Затем удалось в постановление Верховного Совета РСФСР о бюджете включить пункт об ограничении объемов кредитов странам СНГ. Данный пункт практически «на дурочку» прошел. Объем «кредитов» еще более снизился.

Для подготовки «под» этот вопрос необходимой политической почвы я писал аналитические записки Президенту, премьер-министру и даже Р.Хасбулатову как Председателю Верховного Совета, разъясняя, например, что относительно нашего ВВП мы оказываем реальной «помощи» странам «третьего мира» в разы больше, чем самые богатые и развитые страны мира.

Чувствуя, что я «обкладываю» его со всех сторон, В.Геращенко прибег к другой уловке — вместо кредитов стал раздавать все больше наличных денег (банкнот) республикам, так как они не подпадали под категорию кредитов. Летом 1993 года в этой связи начался новый раунд изнурительной борьбы за интересы государства. Именно эта усиленная раздача наличных рублей потом создала существенные негативные последствия для России во время пресловутого летнего обмена денег.

Я убежден, что В.Геращенко непрерывно играет деструктивную роль в экономике России. Началось это с обмена крупных банкнот в январе 1991 года, а продолжением стали коллапс советской денежной системы в конце 1991-го, знаменитый гиперинфляционный зачет 1992-го, денежная реформа июля 1993 года.

Можно вспомнить и отказ принять меры по совершенствованию межбанковских расчетов, хотя никому не нужные и непонятные спутники запускались при этом в космос (на суммы в сотни миллионов долларов). Можно вспомнить и его полную беспомощность перед финансовыми мошенниками из банка «Чара» и других сомнительных институтов.

Причем, как мне кажется, все это происходило у него неосознанно, в полном соответствии с его странными экономическими убеждениями, сформированными в СССР. Понятно, что рыночной экономике он никогда не учился, не хотел или не мог учиться.

Он не понимал и не понимает элементарных вещей, связанных с денежно-кредитной политикой в условиях рыночной экономики. Такие люди не понимали и не понимают природу денег и процесса их создания. Для обычного человека — это нормально, а для центрального банкира — недопустимо.

Он из семьи советской банковской элиты: его отец был в свое время заместителем председателя Госбанка СССР. Продвижение по службе и поездки за границу воспринимались как само собой разумеющееся. Он и мысли не может допустить, что некомпетентен в каком-то вопросе.

Правда, этот недостаток можно отнести к многим ведущим политическим фигурам современной России. Все они продолжают базировать свои экономические взгляды на невнимательном чтении даже советских учебников по политэкономии и воспоминаниях о советской псевдоплановой системе. Ничего другого они не знают и не хотят знать. В какой-то мере это их беда, а не вина. Поэтому их так раздражают зарубежные специалисты, которые задают слишком много вопросов и не хотят давать денег «за красивые глаза».

Вместе с тем я горд, что нам в 1993 году удалось «выдавить» из В.Геращенко почти все, что требовалось для реформы. Это было непросто. Например, только на борьбу за запрещение не принимать в России в платежи рубли у меня ушла большая часть года. Но в конце концов Банк России принял решение с 1 января 1994 года отказаться от государственной политики долларизации. Со времен сталинского «Торгсина» эта была любимая идея совковых экономистов для мобилизации валюты, и расстаться с ней им было крайне тяжело.

Поэтому, несмотря на досужие размышления некоторых журналистов, я не держу зла на В.Геращенко и с удовольствием пожимаю ему руку при встрече. Хотя гадостей в свой адрес с его стороны слышал немало.

Правда, и я, в порядке шутки, поместил в своем англорусском валютно-кредитном словаре заметку о В.Геращенко: «Gerascltenko, Victor — Виктор Владимирович Геращенко: председатель Госбанка СССР в 1989-91 гг. и Центрального банка России в 1992-94 гг.; по словам специалистов самый плохой центральный банкир в мире».

