— Это кольцо создает временные порталы. Наденешь на палец, мысленно представишь, где хочешь оказаться, и просто шагни вперед.

А потом Лорд Даххарст… исчез. Ализе не верила своим глазам: «Как он мог так просто уйти, бросив меня, не сказав, не объяснив, что будет дальше? — в отчаянии думала она. Потом ее взгляд упал на кольцо. — А зачем ему говорить? Зачем ему выслушивать упреки или мольбы? Он светский человек, вращающийся в обществе, где достаточно намека, чтобы делать выводы. Это кольцо — тот самый намек. Если бы он захотел, чтобы я осталась, он, наоборот, не дал бы мне возможности покинуть замок. А так его подарок говорит только одно: „Надевай кольцо и проваливай прочь!“».

Ализе упала лицом в подушку и зарыдала. Это были не те слезы, которые катились из ее глаз, когда с ней разговаривал Даххарст. Эти слезы были слезами отчаяния, поскольку Ализе уже точно знала, что не хочет уходить из замка, а хочет каждую минуту видеть своего мужа.

С этого дня весь мир для Ализе окрасился серым цветом. Чтобы брат и Ранхгарт оставили ее в покое, она бодрым и даже радостным тоном рассказала, как полностью исцелила Даххарста, и что они расстались почти друзьями. Ранхгарт удивился, не такого результата он ожидал, но Ализе так искренне и беспечно рассмеялась в ответ на его недоверие, что пришлось спрятать это недоверие подальше.

Эту маску веселости девушка теперь носила постоянно, и никто не догадывался о том, что действительно творилось в ее душе. И только долгими ночами, уткнувшись лицом в подушку и беззвучно плача, она могла дать выход своим чувствам.

Ализе ждала, день и ночь терзая себя вопросом: где он?

Она помнила, как Даххарст сказал, что Советник за все заплатит. Может, Даххаррст отправился к нему и сейчас бьется на смертельной дуэли? И нет никого рядом, чтобы помочь ему. В минуты, когда такие мысли приходили в голову, она в панике была готова бежать к Ранхгарту и просить опять перенести ее в Храм Богини, чтобы с помощью браслета найти мужа.

А иногда она думала, что он сейчас купается в объятиях женщины, а может даже не одной, Мея просветила ее, что страсть Темного женщина-человечка выдержать не сможет, обычно на ночь любви темные берут двух или трех. Представив Даххарста целующимся или ласкающим другую, Ализе испытывала такую безумную ревность и, опять же, дикое желание добраться до мужа, что едва сдерживалась.

Шли дни за днями Даххарст не появлялся. И если сначала на нее иногда нападали злость и гнев за такое пренебрежение ее чувствами, то сейчас она хотела только одного: снова увидеть его. Ну не может же он вот так исчезнуть… навсегда.

…Ализе пришла с занятий очень поздно, тренировки на полигоне заняли несколько часов. Она сильно устала. Учеба, почти бессонные ночи, грустные, тяжелые мысли вымотали ее. Наскоро перекусив, приняв душ, она забралась в кровать и свернулась клубочком под одеялом, чувствуя себя самой одинокой и несчастной во всем мире. Потом ход ее мыслей изменился, волна гнева, прошедшая сквозь тело, заставила сердце биться чаще и откинуть подальше жаркое покрывало. Так и уснула.

И приснился ей удивительный сон. Вроде бы она стоит, запрокинув голову, и тополиные пушинки падают ей на лицо нежно и невесомо. Одна попала в нос. Нос зачесался, Ализе чихнула… и проснулась. Проснулась и замерла от невиданного зрелища. С потолка, легко кружась в воздухе, падали лепестки белых лилий. Ализе молнией соскочила с кровати, юлой обернулась вокруг своей оси, чтобы не пропустить появление Даххарста. А вот и он: спокойный, красивый, уверенный в себе.

— Это тебе, — сказал он, протягивая коробку.

Ализе, машинально, взяла ее, не зная открывать немедленно или потом посмотреть, что в ней. Она ощущала все происходящее, словно продолжала спать. Ноги чувствовали нежное прикосновение лепестков к стопам, пальцы — шероховатость коробки, но ощущение реальности не наступало. Даххарст заглянул ей в глаза, просто подхватил ее на руки и шагнул в портал.

Они оказались в невероятно красивой комнате, здесь Ализе еще не была. Отрытая дверь вела на балкон, оттуда ступени спускались в сад. Даххарст опустил ее на кровать и позволил спокойно оглядеться.

