Эндрю тоже отставил свой бокал с шерри. Он испугался, что от напряжения может пальцами раздавить его. Кто-то в Пасадене — эмоционально недозревшее отродье, сын какого-то магната, о котором он никогда не слышал и который, во всяком случае, сейчас не интересовал его. Но Маурин приходила к миссис Тэтчер с благодарностью, говорила, что обрела любовь с ним. Это было шесть месяцев назад, больше года с тех пор, как она написала то письмо Розмари.

Теперь, когда он услышал это от миссис Тэтчер, у него опять мелькнул безумный проблеск надежды. Разве не возможно, что злобная разнузданность письма Маурин явилась результатом желания отомстить за разрушение того, что ей казалось великой любовью? Даже если допустить, что она выходила за него замуж, преследуя свои цели, разве не было возможно, что ее израненная душа постепенно излечилась, благодаря его любви? Он вспомнил, как жена прижалась к нему в такси по пути к Биллу Стентону: «Я люблю тебя». И опять, казалось, она в его объятиях — неужели это было только две ночи назад? — прильнула к нему, принимая и возвращая любовь, которая в тот момент казалась абсолютно убедительной. Разве письмо, написанное полтора года назад, может свести на нет то, что он почувствовал два дня назад?

Не было ли его отречение от жены предательством не только по отношению к ней, но и к самому себе?

Он смотрел в умное, доброе лицо миссис Тэтчер с таким упорством, будто только в нем мог найти ответ на мучивший его вопрос.

— Она сказала вам, что была счастлива и любила меня?

— Разумеется, Эндрю.

— И вы считаете, что она говорила правду?

— Я убеждена в этом. Маурин не обманывала, я уверена. Ей было тяжело. Неудачное начало, она была расстроена, неуверенна и, да, какое-то время завидовала. Вероятно, самым ужасным для нее оказалось так резко окунуться в наш мир, мир богатства и безопасности. Я уже говорила, что какое-то время думала, будто она ненавидит нас. Я знаю, так и было. Но это был лишь определенный период. Она была доброй девочкой, девочкой, у которой было много любви, чтобы отдать ее тому, кого она сочтет достойным.

Миссис Тэтчер поднялась снова и приблизилась к Эндрю, положив руку ему на плечо.

— Извините, Эндрю. Я должна была догадаться и не говорить об этом. Но раз уж я была настолько глупой, то позволю себе продолжить. Вы, вероятно, не осознаете сейчас, в своем потрясении того, что произошло, но придет время, когда опасением будет узнать от кого-то постороннего, непредубежденного, что вы были хорошим мужем и что Маурин любила вас всем сердцем.

Она любила всем своим сердцем…

Эндрю увидел, как блеснуло обручальное колечко, упав из его ладони в решетку канализации.

— Эндрю.

— Да, миссис Тэтчер.

— С вами все в порядке?

— Все в порядке.

Зазвонил телефон. Миссис Тэтчер ответила и принялась болтать о бриджевых раскладах. Банальности, сыпавшиеся на Эндрю, казалось, поступали с другой планеты. Забудь все, что она сказала, думал он. К чему изводить себя надеждой, которая может принести только боль? Что такое миссис Тэтчер, как не женщина из общества со множеством условностей, старающаяся быть любезной? Что она в действительности может знать о Маурин? Нед знал Маурин. Письмо показало истинную Маурин. «Интригующая сучка». Остановимся на этом.

— Вот что, Эндрю. Звони в любое время. Маурин знала наш номер, но он не записан, я написала для тебя. Ты выглядишь очень усталым, постарайся отдохнуть…

Он взял клочок бумажки и положил его в нагрудный карман, гадая, как бы все сложилось, будь его мать такой же, как эта.

Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла Розмари с отчимом. Миссис Тэтчер повернулась к ним.

— Добрый день, — сказала она. — У нас Эндрю, Розмари. Он хочет поговорить с тобой.

Мистер Тэтчер, степенный, красивый, с выражением скорби на лице, проговорил:

— Эндрю, мой мальчик, я хочу, чтобы ты знал…

— Нет, дорогой, — прервала его миссис Тэтчер. — Не сейчас. Ты можешь выразить Эндрю соболезнования в другое время.

