Одна его рука на талии девушки, ее рука — на его плече, кисти других рук соединены, ничего фривольного или недопустимого. Они закружились в танце. Рука девушки поползла по его плечу, остановившись лишь, когда дотронулась до открытого участка кожи на шее. Ее пальцы скользнули под воротник рубашки, проворно расстегнув верхнюю пуговицу, потом еще одну. Девушка вырвала свою вторую руку из захвата руки Саннаэтеля и уже обеими руками гладила его грудь, расстегивала пуговицы все ниже и ниже, и предоставляла возможность рукам Саннаэтеля полностью захватить ее в свои объятия.

Саннаэтель сначала опешил от такого напора, потом поддался ему, позволяя делать с собой все, что заблагорассудится. Но едва лишь руки девушки коснулись его живота, как он, словно очнувшись, грубо перехватил ее кисти, отбросив от себя. Запахнул рубашку, развернулся и быстро вышел из зала, оставил девушку одну посреди танца. Она растеряно смотрела ему вслед, не понимая, как такое случилось, и как такое вообще возможно.

— Мия, что произошло? Почему он ушел? — спросил подошедший к ней мужчина в маске.

— Я… я не знаю… не понимаю. Ранхгарт, он мертвый! Он не откликнулся на мой призыв?! Он мертв!

— Как это мертв? — удивился Ранхгарт, поскольку это был, именно он. — Любовный зов фей чувствуют все, а сопротивляться ему могут лишь немногие.

— Он почувствовал, но не откликнулся! Я не понимаю, как такое возможно, — удивленная, даже слегка задетая подобным отношением Саннаэтеля, возразила Мия.

— Он не откликнулся, или преодолел зов? — вдруг стал уточнять Ранхгарт.

— Не откликнулся! Он словно мертвый, как зомби, или находящийся в коме. Я с таким еще не сталкивалась.

— Это становиться интересным, — прошептал про себя Ранхгарт. — Значит, дорогой Саннаэтель, ты что-то скрываешь? Думаю, тебе недолго осталось хранить свою тайну.

Саннаэтель добрался до своей комнаты и, сорвав маску, бросился на кровать, уткнулся в подушку. Только сейчас он понял, что девушка, танцевавшая с ним, была феей. И что она, несомненно, была подослана Ранхгартом.

«Как этот ублюдок смог подговорить ее? — с тоской думал Саннаэтель. — Фей нельзя купить деньгами, они призывают только желанного. Вроде, так говорят. Или я что-то не знаю о феях? — вяло думал он. — Вот ведь урод!» — раздражение с новой силой вспыхнуло в его душе, но кроме раздражения в ней вспыхнуло еще и отчаяние. Самая затаенная надежда, тлеющая маленьким угольком в его душе, погасла из-за Ранхгарта. И тут, словно финальный аккорд в какой-то музыкальной пьесе, раздался удар ног в дверь его комнаты, и медленные, удаляющиеся шаги. Молнией вскочил Саннаэтель с кровати, и, распахнув дверь, заорал, почти истерично:

— Что же ты, ублюдок, уходишь? Хочешь поговорить? Давай поговорим, как мужчина с мужчиной!

Ранхгарт вернулся мгновенно, словно только и ждал подобного приглашения. Его губы растянулись в ехидной улыбке, которую, к сожалению, теперь не скрывала маска, слова, слетавшие с губ, были столь же ехидны.

— Как мужчина с мужчиной? — деланно удивился он. — А ты уверен, что ты мужчина? Зову фей почти никому не удается противостоять, даже я как-то поддался, — с превеликой гордостью и восхищением за себя, любимого, произнес он.

Глаза Саннаэтеля сузились от ненависти, от ненависти не только к Ранхгарту, но и ко всем темным, вместе взятым.

— Ты спрашиваешь, почему я не откликнулся на зов феи? — процедил он сквозь зубы. — А вот из-за этого! — и Саннаэтель резко выдернув низ рубашки, заправленный в брюки, стал нервно ее расстегивать.

Ранхгарт, все с той же усмешечкой, которая едва скрывала любопытство, светящееся в глазах, наблюдал за действиями Саннаэтеля.

А Саннаэтель не замечал ничего — ни взгляда Ранхгарта, ни открытой двери. Его охватило бешенство, бешенство, затмевающее разум и заставляющее порой совершать глупые необдуманные поступки. Он сорвал с себя рубашку и повернулся левым боком к Ранхгарту.

