Интересно, что в те дни и сразу после моей отставки В.Черномырдин делал немало странных заявлений. В том, духе, что период экономического романтизма закончился, что нужно учесть мнение избирателей после выборов, что инфляция у нас носит особый «инерционно-колебательный характер» (интересно, кто придумал этот термин), что бороться с ней надо загадочными для меня немонетарными методами и т. д.

Я не знаю, кто вкладывал эти слова в уста В.Черномырдина, но его намерения ограничить роль экономистов-демократов и «завлабов» (кого он имел в виду — А.Шохина, Е.Гайдара или С.Шахрая?) всем были очевидны. Премьера явно подбивали к ревизии всех реформ 1990–1993 годов.

Наконец состоялась моя короткая встреча с Борисом Николаевичем — весьма конструктивная и благожелательная. Он не хотел меня отпускать и не предъявлял никаких претензий. Но я ставил некоторые жесткие условия (прежде всего — устранение В.Геращенко и А.Заверюхи), на которые он не мог тогда пойти прежде всего из-за позиции В.Черномырдина. В любом случае расстались мы без взаимных обид.

Поэтому я не изменил своего решения, хотя, наверное, это была и ошибка, основанная на эмоциях и недостаточной политической опытности. Мне, наверное, не хватило выдержки, я слишком нервничал. Сегодня я это понимаю.

Прошло время, Б.Ельцин избавился от В.Геращенко, A.Заверюхи и многих других, хотя сделано это было слишком поздно. Правда, потом по какой-то иронии судьбы B. Геращенко снова оказался в Центробанке с известными результатами. Вот такие гримасы истории.

Надо сказать, что не будь тогда скандалов с моей отставкой и отставкой Е.Гайдара, наших абсолютно жестких заявлений и выступлений (в том числе в Давосе), то, скорее всего, намерения свернуть реформы были бы исполнены и наша экономика пострадала бы еще больше.

Еще одно — последнее — мое достижение в правительстве, оставшееся почти незамеченным, — публикация в январе 1994 года доклада «Российские финансы в 1993 г.» — самого полного и честного обзора состояния российской экономики и финансов за многие десятилетия. Это был своеобразный отчет о работе — подробное изложение наших конкретных действий, достижений и неудач.

Экономисты и журналисты его не увидели, а Министерство финансов после моего ухода отказалось признавать его своим официальным документом. В последующие годы C. Дубинин, В.Пансков, А.Лившиц и другие не пытались дать такой обзор наших финансов. Очень жаль.

Огорчило меня и то, что через несколько дней после моего ухода бюджет по расходам раздули, появились денежные суррогаты, зачеты, все, чего нам удалось избежать в 1993 году. Помню, как А.Лившиц поверить не мог, что в мою бытность в Минфине ничего подобного просто не существовало.

Точно так же при мне не было заключено ни одного соглашения с республиками в составе России. Я яростно сопротивлялся этому асимметричному подходу С.Шахрая, так как, на мой взгляд, это разваливало государство. На меня давили, жаловались Б.Ельцину, но я стоял как скала. После моего ухода М.Шаймиев заявил: «Теперь Татарстан может спать спокойно». Буквально через несколько дней после моего ухода начали штамповать эти вредные соглашения.

С.Дубинин, который стал и.о. министра, не смог сохранить ведущую роль Минфина. Он хороший специалист, но не борец и слишком поддается разным влияниям. Именно тогда, в 1994 году, начался откат от реформ, многочисленные ошибки и компромиссы, нарастание коррупции и многие другие проблемы. Он не смог или не захотел этому противостоять по мягкости характера.

После моего второго ухода из Российского правительства наступил довольно длительный период размышлений. В этот раз я не был безработным, так как был избран депутатом Государственной думы по одному из московских округов. Впереди было, по крайней мере, два года законодательной работы[23].

Первые полгода я не был особенно активен в политике и, как председатель подкомитета по денежной кредитной политике в бюджетном комитете Государственной думы, занялся новым законом о Центральном банке. Он был написан мною буквально за месяц с привлечением большого практического материала и опыта разных стран мира.

Начался процесс пробивания этого законопроекта, и мне приходилось много времени уделять постатейному согласованию закона с В.Геращенко, Д.Тулиным, Т.Парамоновой, А.Хандруевым и другими представителями Центрального банка.

Центробанковцы, надо признать, сначала не поняли, что закон в основном защищает их интересы и интересы государства, ограничивая при этом полномочия правительства и парламента, и сопротивлялись по поводу и без повода. В конце концов, закон был принят, и я рад, что и вторая редакция главного документа для Центробанка была практически моей. Хотя понятно, что в процессе обсуждения в закон были внесены поправки, которые его существенно подпортили.

Я также организовал парламентские слушания по центральному банку по западной системе. Несколько раз в неделю по конкретным вопросам в Госдуму вызывались руководители разных департаментов Центробанка и подробно расспрашивались на основе специально разработанных вопросников. Все записывалось на пленку — идея заключалась в том, чтобы позже опубликовать специальный доклад.

Это не нравилось Центробанку, но получалось очень интересно. Как потом признавал заместитель председателя банка А.Хандруев, мы вплотную подбирались к очень важным и деликатным вопросам. Однако наступило лето, и меня отвлекли иные вопросы. Кроме того, техническое и кадровое обеспечение Госдумы было очень слабым, и реализовывать такой проект было не с кем.

Довольно много времени ушло на разработку темы финансовых мошенников — именно тогда, в 1994 году, стали рушиться многочисленные финансовые компании. К сожалению, несмотря на все мои возмущенные послания, руководители исполнительной власти не принимали никаких мер. Возможно, что мои предложения не были лучшими, но факт остается фактом — в течение более года власти не принимали никаких мер, чтобы остановить финансовых мошенников.

Почему власти тогда так себя вели — мне непонятно. Поразительная бездеятельность, которая еще более дискредитировала реформы и прямо способствовала очередному обкрадыванию миллионов людей. С моей точки зрения, С.Дубинин (как и.о. министра финансов), В.Геращенко (как председатель Центробанка) и другие несут по крайней мере частичную ответственность за случившееся, так как их предупреждали и ситуация была предельно ясной.

Пребывание в Госдуме заставило меня еще больше разочароваться в нашем парламенте: число некомпетентных, плохо образованных и циничных людей в этом оплоте «демократии» в среднем выше, чем даже в правительстве или в целом в стране.

Можно привести конкретный пример. Я голосовал в Госдуме практически против всех бюджетов с 1994 года из-за их абсолютной нереальности. Достаточно сказать, что через несколько дней после моего ухода из правительства доходы бюджета чудесным образом выросли на несколько триллионов рублей.

Кто голосовал за все эти бюджеты? Безусловно, что без коммунистов и жириновцев (плюс «болото») они никогда не прошли бы. Единственной последовательной фракцией, выступающей против, всегда было только «Яблоко».

Большинство депутатов приехали в Москву с одной-единственной целью — завести полезные связи и остаться в столице любой ценой. Достаточно посмотреть на то, где теперь работают многие бывшие депутаты, перескочив из одного теплого кресла в другое. Нередки случаи, когда бывшие депутаты соглашались на ничтожные должности — лишь бы не возвращаться домой. Понятно, что при этом ведется борьба и за квартиры и другие блага.

В результате в мозгу каждого депутата непрерывно присутствует паническая боязнь роспуска Госдумы, поэтому они готовы голосовать за что угодно. При этом зачастую используется лживая риторика типа «без бюджета страна не может жить». Хочется выглядеть «ответственным» политиком и одновременно прогнуться перед правительством. О принципах речь вообще не идет.