Она взяла мужа за локоть и увела прочь из комнаты. Когда они ушли, Розмари поспешила к Эндрю. Он наблюдал, как она приближается через комнату, гадая, кого же она ему напоминает, и не переставая удивляться тому, что девушка Неда может быть такой маленькой, такой невзрачной, так похожей на воинственную мышь.

— Эндрю, и вы смогли простить меня после вчерашнего, когда я так набросилась на Маурин, как зверь просто? Это моя горячность. У меня ужасный характер, а когда она отказалась понять меня и настаивала на том, чтобы рассказать маме и папе… — Розмари поджала губки в тонкую, самоосуждающую линию. — Я никогда не прощу себе… спорить с ней, наговорить вам такое о ней, а потом… эти чудовищные бандиты.

Внезапно Эндрю снова стало хорошо, потому что ему удалось прекратить думать о Маурин. Любит-не-любит — это было слишком уж опасной забавой. Забыть об этом. Придерживаться фактов. Розмари — это факт. Розмари могла прийти в квартиру и убить Маурин. Почему бы и нет?

Он сказал:

— Не было бандитов. Ограбление было поддельным. — Он добавил с ожесточением: — Нед подстроил его. Он был там, обнаружил ее мертвой и попытался пустить полицию по ложному следу.

Розмари схватилась за спинку кресла.

— Недди ходил туда?

— Это тебя удивляет? Разве это произошло не после того, как ты позвонила ему и попросила сходить к Маурин и попытаться ее отговорить?

— Но… но… может быть… я не помню…

— А сама ты там не была?

— Я? — изумилась она. — Я — там? Разумеется, нет.

— Что ты делала после того, как покинула мой офис?

— Я позвонила Недди. Ты это знаешь. Но я не просила его сходить к Маурин. Клянусь. Потом я была в кино. Я не могла встречаться с родителями, пока не решила, как буду действовать, если Маурин… Но это не самое важное. Недди… Полиция знает, что он ходил туда?

— Нет. Но они знают, что ограбление фальшивое.

— Но зачем он сделал это? Я не понимаю.

— Он сделал это из-за письма.

— Письма… — В ее голосе не было вопросительной интонации, просто бессмысленное эхо.

— Он нашел его рядом с ней на кровати.

Эндрю достал письмо из кармана. Когда он отдавал письмо Розмари, ему казалось, будто он сдирает с себя одежду Розмари держала письмо близко перед носом, потом поднесла еще ближе, потом чуть отодвинула от лица. С тихим возгласом раздражения она залезла в сумочку и вынула другие, еще более крупные очки. Эндрю и не подозревал, что она настолько близорука. У него возникло теплое чувство к ней: девушка Неда, маленькая слепая убивающая невеста Неда. Он следил за ней, пока она читала, ощущая странное головокружение. Из-за голода?

— Откуда оно взялось у Маурин? — спросил он. — Ты дала его ей за ланчем?

Казалось, она не слышит его. Она продолжала читать. Наконец Розмари оторвалась от письма и сняла очки.

Впервые Эндрю увидел ее лицо без очков. Все пропорции были нарушены. Лицо было приятной формы, а невооруженные глаза имели ошеломленное, как бы плывущее выражение. Эндрю опешил, ведь в них сейчас читалось лишь крайнее изумление.

— Но, Эндрю, это же отвратительно. Я не могу поверить, что она написала это.

Этого он не ожидал от нее услышать.

— Ты имеешь в виду, что ты никогда этого письма не видела прежде?

— Никогда.

— Но оно адресовано тебе.

— Я понимаю. Но я не получала его. Ты должен мне поверить. И потом, если бы я получала его, если бы оно у меня было вчера на ланче, ты думаешь, я испугалась бы Маурин? Я бы сказала: ладно, ты идешь к родителям, а я покажу это письмо твоему мужу. Вот что я бы сказала. Ты не знаешь меня. Я бы сделала это в любое мгновение. Так что поверь мне, пожалуйста. Мне нет смысла врать. Я никогда не видела этого письма прежде.

Часы на каминной полке — причудливые скелетообразные часы, демонстрирующие свои внутренности под стеклянным колпаком, — издали тонкий музыкальный звон.

— Эндрю, ты ведь действительно веришь мне, правда?