Результатом обмена денег были психоз и паника в стране. Огромные очереди в банках. Все, у кого были наличные деньги, в тот день кинулись делать закупки любой ценой, и розничные цены взлетели, сведя в значительной степени на нет усилия шести предыдущих месяцев. До сих пор никто так и не ответил за совершенную глупость, нанесшую гигантский материальный урон нашему государству.

Поскольку я резко критиковал Центробанк (и даже напечатал обличительные статьи с прямыми намеками на возможность коррупционных причин такой акции), то руководство банка сильно занервничало. Они даже официально подали на меня в суд — иск был составлен весьма издевательски. Однако, понимая слабость своей позиции, они сразу отозвали свой иск, и я о нем ничего никогда больше не слышал.

Сразу после этих событий я потребовал от Гознака, который входил в мое ведомство, регулярно давать нам информацию о заказах бумажных денег, с тем чтобы больше никогда не быть в такой идиотской ситуации. В.Геращенко это не понравилось, и он пригрозил обратиться в Прокуратуру РСФСР, чтобы воспрепятствовать моему «вмешательству». Понятно, что никто не мог мне запретить руководить своим ведомством, и его претензии приняты не были. В прокуратуре он тоже не нашел поддержки.

В свою очередь, я тоже подал в Генеральную прокуратуру ее руководителю А.Казаннику некоторые документы по Центральному банку, в частности в связи с упомянутым выше «узбекским» делом и некоторыми другими неприятными событиями. Он мне сказал, что документы представляют интерес. Как обычно, формального ответа я жду до сих пор, хотя уже сменилось два генпрокурора…

Поразительно, в каких неблагоприятных условиях нам приходилось тогда работать. Сегодня денежная реформа образца 1993 года всем кажется нелепой, но в тот момент было совсем не до смеха. Экономические реформы натолкнулись на очередной «риф» и вновь сбились с курса.

Поскольку я уже сам поработал к тому времени в двух международных экономических организациях, то для меня было несложно установить нормальные деловые отношения с международным финансовым сообществом, в частности с МВФ. Многих ведущих деятелей в финансовой сфере других стран я уже знал.

С самого начала я приступил к активным консультациям с МВФ по вопросам экономической политики России.

В основном они состояли в разъяснении наших намерений и их реакции на наши предложения.

Обычно реакция была положительной, но иногда возникали и проблемы. Я хорошо помню, что начальник департамента России Дж. Одли-Сми настойчиво советовал нам делиться сеньоражем[16] со странами бывшего СССР и сохранять их в рублевой зоне, то есть продолжать субсидировать. Я же был категорически против, и мы в конце концов настояли на своей точке зрения.

Сразу надо сказать, что в период моего пребывания в правительстве никогда МВФ не оказывал на нас какого-либо серьезного «давления». МВФ никогда не писал за нас программ, а наши собственные предложения зачастую были гораздо радикальнее взглядов их специалистов. Это позднее МВФ стал работать за российских чиновников.

Надо также честно признать, что мы часто использовали МВФ для оказания своеобразного давления на собственное начальство. Причем по очень простой формуле: «Не сделаете — не получите денег от МВФ». Этим потом пользовались и другие лидеры экономической части правительства.

Получать большие деньги хотели все. Всем казалось, что, заткнув очередную финансовую дырку, они решают проблемы. Точно так же, как и сегодня, такие иллюзии были в 1999 году у Е.Примакова и Ю.Маслюкова, а потом и С.Степашина. Только после меня уже не Россия выдвигала свою программу, а МВФ давал свои предложения, и Россия на них со скрипом и не вполне искренне соглашалась ради очередной финансовой инъекции.

Уже вскоре я был вовлечен и в процесс взаимодействия с «большой семеркой» и даже стал ответственным за подготовку саммита в Токио, к неудовольствию вице-премьера А.Шохина и отчасти российского МИДа. Произошло это не столько по моей инициативе, сколько по стечению обстоятельств. Так нередко бывает в российской власти, что отсутствует логика некоторых назначений или распределения ответственности. Хотя на самом деле это было логично, только по должностному статусу я был слишком высок для шерпы[17].

Да, тогда я стал первым российским официальным лицом, приглашенным на встречу шерп «большой семерки» в Гонконге в феврале 1993 года. До этого они никогда с нами прямо не имели дела, и никто от России не участвовал в их регулярных встречах. В тот год за встречи «большой семерки» отвечала Япония, и предложение участвовать поступило от них за два или три дня до начала встречи.

Мне нелегко было объяснить В.Черномырдину, кто такие шерпы и зачем они встречаются. Я срочно вылетел в Гонконг вместе со своим помощником А.Морозовым. Я был болен (простудился) и плохо себя чувствовал, летели мы «Аэрофлотом» через Дубай и Бангкок, и всю дорогу я лихорадочно работал на компьютере над английским текстом своего выступления.

В помощь нам из группы макроэкономического анализа при Минфине был выделен молодой экономист Питер Бун (теперь работает в брокерской фирме «Брансвик»), и он помогал мне довести текст выступления до совершенства.

…В порядке отступления скажу, что эта группа экономистов появилась по инициативе Дж. Сакса и А.Ослунда еще в 1992 году при Е.Гайдаре и тогда работала в тесном сотрудничестве с Рабочим центром реформ во главе с экономистами С.Васильевым и А.Илларионовым.

Однако после прихода к власти В.Черномырдина эту группу выкинули со Старой площади и я их «приютил» в Научно-исследовательском финансовом институте при Минфине.

Возможно, немедленной практической пользы от них было не так уж много. Однако именно они первыми наладили более совершенную финансовую статистику и были трудолюбивы как «пчелки», постоянно генерировали новые идеи и могли оперативно провести элементарную экспертизу проектов. При отсутствии в правительственных структурах достаточного числа рыночных экономистов и аналитиков эта группа была крайне полезной.

Сам Дж. Сакс был удивительным человеком. Его отличала бешеная активность, заставляющая метаться по всему свету и писать различные бумаги буквально килограммами. Ему нравилось участвовать в процессе реформ одновременно во множестве стран, и — после Польши — Россия стала тогда его главным «проектом».

А.Ослунд в значительной степени больше специализировался на России и гораздо меньше гнался за политической славой. С ним мы поддерживаем дружеские связи и сегодня, когда он работает в фонде Карнеги в Вашингтоне. Для него Россия, ее экономика и экономические реформы — дело всей жизни.

С момента появления «гарвардской» программы «Право на шанс» Г.Явлинского (1991 г.) Дж. Сакс стремился в Россию и при Е.Гайдаре получил определенный «доступ» к реформаторам. Я встречал его множество раз на разных конференциях, и надо сказать, что у многих людей он вызывал раздражение своей напористостью и гиперактивностью.

На некоторых важнейших международных встречах (например, в Ванкувере) Дж. Сакс появлялся без предупреждения и напрашивался на беседы, постоянно звонил мне и присылал записки. Тем не менее, в отличие многих реформаторских членов кабинета, я считал полезным общение с такими международными экспертами и консультантами, так как это позволяло быстро опробовать самые разные идеи на уровне, который в России отсутствовал.

Кстати, Дж. Сакс лишен ненужных эмоций и может быть очень жестким. Например, он сразу уволил из своего института при Гарвардском университете своих сотрудников А.Шлейфера и Дж. Хея, когда в 1997 году разгорелся скандал с неправильным использованием американской финансовой помощи российским реформам (оказалось, что часть технической помощи идет фирме, в которой они имеют личный коммерческий интерес).