— Алиб барин![45]
В тот же миг нукеры кинулись к осуждённым, окружили их, поволокли к деревьям, подтянули за связанные руки к толстым сучьям. Судорожно вздрагивающие тела медленно раскачивались.
Сабир-байбача подошёл к Ильгару.
— Сын дохлой собаки и шакала, — зашипел он злорадно. — Когда сдохнешь, я сниму с тебя кожу для подстилки у порога. Каждый раз буду топтать её…
Он дёрнул несчастного за ногу раз, другой. Юноша вздрогнул от нестерпимой боли.
Молодой нукер не выдержал:
— Убирайся отсюда!
— Ну-ну, смотри! Самого подвесят…
— Мы выполняем волю бека. Только раз можно ударить казнённого, а ты уже четыре раза его коснулся.
— Ну ладно, то не в счёт. Я один раз…
Он вытащил нож и быстрым движением распорол кожу на ноге Ильгара от колена до самой щиколотки. Ильгар застонал. Но взвыл и Сабир. Висевший рядом Машраб пнул негодяя связанными ногами так сильно, что тот упал навзничь. Байбача с воем кинулся к беку. Но что такое?.. Бек поспешно встаёт и скрывается в маленьком чулане. Бегут с айвана гости. Сабир пугливо оглянулся.
По дороге, вздымая пыль, мчалась группа всадников. На ярком солнце белели рубахи, за плечами поблёскивало оружие.
Осадив на всём скаку коней, отряд шагом подъехал к краю айвана, остановился.
— Где бек Мирза Дотхо? — спросил Силин, оглядывая испуганно жмущихся к стене нарядных людей.
— Их великолепие бек — да будет он благополучен! — изволили заболеть… — пролепетал дворецкий Сатреддин-бай, склонясь в поклоне.
— Немедленно освободить этих несчастных!..
Ахмед-Джан не выдержал. Как это! Он, сардар, воспитатель наследника афганского престола, полковник, должен терпеть вмешательство презренных гяуров, простых солдат? Вне себя от ярости он подскочил к самому краю айвана и крикнул по-афгански:
— Ты, ничтожная грязь, как смеешь распоряжаться во владениях священной Бухары?
Силин повернулся к нему и на чистом кандагарском наречии спросил:
— Кто вы, почтеннейший? Кто дал вам право кричать на русского воина?
Сардар не ответил.
— Эй, нукер! — скомандовал он. — Стащить их с лошадей! Связать!
В тот же момент вся бековская стража окружила всадников. Замелькали палки, ножи.
Сеид Мурсаль схватил за рукав Ахмед-Джана.
— Вы здесь гость… На чужой земле. Хотите вверг нуть бека Дотхо в пучину бедствия; его обезглавит эмир, — шипел он в ухо афганцу.
Силин крикнул:
— В нагайки, ребята! — и первый стегнул по руке сардара, выхватившего револьвер. Оружие выпало.
Казаки, вздыбив коней, так ловко действовали плетьми, что нукеры рассыпались, словно орехи из опрокинутой корзины.
Как только началась свалка, Сабир-байбача спрыгнул с айвана и, подкравшись к Ильгару, занёс руку с ножом.
— Теперь уж я расквитаюсь с тобой.
Он не успел всадить нож в свою жертву. Послышался свист нагайки — рука его повисла. Второй удар ожёг плечо. Сабир свалился под ноги коня.
— Али-Салим, Алёша… — прошептал почерневшими губами Ильгар.
Тотчас все четверо были сняты с деревьев. Чайханщик хлопотал возле них, напоил остывшим чаем, перевязал раны и помог уложить на арбу.
Тем временем гости бека поспешно скрылись в арке, где их расторопные, догадливые слуги уже седлали коней.
Когда послышался скрип отъезжающей арбы и цокот копыт, к чулану подошёл дворецкий Сатреддин-бай и, смиренно склонившись, проговорил:
— Многомилостивый, благороднейший бек-бобо, прошу вас… Нечестивые уехали.
Дверца медленно отворилась, бек Дотхо, точно куль, вывалился из тесного чуланчика.
— Чаю, чилим[46]! — застонал он.
Подъехал Сеид Мурсаль с двумя мюридами. Слез с коня и, взойдя на айван, приложил руку к сердцу:
— Ваше могущество, достопочтенный бек-бобо, разрешите принести вам благодарность за ваше гостеприимство. Священные обязанности призывают меня в Вахан.
