— О-о, — сказал он, — самая красивая женщина в Нью-Йорке и ее супруг.

— Самая красивая горничная, — поправил Эндрю.

— Горничная? — удивился Билл. — Вы сдаете ее напрокат для необременительной домашней работы?

— Ах, Билл, взгляни, вон Глория, — сказала Маурин И, зацепив его под руку, потащила приветствовать новых гостей.

Эндрю протолкался сквозь толпу и взял в баре выпивку. Он чувствовал, как потихоньку теряет власть над собой, чувствовал, как полчища непрошеных демонов кувыркаются в нем. «Горничная? Вы сдаете ее напрокат для необременительной домашней работы?» Билл не уловил намека, и Маурин тут же уволокла его прочь. С тем чтобы прервать разговор.

Эндрю бродил вокруг, избегая знакомых, считая нанятых официантов. Один, два, три, четыре — и бармен. С пятью помощниками нет никакой разницы, заболела горничная Билла или нет. Значит… Значит…

Напряжение в нем выходило из-под контроля. Он увидел жену в другом конце комнаты, та стояла в группе людей, смеющаяся, болтающая, ослепительная, как всегда. Она поймала его взгляд и поманила. Эндрю направился к ней. Как только он подошел, она взяла его за руку и, продолжая смеяться и разговаривать с остальными, поцеловала в щеку.

Это могло быть просто совпадением. Билла могли отвлечь и другие гости, но как раз в этот момент Маурин во что бы то ни стало захотела поздороваться с Глорией.

Появились какие-то люди, которых Эндрю знал, и увели его. Он разговаривал с ними, ел неизбежную индейку и ветчину с неизбежной телевизионной актрисой, чье шоу неделю назад он не смог увидеть. Вечер продолжался, и он страдал сильнее, чем когда-либо прежде, безнадежно, вроде доктора, больного раком, распознающего каждый симптом своей болезни и все же не способного остановить ее развитие. Оглядываясь в прошлое словно сквозь искривленное зеркало, он всюду видел потаенные мотивы. В особенности выводил из себя ее отказ сопровождать его в деловой поездке в Скандинавию два месяца назад. Доводы Маурин казались тогда такими разумными. Это было сверхдорого; он собирался очень много работать; ей гораздо лучше подождать их первого путешествия в Европу, пока они не смогут поехать достойным образом, только вдвоем, только чтобы развлечься. Имела ли она в виду именно это? Так ли это было? Или?..

«Вы единственный человек в Нью-Йорке, кто ничего не знает о вашей жене.»

Маурин и Билл Стентон? Почему бы и нет? Они знали друг друга задолго до того, как Эндрю повстречал ее. Но тогда… если это Билл, почему они сразу не подали друг другу знаки? Может, у них совсем ничего не было? Может, она была где-то совсем в другом месте? Может, когда она была поймана на лжи о Розмари, она ухватилась за Билла, поскольку знала, что старый циничный друг всегда будет рад прикрыть ее, — ведь и она при случае выручит его.

Ах, Билл, взгляни, вон Глория.

Эндрю обвел взглядом комнату. Маурин не было видно. Он прошел в другую гостиную. Там ее тоже не было. Он принялся обследовать квартиру и был уже у двери в спальню, где лежала верхняя одежда гостей, когда услышал внутри комнаты ее голос, чуть сдавленный и настойчивый.

— Нашлось? — говорила она. — Слава Богу, я чуть не сошла с ума от того, что…

Он уже входил в комнату. Было слишком поздно идти обратно, даже если бы у него хватило силы воли. Маурин сидела у телефона за столиком. Услыхав, что кто-то вошел, она повернулась и увидела мужа. Она очень побледнела, но тут же улыбнулась живой приглашающей улыбкой.

— Привет, милый. — Она снова обратилась к телефону. — Хорошо, умница, слава Богу, все вышло прекрасно. Я знала, что так будет… Стареем, вот что это такое. Спокойной ночи.

Она положила трубку; по-прежнему улыбаясь, передернула плечами.

— Глория Лейден, — сказала она. — Идиотка. Клялась, что потеряла свою сапфировую сережку. Я заставила ее пойти домой и, конечно, все оказалось так, как я и предполагала. Это была ее соседка. Она сообщила мне, что Глория нашла сережку прямо у себя на столике.

Эндрю стоял и смотрел на нее, пугающе неспособный контролировать себя.

— Энди, — сказала она. — Что такое?