Мои взаимоотношения с премьер-министром В.Черномырдиным первоначально складывались сравнительно неплохо. Но только до конца июля 1993 года, когда он по непонятным причинам поддержал провокационную и крайне вредную для страны денежную реформу В.Геращенко. С того времени напряженность начала возрастать.

Моей особой вины в этом не было. Как мне кажется, у меня тогда отсутствовали серьезные политические амбиции и интересовало меня исключительно дело. Может быть, стоило лишь потратить больше времени на убеждение и разъяснение своих позиций.

В начальный период 1993 года В.Черномырдин вел себя крайне осторожно и тяжело переживал свои первые «проколы» типа постановления о ценах или об автомобилях с правосторонним рулем. Он старался действовать аккуратно и спокойно. Как политик он имел большой опыт и умел «выживать» в самых трудных ситуациях.

Однако многих общеэкономических вопросов он тогда просто не мог адекватно воспринимать, впрочем по вполне объективным причинам. Вместе с тем, как мне казалось, искренне пытался все понять, хотя и возраст, и прежний послужной список однозначно позволяли причислить его тогда к «нереформаторскому» краю власти.

Вовсе не случайно его, а не Е.Гайдара на съезде народных депутатов единодушно поддержало левое большинство. Рыночные идеи ему не были вначале по-настоящему близки. Но коммунисты, слава Богу, ошиблись в В.Черномырдине.

Зато он был и есть крайне опытный чиновник и непубличный политик (чего стоят только 10 лет профессиональной партийной работы!). Как компромиссный кандидат, он давал Б.Ельцину большее поле для маневрирования в бурных волнах российской политики.

На короткой политической дистанции В.Черномырдину нет равных, а искусство политического выживания он познал в совершенстве. Вспомните, как ловко он всегда уходил от удара! В 1993 году он уклонился от выборов в Госдуму (и правильно!). В 1994 году он оказался в Сочи во время «черного вторника». В 1995–1997 годах Госдума в лице коммунистов и жириновцев постоянно поносила Б.Ельцина и А.Чубайса, но почти не трогала В.Черномырдина.

Я завидую бесспорному таланту В.Черномырдина выступать перед любой аудиторией. Он может долго и эмоционально говорить — и при этом ничего не выдать, ничего не сказать по существу и с ущербом для себя. Тем не менее аудитория при этом чувствует себя удовлетворенной. И только через некоторое время до людей доходит, что им опять ничего конкретного не сказали.

Возможно, в отношениях с премьером мне помогал мой 10-месячный стаж работы в ЦК КПСС, что сильно отличало меня от остальных «молодых» реформаторов. В тот период Е.Гайдар, А.Чубайс или даже А.Шохин были еще недостаточно опытны в административной деятельности и своими академическими манерами явно раздражали премьер-министра. С другой стороны, свою внутреннюю неприязнь он умел скрывать и всегда ставил дело выше эмоций. Фразы о «завлабах» долго не выходили за стены кабинетов.

В.Черномырдин был последователен в своих подходах к управлению правительством и постепенно вытеснял из правительства всех ставленников Е.Гайдара, оставляя лишь ставших абсолютно необходимых для дела и лояльных лично ему. «Завлабы», по понятным причинам, оказались не в чести. Единственным и весьма заметным исключением из этого правила был и есть А.Чубайс, которого премьер, как мне кажется, никогда не любил, но уважал за силу и напор.

Сначала мне дали самые широкие полномочия в области всей финансово-экономической политики: я курировал фактически все основные экономические ведомства. Однако когда я стал еще и министром финансов в конце марта 1993 года, это вызывало отторжение бюрократии. Долго терпеть такую монополизацию власти «в не тех руках» аппаратчики не стали и начали искать «выход» из ситуации. Хотя министром я стал именно для усиления своих позиций. Кроме того, было ясно, что В.Барчук не может стать реформаторским министром финансов[14].