— Как? А я думал, вы, святой отец, будете в моей свите, когда я поеду в Орлиное гнездо.
— Разве ваша милость собирается в пасть дракона?
— Я не позволю этим неверным попирать права наместника эмира. Я проучу их…
— Разрешите дать вам совет, достопочтенный. Мудрая пословица гласит: "Не жди, оленёнок, милости от пса, не жди, голубочек, милости от кота". Лучше побывайте у кушбеги. Это ваш прямой начальник, он донесёт вашу жалобу до эмира, да будет ему счастье и удача!
— Своё дело — легче пуха, чужое дело — тяжелее камня, — тоже пословицей ответил бек, — Кушбеги не будет торопиться. Я сам покажу урусам, кто здесь хозяин.
Сеид Мурсаль склонился в поклоне:
— Да будет вам удача в ваших благих намерениях. Прощайте.
Он взгромоздился на высокого скакуна и тронул его. За ним двинулись мюриды.
Откланялись и турки. Им вдруг понадобилось в становье Сарымкуль-бия. Там назначен съезд султанов влиятельных казахских родов. Простился и посланец хедива, спешивший к своему другу ишану бадахшанскому.
На другой, день на площадь возле Орлиного гнезда въехала пёстрая кавалькада. Это бек со своими приближёнными и вооружёнными нукерами явился с жалобой к полковнику Кверису.
Впереди на гнедом коне восседал Норбай, он сжимал древко с развевающимся синим шёлковым лоскутом, исчерченным золотыми письменами — символом власти правителя трёх провинций. За ним следовали два всадника с пиками. Отстав на два конских корпуса, в пышных парчовых одеждах, в белой чалме с султаном из тонких перьев белой цапли Мирза Дотхо горячил шенкелями богато убранного рыжего жеребца. Рядом с ним в парадной форме афганского полковника ехал Ахмед-Джан. Дальше тянулись одетые в дорогие халаты придворные и гости бека, колонну замыкали вооружённые пиками и ружьями нукеры.
Бек направил коня к воротам. Он ожидал, что они распахнутся, как только свита приблизится, — так было всегда. Но сегодня ворота оказались на запоре, и ничто не свидетельствовало о желании стражи их отворить.
Едва бек достиг запретной зоны, как две винтовки с примкнутыми штыками скрестились перед грудью коня. Тот захрапел и осел на задние ноги. Бек растерялся, с недоумением обернулся к следовавшему за ним Ахмед-Джану.
В это время послышался звонкий сигнал трубы, створки ворот неожиданно раздались, на лёгком галопе вынесся отряд в десять человек. Впереди был полковник Кверис, козырнув беку, не останавливая коня, проехал на площадь.
Мирзе Дотхо пришлось "прикусить палец изумления зубами недоумения", повернуть своего жеребца и спуститься на плац в хвосте отряда. Это обстоятельство так разъярило бека, что, отбросив этикет, он подъехал к полковнику и, не поздоровавшись, резко сказал:
— Господин полковник, нас оскорбили ваши солдаты. Они ворвались в наш кишлак, избили нукеров и увезли четырёх моих людей. Я требую строго наказать солдат и вернуть подданных эмира.
Полковник ответил громко, чтобы слышали беглецы, столпившиеся на краю площади:
— Господин бек, на каком основании вы, получив десять дней тому назад фирман его высочества эмира Бухары, не явились ко мне за инструкциями? Эмир предписал вам во всём следовать моим указаниям.
Действительно, Мирза Дотхо получил такой фирман через посланца кушбеги. Но он решил припрятать его. Он не думал, что начальник поста будет извещён об этом.
— Мы не знаем, какие распоряжения в фирмане… — пробормотал он. — Мы не читали его…
— Вы не читали фирман своего эмира? Не захотели выполнить волю его высочества? Это большой проступок. Отправляйтесь в свой дворец, я подвергаю вас домашнему аресту на тридцать суток. За это время вы сумеете наизусть выучить фирман вашего повелителя.
Мирза Дотхо позеленел. Подобного унижения он никогда не испытывал: его, наместника эмира, подвергают аресту!
Кверис позвал Силина:
— Вольноопределяющийся Силин, разъясните беку Мирзе Дотхо, что значит домашний арест. Отправьте с ним двух казаков. Ежедневно сменять стражу.