— Как красиво! — замерла Ализе в восхищении.

— Этот дом я готовил для нашего медового месяца, — небрежно бросил Даххарст.

Оба замерли, потому что почувствовали, что эти простые слова вновь воздвигли между ними непробиваемую стену из обиды и непонимания. Повисло тяжелое молчание. Бывает, что одна такая страшная минута никогда не даст стать друг для друга единственными. Ализе в отчаянии пыталась придумать, что ей сказать, но все слова словно вылетели из головы.

— Открой коробку, — предложил Даххарст, и Ализе от радости, что эта неприятная минула позади, быстро разорвала шелковую бумагу, в которую коробка была завернута.

Откинув крышку, она ахнула:

— Мое свадебное платье!

Даххарст засмеялся:

— Не совсем то, но точная его копия. Ранхгарт объяснил мне, что без пуговок никак нельзя!

Теперь засмеялась и Ализе и, схватив платье, исчезла за ближайшей дверью. Сбросив всю одежду, она натянула платье на голое тело, и тут возникли непредвиденные трудности: она не могла застегнуть пуговицы на спине, как ни извивалась.

— Я не могу застегнуть платье, — пискнула она из-за двери.

— Иди сюда, горе мое, — проворчал Даххарст, но смех явно слышался в его голосе.

Ализе, одной рукой придерживая лиф платья, а другой приподнимая подол платья, рассчитанного на туфли с каблуками, робко подошла к Даххарсту.

Он сидел на кровати, с интересом разглядывая жену. Любезно предложил повернуться спиной. Она думала, что Даххарст сразу начнет застегивать пуговицы, но вместо этого он притянул ее к себе вплотную и стал лицом тереться о ее голую спину.

— Какая у тебя нежная кожа, — восхитился он, — словно шелк.

От его прикосновений ноги стали ватными, и она, словно теряя почву под этими ногами, едва удержалась, чтобы не опереться о него спиной. Но Даххарст, видимо, решил довести ее именно до такого состояния. Быстрым движением он провел языком вдоль позвоночника от копчика и до лопаток.

Ализе ахнула, ее тело выгнулось, словно от сильной боли. Но Даххарсту было этого мало. Его язык, сделав несколько замысловатых пируэтов, стал медленно спускаться вниз, огибая каждый позвонок. У Ализе перехватило дыхание, но это было только начало.

Губы Даххарста продолжали целовать и ласкать ее спину, а руки, забравшись под платье, стали нежно гладить щиколотки, взбираясь все выше и выше. Она не заметила, как оказалась сидящей на его коленях. Спину теперь целовать он не мог, зато плечи и шея были полностью в его распоряжении, а главное — ушки. Поцелуй в плечо, почти невинный, едва касающийся. Поцелуй в шею, с легким прикусыванием. А потом языком — по мочке уха. Ализе едва не закричала от возбуждения. Потом второе плечо, в той же последовательности.

Она почувствовала, как рука Даххарста пытается протиснуться между сжатыми бедрами. Так не вовремя вспыхнувшая стеснительность не позволила помочь ему, а наоборот, заставила крепче сомкнуть ноги. Он недовольно слегка зарычал ей на ухо, требуя предоставить свободу пальцам. Поняв, куда эти пальцы собираются направиться, она жарко покраснела и чуть раздвинула ноги. Даххарст впился ей в шею таким поцелуем… ну, таким… как в тот раз, десять лет назад, и прошептал чуть охрипшим голосом:

— Может, ну их, эти пуговки?

— Застегивай, — попросила она. — А потом дернешь платье, ну… как в тот раз.

Дахххарст засмеялся и, неохотно оставив в покое ее ноги, стал добросовестно застегивать пуговку за пуговкой, предварительно поласкав поцелуем каждый скрывающийся под тканью кусочек кожи.

Наконец, все пуговицы застегнуты, о том, что еще хрен знает сколько пуговиц на манжетах, они даже не вспомнили. Ализе ждала, что вот сейчас раздастся треск материи, и платье разлетится на куски, но этого не произошло. Ализе удивленно взглянула на мужа и с удивлением заметила, что он смотрит на нее не с горящими от страсти глазами, а наоборот, как-то немного неуверенно, словно желая попросить о чем-то. Она сразу насторожилась. Заметив ее реакцию, Даххарст тихо сказал: