— Не так уж много, — глубокомысленно заметила она. — Ну, и каков совет?

— Подождать, до двадцати одного года Или хотя бы еще годик. Многое что может измениться за это время. — „Или изменить“, — про себя продолжил Поль. — И тогда будет легче сделать то, что ты задумала. Да и деньжата сэкономишь. Это не шутка — взять и свалить в Сидней, тем более если тебе там не на что жить.

— Какое-то время протяну. Все равно мне некуда податься.

— Как так, моя девочка! — со смешком воскликнул Поль, боясь, чтобы не сложилось впечатление, что он слишком серьезное значение придает только что начавшемуся знакомству. Вроде душа его и не пела так, словно он после работы пропустил стаканчик.

Но девушка как будто ничего не замечала.

— Поль, — с отсутствующим видом обратилась она к нему, глядя куда-то вдаль, — вы знаете нового священника, ну, того, что сейчас в церкви святого Иуды?

— Еще бы не знать. Он мой шурин, муж моей сестры. А что такое?

Короткий звук, который она издала, можно было понять как реакцию на сказанное или зевок от скуки.

— Да так, ничего. Он заходил к нам в кафе на прошлой неделе, вот и все.

— Ах вот ты о чем! — Поль с радостью ухватился за предоставленную ему судьбой возможность поправить дело. — Поверь мне, теперь все изменится, и он первая ласточка! Из Роберта так и прут новые идеи, он для тебя город на уши поставит, уж поверь моему слову. Всякие там штуки — дискотека по вечерам в церкви или что-нибудь такое, вот увидишь! — импровизировал он.

— Дискотека по вечерам? — на нее это явно не произвело никакого впечатления.

— Ну не обязательно диско. Но у Роберта башка варит, он парень что надо. Вот он жил в большом городе, если хочешь знать. Четыре года служил в Перте.

— В Перте? — можно подумать, он сказал: „в раю“.

— Да, Перт. Тебе бы надо с ним поговорить об этом. — „А я помогу это устроить, если надо, — подумал он про себя. — Все что угодно, лишь бы держать крошку здесь, пока не представится случай доказать ей, что не все здесь кретины и пустозвоны. В конце концов должна же быть какая-то польза от родственничка-преподобного!“ — Тебе надо с ним встретиться.

— Я бы не против, — кажется, на этот раз она говорила серьезно, с одобрением отметил Поль.

— А если тебя действительно интересует работенка получше, я замолвлю словечко. У меня масса всяких связей через Союз, сама понимаешь. Нет ничего проще, как подыскать тебе чего-нибудь поперспективней, чем молочный бар!

Вдруг до него дошло, что их поездка подходит к концу.

— Ты не собираешься в субботу на танцы, Алли? Я бы подбросил тебя, если ты не против…

— Не думаю. Пустая трата времени. Да мне и танцевать-то не с кем. — Не успел он оправиться от нанесенного удара, как она вдруг столь же легко изменила решение. — Впрочем, если хочешь меня пригласить, я, пожалуй, пойду. В восемь на углу. А теперь лучше я выйду здесь, не дай Бог отец увидит…

— Знаю, знаю.

— Он нормально относится только к тем мужчинам, которых сам выбирает — а уж вас-то он люто ненавидит за то, что вы вышибли его из профсоюзного кресла. Он там просидел тридцать лет, сами знаете.

Поль с трудом удержал рвущийся на язык ответ, осторожно подъехал к тротуару, выскочил из машины и протянул ей руку. Завозившись с непомерно тяжелой сумкой, они не заметили проехавшую мимо машину. Зато ее водитель прекрасно разглядел Поля и его пассажирку.

Завернув за угол, Джим Калдер зло выругался. Чертов Эверард! Так вот оно что! То-то Алли пару раз возвращалась из бара слишком рано. У него и тогда мелькнула мысль, что тут не обошлось без какого-нибудь хахаля с машиной, — но чтобы Эверард!

Ах ты, сучка. Двуличная маленькая сучонка… Похоже, пора разок-другой хорошо проучить эту девчонку! Впрочем, не надо торопиться. Не сейчас. Посмотрим, что будет дальше…

Когда она подошла к дому, отец встретил ее у калитки с беззаботным видом, но в глазах у него светилось что-то недоброе.

— А я уж тебя поджидаю, Алли, — протянул он.

„Господи, до чего ж он противный“, — подумала она, в тысячу первый раз оглядывая раздувшееся от пива брюхо, всю его неуклюжую медвежью фигуру, громадные мясистые лапищи, лоснящиеся неухоженные волосы, черные полумесяцы под ногтями и вечный кисловатый пивной дух, исходящий от него.

— Я здесь, — отрывисто бросила она и попыталась прошмыгнуть мимо него. Но отец схватил ее за руку.

— Вечером у нас гость, — хитро подмигнул он. — Не приготовишь ли чего-нибудь вкусненького? Мик, я полагаю, рассчитывает поесть как следует в доме, где есть хозяйка. Ему, старому холостяку, не часто приходится наслаждаться домашней стряпней, как ты думаешь!

— Мик? Мик Форд?

— Да, да, он самый. Чем он тебе не угодил?

Чем не угодил… Это напоминающее обрубок огромного дерева волосатое тело, эта дурацкая противная ухмылка, вечно мокрые руки, хитроватые подлые глазенки, сама дружба с отцом…

— Ничем, — только и ответила она.

— Если кто приходит ко мне в дом, его надо принять по высшему разряду, усекла? — Лицо его склонилось к ней, вызывая отвращение; угроза в голосе и железная хватка говорили яснее слов. — Что уставилась? Ты ведешь себя как твоя чертова мать, эта старая корова! Я-то думал, что научил тебя лучшим манерам. Ан нет! Но поучить еще не поздно. Усекла? — Он замолк и ждал ответа.

— Усекла, — сказала она.

Он засмеялся грубым скрежещущим смехом.

— Надеюсь, усекла. А теперь живо в дом и займись обедом. А пока будешь готовить, поднапряги свои мозги и поразмысли, что как бы ты высоко ни взлетала со всеми твоими прелестями, мисс, — все равно задницей о землю шмякнешься!

Маленький коттедж Эверардов как две капли воды был похож на другие дома, выстроенные впритык друг к другу в классическом стиле „тяп-ляп“ специально для трудового люда дирекцией шахты, мало озабоченной тем, насколько отвечают эти жилища современным требованиям в плане удобств. Идя к дому родителей, Клер поневоле сравнивала изящество пасторского дома, его просторные комнаты, элегантные и такие уютные, с жильем своих стариков, и не могла отделаться от чувства вины. Всю жизнь родители надрывались, неужели они не заслужили чего-то более достойного? Особенно отец, бедняга, с этим проклятием шахтеров — болезнью легких. Ему бы жить на высоком месте, дышать чистым свежим воздухом, а не ютиться в этой низине, в уличной пыли и пекле!

— Клер! Что ж ты не сказала, что без машины — я б встретила тебя на остановке. Для пешеходных прогулок становится жарковато!

Клер тепло улыбнулась и обняла невысокую, привыкшую к труду женщину.

— Никаких беспокойств, мам! Прогулка мне только на пользу. Роберт забрал машину. У него уйма дел — сегодня он собирался на шахту.

— Как твой красавчик муженек? — Молли внимательно посмотрела на дочь. В глазах ее соседок „пасторский сынок“ был невероятной удачей Клер Эверард.

Но уже в то время, когда Роберт Мейтленд, еще учившийся в колледже, начал проявлять первый интерес к Клер, Молли сердцем чувствовала, что этот брак, ежели и суждено тому случиться, не будет усыпан розами. И когда Роберт уехал из Брайтстоуна после похорон родителей, вернее, сбежал, будто адские псы гнались за ним по пятам, Джордж и Молли приняли на себя удар и нянчились с чахнущей от безнадежной любви Клер. А когда через год он вдруг попросил ее приехать к нему на другой конец Австралии в качестве невесты, кто как не Молли помогал ей покупать подвенечное платье, фату и прочее и провожал ее на поезд? О, эти невысказанные горькие чувства, понятные любой матери, лишенной возможности присутствовать на свадьбе собственной дочери…

А сейчас… нет, не все еще позади, ах, не все. Да разве может это добром кончиться, с таким человеком как Роберт? Еще не все испытания кончены, еще немало их впереди — и здесь чуткое сердце Молли не обманывало ее.

— Ничего не случилось? — осторожно прощупывала она, а ястребиная прозорливость материнской любви сразу отметила грустный взгляд Клер.