— …но, кузина Сесиль, я, честное слово, не думаю, что могу что-то сделать. Я хочу сказать… привет, Лайла. Получила удовольствие от латиноамериканских нежностей и обниманий?

— Не слишком большое, — ответила Карлайл и склонилась над вышивкой. — Прекрасно, дорогая. Как тебе это удается?

— Тебе нужно иметь такую для вечерней сумочки. Я говорила Эдуарду, что рассчитываю на его милосердие и, — добавила леди Пестерн вполголоса, но гневно, — на твое тоже, дорогое дитя. — Она поднесла к глазам вышивку, словно для того чтобы получше разглядеть ее, и стало видно, что ее пальцы бесцельно поглаживают ткань. — Вы оба видите эту кошмарную личность. Умоляю вас… — ее голос дрогнул, и она заговорила шепотом: — Вы только взгляните. Вы только взгляните на него.

Карлайл и Эдуард украдкой посмотрели на Риверу, который был занят тем, что вставлял сигарету в нефритовый мундштук. Он заметил взгляд Карлайл. Не улыбнулся, только встрепенулся со значением и широко раскрыл глаза. «Наверно, где-то вычитал, — подумала она, — о джентльменах, которые раздевают дам взглядом». Она услышала, как Мэнкс ругается сквозь зубы, и отметила с удивлением, что благодарна ему за это. Ривера направился к ней.

— О Боже! — пробормотал Эдуард.

— А вот и Хенди, — громко объявила леди Пестерн. Она обедает вместе с нами. Я чуть не забыла.

Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и в гостиную вошла спокойная, скромно одетая женщина.

— Хенди! — эхом отозвалась Карлайл. — Я забыла Хенди!

И она устремилась навстречу вошедшей.

Мисс Хендерсон была гувернанткой Фелисите, а когда та выросла, осталась в семье в качестве то ли компаньонки, то ли секретаря при Фелисите и ее матери. Карлайл величала Хенди домашним контролером и знала, как много времени эта женщина уделяет обязанностям, добровольно принятым ею на себя. Несмотря на возраст — Хенди было сорок пять лет — в волосах ее уже пробивалась седина. Лицо бывшая гувернантка имела приятное, но ничем не примечательное, голос — негромкий. Карлайл часто поражалась ее верности этому неспокойному дому. Для леди Пестерн, которая каждому человеку в своем окружении отводила четко определенное ранжиром место, мисс Хендерсон, без сомнения, была хорошо зарекомендовавшим себя работником с пристойными манерами, и ее присутствие в «Герцогской Заставе» оказывало на всех успокаивающее действие. Мисс Хендерсон жила в своей комнате, где обычно и совершала одинокие трапезы. Однако время от времени ее приглашали позавтракать или отобедать вместе с семьей; это случалось потому, что либо гостей предстояло разместить наверху, где обитала мисс Хендерсон, либо хозяйке казалось уместным хотя бы изредка напоминать домашним о существовании Хенди. Мисс Хендерсон редко покидала дом и, если имела вне его какие-то отношения с другими людьми, Карлайл о них ничего не знала. Она полностью свыклась со своим изолированным положением в доме, но никогда не подавала виду, что оно хоть сколько-нибудь ее тяготит. Мисс Хендерсон, на взгляд Карлайл, имела на Фелисите наибольшее влияние, и потому ее поразило, что леди Пестерн даже не упомянула Хенди как человека, способного проверить Риверу. Но в конце концов семья вспоминала об этой женщине, только когда та была для чего-либо нужна. «Да и я хороша, — виновато подумала Карлайл, — люблю ее, а поинтересоваться, как она поживает, забыла». И поздоровалась с Хенди с особой теплотой.

— Как приятно снова вас видеть, Хенди, — сказала она. — Когда же была последняя наша встреча? Четыре года назад?

— Немного более трех, полагаю. — В этом ответе была она вся, всегда уравновешенная и точная.

— Вы ничуть не изменились, — сказала Карлайл, с беспокойством сознавая, что к ней совсем близко подошел Карлос.

Леди Пестерн ледяным тоном совершила ритуал представлений. Мистер Беллер поклонился и радостно заулыбался с коврика перед камином. Ривера, стоявший возле Карлайл, пробормотал:

— Да-да, конечно, мисс Хендерсон. — Странно, что он не добавил: — Гувернантка, я полагаю.

