Молитва по заповедям учителей и возвышенного из них — протопопа Аввакума. Всем народом в церкви, с ребятёнкам и самыми малыми дитями. Чин — истинный, староверческий, перед чтимыми иконами. Двумя перстами, а не Никоновой щепотью, осеняют себя, дважды возглашают аллилую...

Докатился в олонецкую глухомань слух о великом побоище, учинённом над стрельцами на Москве. С одной стороны, стрельцы — царёво воинство, погубители староверчества. Они шли войною на пустыни. С другой же, слышно, меж них более всего единоверных. За здравие ли, за упокой молиться? Славить ли благоверную царевну Софью, которая радела стрельцам и не преследовала людей древлего благочестия?

Сказывали, кровь лилась рекой, рубили головы правым и виноватым без разбору. И что более всего лютовал царь Пётр Алексеевич. Побывал он за морем, а будто бы вернулся иной, подменённый, ровно иноземец. И ввёл он латынщину, веру, чуждую православным. И бороды боярам поотрезал, и кафтаны долгополые укоротил, и антихристово зелие — табак — повелел всем из пипок курить.

Видно, конец мира близок — решили выгорецкие. И стали по-тихому к нему готовиться: шить белые рубахи, осмалять жильё, чтоб когда весть о нём разнесётся, вознестись в очистительном пламени в горние чертоги. Однако конец света отлагался. Еиновиарх Андрей Денисов полагал, что он вообще невидим в дали времён.

   — Братие трудники! — возглашал он в проповеди, которую читал в главном храме Пресвятыя Богородицы. — Жизнь добродетельная дана человекам от Господа Исуса ради общеполезных трудов. В труде и молитве, равно и в полном смирении перед вышнею волей, надобно проводить дни свои. Не живите в ожидании конца света, а творите добрые дела во славу обители, не верьте зловредным слухам о царствующем государе Петре Алексеевиче. Эти слухи распространяют слуги антихристовы для того, чтобы запугать народ и заполучить его в своё лоно. Государь ездил за море ради просвещения и ныне, возвратясь, обращает труды свои во благо государства...

   — А брадобритие? — неожиданно раздался возглас. — Нетто оголять себя есть обычай христианский?

   — Народы, в коих побывал государь, все ревностно христианские, и меж них полная свобода — быть ли в бороде либо обнажать себя, — отвечал Денисов.

   — На святых иконах все угодники Божии и сам Господь в бородах, стало быть, сей обычай есть благочестив, — продолжал тот же человек.

   — Не все, не все. Егорий Победоносец, поражающий дракона, безбород. Пантелеймон-целитель тоже. Борода не есть знак благочестия. Не ею меряется добродетель, а трудами, смирением, удалением от зла. Мы все с почтением взираем на Виллема Иваныча Геннина, а ведь он безбород.

   — Сей исповедует папскую, латинскую веру, — раздался другой голос. То был старец Корнилий, известный своим благочестием.

   — Латинская вера — вера христианская, — настаивал Денисов. — Латинщики, они же католики, поклоняются Христу, Богородице, всем святым, что и мы. Только обряд у них иной. Но это вовсе не значит, что они иноверцы. Иная вера у мусульман, иной у них бог — Аллах, по-иному молятся ему, не почитают икон, супротивники святого креста. Оттого у нас вечное противление, войны. Они именуют нас неверными, а мы их так же, а ещё врагами Христова имени и святого креста.

   — А с поляки отчего война? Они, слышно, тож Христовой веры.

   — С поляками у нас война из-за земель. Вечный то спор. Хотят они Киев и поднепровские земли захватить. А ещё царь Алексей Михайлович объявил им: Киев — мать городов русских, оттоль святое крещение пошло, оттоль православие зачалось. Неможно Киев в чужие руки отдать.

   — Христианские народы друг с другом воюют. Отчего таковое несогласие?