— Кому ты звонила? — спросил он.

— Но я же тебе рассказала. Глория Лейден. Думаю, что ты ее не знаешь. Она живет в квартире с Мари Кросс, ты помнишь, та девушка, с которой я жила, когда мы встретились. Она…

— Розмари, — сказал он. — Больная горничная Билла, сапфировая сережка Глории Лейден.

— Но, Энди…

Она обошла кровать и взяла его за руку. Эндрю отдернул руку. В комнату зашли двое, мужчина и женщина, которых он смутно помнил.

— О-о-о, — произнесла женщина. — Пардон. Мы только за своими вещами.

Они отыскали свою одежду и ушли. Долгое мгновение Джорданы стояли и смотрели друг на друга.

Затем Маурин очень мягко сказала:

— Энди, бедный милый Энди. Значит, все так плохо. Ладно. Если ты мне не веришь, позвони ей.

— Позвонить женщине, которую я даже не знаю?

У нее вырвался смешок.

— Это выглядело бы довольно своеобразно, ты не находишь? Извините, пожалуйста, вы меня не знаете, но, если я правильно понял мою жену…

Она замерла. Ее губы начали дрожать, ресницы затрепетали. Внезапно она заплакала.

— О Энди, Энди, дорогой…

Чертей, подумал Эндрю, вероятно, можно заклинать слезами — ведь только что целый мир, казалось, был погружен в стигийскую тьму, и вот уже все снова стало нормальным. Он схватил ее и начал целовать ее лицо, волосы, шею. Она прильнула к нему, отвечая поцелуями.

— Прости, — сказал он.

— О Энди…

— Я думал, ревность — это что-то из «Отелло».

Она отодвинулась, глядя на него, слезы блестели у нее на щеках.

— А у Дездемоны нет даже носового платка, — захихикала она.

Эндрю достал из кармана носовой платок и протянул ей. Она звонила Глории Лейден. Она весь день помогала Биллу Стентону. Она лгала о Розмари, только чтобы уберечь его от самого себя. Конечно, все было так.

Разве нет?

Она вытерла глаза и запихнула платок обратно к нему в карман.

— Пошли домой, милый. С нас достаточно этого вечера.

В такси она сказала:

— Энди, теперь о Неде.

Мысли Эндрю были так далеко от Неда, что ему потребовалось совершить неприятное усилие, чтобы вернуться к разговору о нем.

— Я думала весь вечер, — сказала Маурин. — Может, все будет нормально.

В любое другое время это его поразило бы.

— Да, — продолжала она. — В конце концов, та история с Да Костой… это случилось лишь однажды. Причем мы не знаем, как это произошло на самом деле. Может, он устал от беготни за всеми этими шикарными красотками. Может, он честно пробует остепениться. Ведь может быть такое?

Эндрю подумал о пяти тысячах долларов.

— Может быть.

— А потом — Розмари. Я могу рассуждать более трезво, нежели ее родители. Она прекрасная девушка, но, как бы то ни было, за кого бы она ни выходила замуж, деньги просто обязаны что-то значить для избранника как определенный фактор, не так ли? С учетом всего этого Нед может оказаться не самой плохой партией для нее. Мы позвоним ему, когда приедем домой.

— Нет, — сказал Эндрю. — Не сегодня.

Неожиданно ему показалось очень важным для них остаться наедине. Атмосфера наконец-то была такой, как надо. Он мог рассказать ей об анонимном письме, о мириадах сомнений и колебаний. Наконец-то они смогли бы вернуться к тому, с чего начали.

Она быстро взглянула на него.

— Но, дорогой, будь благоразумен. Еще рано, и мы просто должны поговорить с ним, чтобы знать, как повести себя с Розмари завтра за ланчем.

— Нет, — сказал он.

Она взяла его под руку.

— Хорошо, дорогой, — согласилась она.

Когда они вернулись домой, то услышали едва пробивающиеся сквозь дверь звуки танцевальной музыки.

— Забавно, — сказала Маурин. — Мы ведь не оставили включенным проигрыватель или радио?

Они вошли. Свет горел только в гостиной, и проигрыватель тихо шуршал «ча-ча-ча». На тахте развалилась девушка, которую Эндрю никогда прежде не видел, неряшливая блондинка со стянутыми в пучок волосами в неопрятном красном платье, которое сильно обтягивало ее тело. Нед сидел на полу у ее ног, причем голова его лежала у нее на бедре.