Мисс Хендерсон поклонилась всем сразу, и Спенс возвестил о начале обеда.

Все уселись за круглый стол, единственное освещенное многочисленными свечами место в заполненной тенями столовой. Карлайл очутилась между дядей и Риверой. Напротив, между Эдуардом и Беллером, сияла Фелисите. Леди Пестерн, сидевшая справа от Риверы, поначалу вела разговор с ним с отталкивающей любезностью, как бы побуждая Эдуарда Мэнкса, ее соседа с другой стороны, уделить внимание Фелисите, — так, по крайней мере, казалось Карлайл. Однако мистер Беллер совершенно игнорировал мисс Хендерсон, находившуюся от него по правую руку, и изливал все свое обаяние на Фелисите, поэтому маневр хозяйки не принес результатов. Через несколько минут леди Пестерн втянула Эдуарда в чрезвычайно опасный, по мнению Карлайл, разговор. Она улавливала только обрывки его, поскольку Ривера вновь применил в отношении ее тактику бури и натиска. Он действовал примитивно. Просто отвернулся от леди Пестерн, наклонился к Карлайл так близко, что она видела поры на его лице, и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, с подчеркнутой двусмысленностью опровергал все, что она говорила. От лорда Пестерна не было никакого проку, ибо он погрузился в мечты, из которых изредка выныривал лишь для того, чтобы бросить невпопад замечание, не относящееся ни к кому конкретно, и в очередной раз накинуться на еду с той примитивной жадностью, которая осталась в нем с периода увлечения лозунгом «Назад к природе». Его манеры были явно и сознательно отвратительными. Он жевал с открытым ртом, озирался с видом затравленного плотоядного животного и говорил, не переставая есть. Для Спенса, подававшего на стол, и мисс Хендерсон, как обычно стоически воспринимавшей свою изоляцию, разговор за столом, вероятно, походил на диалог в откровенно сюрреалистической радиопостановке.

— …такая хорошая фотография; мы думали, Эдуард, о вашей встрече с Фелисите в Тармаке…

— …я ничуть не музыкальна…

— …не нужно так говорить. Вы музыкальны. Музыка — в ваших глазах, в вашем голосе…

— …просто замечательная мысль, мисс де Сюзе. Мы должны обкатать ее с мальчиками…

— …вот так оно и получилось, мой дорогой Эдуард…

— …спасибо, кузина Сесиль, но…

— …у вас и Фелисите так много общего, разве я не права? Вчера мы смеялись над некоторыми старыми фотографиями. А помните в Клошмере…

— …Фу ты, где мое сомбреро?

— …к этому платью вам недостает только цветов. Россыпи орхидей. Прямо сейчас. Позвольте мне показать вам…

— …прошу извинить, кузина Сесиль, но, кажется, я не расслышал ваших слов…

— Дядя Джордж, пора тебе поговорить со мной…

— Что? Прости, Лайла. Я вспоминаю, где мое сомбреро…

— Лорд Пестерн настолько любезен, что оставил мне вас целиком. Не отворачивайтесь. Смотрите, ваш платочек падает.

— Черт подери!

— Эдуард!

— Простите великодушно, кузина Сесиль, не знаю, о чем я только думаю.

— Карлос.

— …в моей стране, мисс Уэйн… нет, не могу называть вас мисс Уэйн. Кар-р-р-лайл! Какое странное имя… Странное и чарующее.

— Карлос!

— Простите. Вы что-то сказали?

— Об этих зонтиках, Бризи.

— Да, я уже говорил.

— Тысяча извинений, я беседовал с Карлайл.

— Я заказал столик на троих, Фе. Для тебя, Карлайл и Неда. Не опаздывайте.

— Сегодня моя музыка будет звучать для вас.

— Я тоже пойду, Джордж.

— Что-что?!

— Очень хорошо, что за столиком могут усесться пятеро.

— Маман! Но я думала…

— Тебе это не понравится, Си.

— И все-таки я пойду.

— Черт возьми, ты будешь сидеть там, глазеть на меня и нервировать.

— Ерунда, Джордж, — твердо сказала леди Пестерн. — Будь так любезен, закажи столик на пятерых.

Лорд Пестерн сердито посмотрел на жену, словно раздумывая, продолжать борьбу или отказаться от нее, и совершенно неожиданно напал на Риверу.