— Ничего себе! — только и смог вымолвить тот. — Здорово тебя приложили! Кто это так постарался?

Левый бок Саннаэтеля выглядел просто ужасно — его «украшали» шесть полос, каждая шириной в палец.

— А ты как думаешь? — уже намного спокойнее переспросил Саннаэтель.

— Лорд Даххарст! — догадался Ранхгарт. — Это он тебя огрел плетью тьмы?

Саннаэтель не отвечал, все было понятно без слов. Ранхгарт с интересом знатока продолжал рассматривать бок Саннаэтеля.

Незаживающие рубцы, нанесенные родовой магией темного, Саннаэтель блокировал своей магией, поэтому полосы выглядели очень странно. Ровная темная глубокая борозда, в которую словно залили ртуть или серебряную краску. Иногда, когда у Саннаэтеля истощались магические силы, темноты в рубцах становилось больше, и тогда ноющая непроходящая боль терзала его. Когда сил было достаточно, он почти забывал об этих полосах.

— Раз, два, три… шесть, — пересчитал полосы Ранхгарт. — А разве плетка была не девятихвостной? — удивился он.

— Девятихвостной, — тихо ответил Саннаэтель. — Тебе интересно знать, куда попали остальные хлысты? На, смотри!

Саннаэтель быстро расстегнул брюки и стянул их вниз. Ранхгарт присвистнул, глядя на полосы. Седьмой хлыст прошел по пояснице, восьмой по паху, а девятый по мошонке и члену.

— Ты спрашивал, почему я устоял против зова феи? Да потому что я мертвый, как мужчина. Даххарст убил меня! — последние слова Саннаэтель почти кричал.

Ранхгарт гадко улыбнулся.

— Завтра вся Академия умрет со смеху: красавчик Саннаэтель, за которым умирает половина девушек — импотент!

— Говори, что хочешь, делай, что хочешь, я ненавижу тебя, я мечтаю только об одном — чтобы ты сдох, — устало ответил Саннаэтель, а потом, когда Ранхгарт, наконец, убрался, с такой силой хлопнул дверью, что она чуть не слетела с петель.

«Ничего, пусть рассказывает, остался один год учебы. Я выдержу. Потом… „потом“ будет потом». Он снова лег на кровать и вдруг с удивлением почувствовал, что ему стало легче. Долгие годы эта тайна, эта боль, этот позор душили его, мешая жить, мешая дышать полной грудью. Сейчас, когда он выплеснул свой страшный секрет, пусть даже в лицо врагу, стало намного проще.

На другой день он шел по Академии с гордо поднятой головой: «Пусть тычут пальцем, пусть смеются и шушукаются, мне плевать! — думал он. — Что поделать, в моей жизни случилась беда, но я все равно буду жить, назло всем темным!»

Но было тихо. Никто не смеялся, не издевался, да и Ализе ни о каких сплетнях и слухах о брате ничего не говорила. Странно.

Ализе после занятий шла к своей комнате, когда дорогу ей преградил Ранхгарт.

— Сегодня вечером я зайду за вами, — каким-то небрежно спокойным тоном сказал он.

— Это еще зачем? — поразилась Ализе.

— Ты забыла? — притворно удивился он. — Я же сказал, что тебе еще два раза надо побывать у нашего алтаря.

Ализе гордо вздернула подбородок, подумав: «Да как он смеет даже подходить ко мне после всего того, что он сделал Саннаэтелю!» — вслух же она сказала:

— Боюсь, мы будем вынуждены отказаться от вашей помощи, слишком дорого она нам потом обходится.

Глаза Ранхгарта стали черными. Схватив девушку за шиворот, он грубо подтянул ее к себе:

— Милая, Ализе, — холодным от ярости голосом начал он, — ты можешь хоть иногда не думать только о себе, о своей боли и своих несчастьях, а подумать хоть чуточку о других, например, о своем брате?

— О… Саннаэтеле? — заикаясь, переспросила Ализе, привыкшая к деликатному, внимательному, нежному обращению брата с ней. Резкость и грубость Ранхгарта напугала.

— А у тебя еще есть брат? — откровенно насмехаясь, спросил темный.

— А что с Саннаэтелем? — начиная беспокоиться за брата, спросила Ализе.

— А то! Не только ты пострадала от рук своего муженька, Саннаэтеля он покалечил ничуть не меньше, чем тебя, а в некотором смысле, даже больше. Единственное, что он не блокировал ему штырями из тьмы родовую магию, как тебе, и Саннаэтель сам смог помочь себе, хоть немного.