И все же она не ожидала, что он испарится. После вчерашнего успеха казалось, что он в безопасности. По крайней мере сейчас.

Но чувство безопасности явно доказывало, что Мэгги потеряла ясность. Пауэрз никогда не будет полностью свободен от зова опиума. Это естественно для всех, кто находится под его воздействием.

– Маргарет?

Она вздрогнула и задержала дыхание. С лестницы доносился голос графа.

Его крик казался страшным, но и Джеймс, и его отец доказали свою уникальность.

Откашлявшись, Маргарет спокойно дошла до лестничной площадки и начала медленно спускаться. Когда она появится, то будет выглядеть так, словно все в порядке и волноваться не о чем.

– Да?

– Ага. Вот вы где. – Граф приветственно поднял руку. – Оказывается, мой сын ушел. На прогулку. Так мне сказали.

Мэгги молча кивнула. Она молилась, чтобы это оказалось правдой.

– Чем я могу вам помочь?

Граф потянулся и осторожно сжал ее ладонь в своей.

– Мой поверенный прибыл обсудить условия вашего содержания, перевод денег на ваше имя и возможность обновления поместья вашего брата в Ирландии. Насколько я понимаю, оно полностью разорено. – Граф озабоченно нахмурился. – Меня так же поставили в известность, что у него большие неприятности.

Маргарет попыталась выдернуть руку, непривычная к такому неожиданному проявлению доброты от этого человека. Она не могла позволить себе слишком много думать о Мэтью в последние дни: она была полностью занята Джеймсом. Но слова графа наполнили ее сердце невыносимым страхом.

Возникли какие-то новые неприятности или граф получил известия о произошедшем в Ирландии? У нее не хватило смелости и времени рассказать ему об этом.

– Теперь, моя дорогая, я понимаю, почему вы согласились выйти замуж за моего сына после первоначального отказа. Я должен быть в ярости, но вы только сделали ради вашего брата то же, что я пытался сделать для Джеймса, так?

Маргарет посмотрела на пожилого джентльмена, не совсем понимая, как к нему отнестись.

– Ваши с Джеймсом враждебные отношения для меня – полная загадка.

– А-а. Ну, я не имею права обсуждать это, но скажем, за последние годы я сильно смягчился, хотя упрямство и темперамент по-прежнему иногда берут надо мной вверх. И обычно это случается с единственным человеком, с которым как раз не должно.

– С Джеймсом.

В словах графа был смысл. Мэгги было интересно, почему ее свекор стал таким деспотичным. Он вел себя так только по отношению к своему сыну?

– Именно, моя дорогая. Но мы говорили о вашем брате, юном лорде.

– Что вы слышали? – спросила она резким шепотом.

– Что он в порыве страсти совершил преступление, – сказал он тихо. – Убийство.

У Маргарет защипало глаза. Она никогда не слышала, как это произносят вслух. Только не так. Ее брат стал убийцей. Он отнял жизнь у другого человека. И все же ее сердце отказывалось это признавать. Даже если ее разум все понимал. Для нее он по-прежнему был смешливым мальчиком, который любил всех вокруг.

– Он не злодей.

Граф нахмурился.

– Конечно, нет. Я не один из тех напыщенных ослов в парламенте, которые думают, что ирландцам просто следует покориться жестокости и притеснениям. И я слышал, что ваш брат несколько раз за последние годы обращался в парламент с просьбой не игнорировать проблемы Ирландии. Он, должно быть, очень зол. Согласно докладам ваш брат убил солдата, насильно выселявшего семью. Это не похоже на хладнокровное убийство. Думаю, непоправимое произошло в пылу драки.

– Он защищал умирающую девочку, – сказала Мэгги. Ее сердце разрывалось от несправедливости. – Вы думаете, ему можно помочь?

– Вы должны позволить мне использовать свои возможности, чтобы помочь вашему брату, как вы использовали ваши способности, чтобы помочь моему сыну. Может, мне и не удастся ничего сделать, но я попытаюсь.

– Спасибо, милорд.

Он тепло улыбнулся.

– Вы можете звать меня Артур.

Передняя дверь распахнулась, и в холле появился Пауэрз.

С верхушки его головы и до кончиков ботинок – все было на своих местах. Темное пальто колыхалось над бежевыми брюками, бордовый галстук был завязан идеальным узлом под чисто выбритым подбородком.

Маргарет немедленно заглянула в его глаза. Прозрачные. Чистые. Бдительные. Улыбка, растянувшая ее губы, была непроизвольной и почти болезненной.

– Ты вернулся.

Он поднял брови.

– Я здесь живу.

От облегчения Маргарет чуть снова не заплакала. Она быстро подняла руку и украдкой вытерла глаза.

– И как это я могла забыть, – съязвила она.

– Хорошо прогулялся? – спросил граф.

– Да, отец. Я навестил друга.

– Друга? – переспросила она. Пауэрз никогда раньше не упоминал о своих знакомых.

– А-а. – Его отец просиял. – Ты, должно быть, имеешь в виду герцога.

– Не совсем. – Пауэрз стряхнул пальто и начал стягивать перчатки. – Вообще-то я виделся с ее светлостью.

Маргарет успела захлопнуть рот до того, как слова: «Что это еще, черт подери, за ее светлость?» успели сорваться с ее языка.

Пауэрз подошел к ней и взял жену пальцами за подбородок. К полному ее потрясению, он наклонился и запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

Это краткое прикосновение утихомирило чувства Мэгги и заставило испариться нелепой вспышке ревности.

Пауэрз отодвинулся.

– Герцогиня хочет встретиться с моей женой в любое удобное для нее время.

– Неужели? – Маргарет подняла руку к его запястью, неуверенная, хочет ли удержать его или сохранить дистанцию.

– Я очень доволен, что вы двое так хорошо поладили.

Маргарет внутренне застонала. Граф выглядел таким довольным, словно у него в голове вдруг заплясали крошечные наследники.

– Ну, мы достигли некоторого прогресса, да.

Джеймс пошевелил бровями.

– И достигнем еще большего. Маргарет, я знаю, что у тебя уже есть дело, в которое ты веришь, но Мэри – ее светлость – сообщила мне об одном, в котором я бы хотел принять участие.

Мэри. К своему великому неудовольствию, сердце Маргарет разочарованно сжалось. Он хорошо знаком с этой герцогиней. Достаточно хорошо, чтобы уважать ее и слушать ее советы. Господи боже, Мэгги чувствовала себя идиоткой при одной мысли о том, что может ревновать. Она должна быть, черт подери, благодарна этой женщине за то, что убедила Пауэрза чем-то заняться.

– Ты расскажешь нам, что это за дело?

– Вдовствующая герцогиня Даннкли, мачеха Мэри, руководит приютом для женщин, сбежавших из дома, где было опасно оставаться, или просто нуждающихся в помощи, если их семьи дурно с ними обращаются. Я бы хотел ей помогать.

– Это замечательно, – мгновенно ответила Мэгги, ей стало очень любопытно. Это не самое обычное дело, и большинство мужчин избегали его как чумы. – И что ты собираешься делать?

– Ну, я бы хотел, чтобы ты сопровождала меня на встрече с герцогиней, но большинство работы, которой мне, полагаю, придется заниматься, не будет напрямую связано с дамами.

Мэгги нахмурилась.

– Но ведь это фонд, который помогает женщинам.

– Так и есть, но кто их обижает?

Граф сжал губы.

– Трусливые ублюдки.

– Да, – сказал Джеймс серьезно. – Мужчины. Мужчины, пьющие, жестокие, не думающие, что делают. Но есть и другие, которые просто не понимают, что на самом деле происходит с их женами. С женами, которые по полдня проводят в слезах и отказываются есть. Я хочу работать с другими джентльменами и поощрять их заступаться за женщин и не позволять им быть забытыми.

У Маргарет завертелись мысли.

– И когда ты пришел к этому решению?

– По дороге домой. Видишь ли, я совершал ошибки… в прошлом. Чтобы исправить их, я отдал бы все на свете. Если мне удастся помочь другим джентльменам не совершить их, возможно, моя душа сможет заслужить прощение.

Граф притих.

– Это звучит чудесно, – сказала Маргарет, ошеломленная его внезапной увлеченностью и напряжением. Она вдруг поняла, что он говорит о какой-то глубокой и личной боли.