Андрей Денисов не смущался никакими вопросами паствы своей, ибо всех сожителей почитал он паствой, хотя был с ними на равных. На равных по правам, но не по уму. Ибо был он ума высокого, знаний обширных, как и брат его Симеон. Они выступали как просветители своих прихожан. Ибо то был духовный приход.

   — А все войны, братие, причину имеют одну: из-за богатств и земель. Христос не вразумил единоверные народы, забыли они о его заповедях, забыли о долге не только перед ближними, но и перед дальними. Забвенна святая заповедь: не убий! Иногда и у нас, исповедников старой веры, несогласие доходит до края. Вот и сказано: возлюби ближнего как самого себя, а таково ли поступаем?

На амвон взошёл Симеон. Было время духовного песнопения, и он возгласил своё, сочинённое некогда:

Благочестна та песнь, умильна. Умягчает сердца, отворяет путь покаянию, исторгает слезу не только у старых, у которых она на самом краю, но и у зрелых, у молодых.

Обнесли общежительный скит тыном. Срубили большой конный двор — уж не ковырялись в земле мотыгами, а бороздили её сошкой на конной тяге.

Дальше — больше. В Лексе, в женском общежительном скиту, завели скотный двор. Коровок пригнали, не жалея денег, благо выпасы окрест просторны и травами обильны. Своё молоко, своё маслице, сметанка.

Однако как ни трудились, а по весне рожь вымерзла, хлеба не стало. И тогда отправился Андрей Денисов в богатые хлебом места Поволжья. Где Христовым именем, а где за скудные деньги насбивал хлебный обоз, пригнал его с великим трудом и хитростью. Справились!

Устроили жизнь по монастырскому уставу, с келарями и подкеларями, уставщиками и справщиками. Меж тем докатилась и в эти Палестины весть — началась война со шведом. Виллем Геннин поставил невдалеке два железоделательных завода, а выговцам велел копать руду и ломать известь для железных дел. Стали лить пушки помногу и пищали, работали и бердыши, словом, всякое ружьё... Много неправд и пакостей чинили приказчики новгородского архиерея Иова. Добрались они и до Выгореции. Увели архиерейским именем коней да коров, облагали непосильными поборами. А однажды обманом захватили Симеона Денисова и увели в новгородский плен.

Отправился Андрей Денисов к Геннину с жалобой на бесчинства и бесчинников.

   — Благодетель наш, бьём тебе челом на митрополита Иова. Не по-христиански поступают люди его с ведома самого владыки, его попущением.

Геннин не очень твёрд ещё был в русском языке, а потому велел повторить просьбу дважды и трижды, Ц прежде чем уразумел, в чём дело.

Почесал затылок, задумался. Митрополит — сила. Его голыми руками не возьмёшь. Тут надобно обратиться к самому государю: только он может его укоротить.

   — Карашо, мой друг, я буду писать государь-батушка, а вы ступайте.

Призвал письмоводителя и велел составить письмо государю в следующих пунктах: «Прошу ваше величество, пожалуй для лучшей пользы... понеже я опасаюсь от архиерея новгородского погубления, понеже он верит другим своим бездельникам, а не своим рассмотрением управляет, и от них ныне в заключении сидит у архиерея Семён Денисьев, который в здешнем подъёме и в сыску руд был годен и пред другими радетелен в заводской работе. Прикажи... отнять совершенно из-под архиерейского и монастырского управления погосты, определённые к заводам, ибо прикащики архиерейские и монастырские работных людей не высылают порядочно, старостам воли не дают искать воров, разбойников и беглых, отбивают и не дают к розыску, сбирают лишнее, берут взятки; пустынных жителей, которые живут в лесу, руду и известь на завод ставят безо всякого ослушания и радеют путче других, архиерейские прикащики бьют и стращают... Для завода нужны грамотные люди, а у попов, дьяконов, пономарей и дьячков много сыновей, кои кроме гулянья и драки ничего не делают; не повелеть ли их взять в ученье».