова». А то, что бормочет Чырмаш, понять трудно…
— Простите меня, Иван Петрович, — перебил капитана Кенешбек, — я, видно, задаю лишние вопросы. А мне пора возвращаться. Передайте от меня привет Темирболоту, когда это будет можно…