— Он ничуть не изменился, — заметила Карлайл.

— Точнее будет сказать, дорогое дитя, что он постоянен в своем непостоянстве. — Леди Пестерн неожиданно и выразительно всплеснула руками. — Подумать только — он смешон, но жить с ним совершенно невозможно. Он сумасшедший, если не обращать внимания на некоторые малосущественные технические подробности. К сожалению, его нельзя освидетельствовать как душевнобольного. Будь у меня такая возможность, я знала бы что делать.

— О, Боже!

— Повторяю, Карлайл, я знала бы, что делать. Не пойми меня неправильно. Сама я смирилась. Надела броню. Научилась выносить бесконечные унижения. Лучше любого шута могу пожимать плечами. Но когда речь заходит о моей дочери, — грудь леди Пестерн высоко вздымалась, — самоуспокоению не может быть места. Я заявляю о своих правах. Я буду сражаться.

— Что же на самом деле происходит с дядей Джорджем?

— Во всем, что касается Фелисите, он занимается попустительством и приближает несчастье. Ты взаправду ничего не знаешь о ее делах?

— Ну…

— Я так и думала, что знаешь. Он — профессиональный музыкант, его игру ты наверняка уже слышала, едва ступив на порог нашего дома, ибо сейчас он здесь, в бальном зале, по приглашению твоего дяди. Почти наверняка и Фелисите там. Немыслимо вульгарный молодой человек… — губы леди Пестерн дрогнули, она немного помолчала. — Я видела их вдвоем в театре. Он ниже всякой критики. Невозможно передать словами. Я просто в отчаянии.

— Я так вам сочувствую, тетя Силь, — сказала Карлайл, начиная беспокоиться.

— Я знала, что могу рассчитывать на твою поддержку и помощь, дорогое дитя. Фелисите тебя обожает. Не сомневаюсь, что она доверит тебе свои тайны.

— Да, но, тетя Силь…

Из дальней части дома послышались голоса.

— Они идут, — торопливо сказала леди Пестерн. — Репетиция окончена. Сейчас твой дядя и Фелисите будут здесь. Карлайл, я тебя умоляю…

— Я не думаю… — с сомнением в голосе начала Карлайл, но, услышав дядин голос на лестничной площадке, нервно вскочила на ноги. Леди Пестерн жестом, обозначавшим чрезвычайную значительность момента, положила руку на плечо племянницы. Карлайл почувствовала, как к горлу подкатывает истерическое хихиканье. Дверь распахнулась, и в комнату упругой походкой вошел лорд Пестерн и Бэгот.

Росту лорд Пестерн был небольшого, около метра семидесяти, но так ладно скроен, что не производил впечатления недомерка. Во всем: в одежде, цветке в петлице, аккуратно постриженных голове и усах — сквозила франтоватость, правда не чрезмерная. Светло-серые глаза его с розоватым ободком излучали не знающую удержу дерзость, нижняя губа выдавалась вперед, на скулах явственно играл здоровый румянец. Он проворно вошел в комнату, быстро поцеловал племянницу и повернулся к жене.

— Кто будет за обеденным столом? — спросил он.

— Мы с тобой, Фелисите, Карлайл, конечно Эдуард Мэнкс и, наконец мисс Хендерсон.

— Еще двое, — заявил лорд Пестерн. — Я пригласил Беллера и Риверу.

— Это невозможно, Джордж, — спокойно возразила леди Пестерн.

— Почему?

— Помимо других затруднительных моментов для двух дополнительных гостей просто не хватит еды.

— Прикажи открыть какую-нибудь банку.

— Я не могу принять этих людей к обеду.

Лорд Пестерн свирепо усмехнулся.

— Будь по-твоему. Ривера может повести Фелисите в ресторан, а Беллер придет сюда. Народу за столом будет столько же. Как поживаешь, Лайла?

— У меня все хорошо, дядя Джордж.

— Фелисите не пойдет обедать с этим типом, Джордж. Я не позволю ей этого.

— Ты не сможешь их остановить.

— Фелисите уважительно отнесется к моему желанию.

— Не будь ослицей, — сказал лорд Пестерн. — Ты на тридцать лет отстала от времени, дорогуша. Не лишай девочку собственной головы, и ноги сами приведут ее куда нужно. — Он сделал паузу, очевидно довольный собственным афоризмом. — Если ты и дальше будешь продолжать так же, получишь побег с возлюбленным. Все идет к свадьбе, у меня возражений нет.

— Ты в своем уме, Джордж?

— Половина женщин в Лондоне отдаст что угодно, лишь бы очутиться на месте Фе.

— Он же мексиканский оркестрант.

— Сложенный чудно юный лесоруб, пошевели застывшими мозгами. Это не Шекспир, Лайла? Я понимаю так, что Карлос из прекрасной испанской семьи. Идальго, или как их там называют, — добавил он неопределенно. — Лесорубу из хорошей семьи случилось стать артистом, а тут появляешься ты и проклинаешь его. Ты просто заболела своей неприязнью. — Он повернулся к племяннице. — Я всерьез подумываю отказаться от титула, Лайла.

— Джордж!

— Насчет обеда — может, ты все-таки найдешь для них еды? Ну, говори же.

Поднятые плечи леди Пестерн выражали одно отвращение. Она взглянула на Карлайл, и той показалось, что она заметила в глазах тети хитринку.

— Хорошо, Джордж, — сказала леди Пестерн. — Я поговорю со слугами. Поговорю с Дюпоном. Будь по-твоему.

Лорд Пестерн бросил на жену полный недоверия взгляд и сел.

— Рад тебя видеть, Лайла, — сказал он. — Чем ты себя занимаешь?

— Я была в Греции с миссией помощи голодающим.

— Знай люди диететику, не было бы никакого голода, — мрачно заметил лорд Пестерн. — Ты любишь музыку?

Карлайл ответила очень осторожно. По неподвижному взгляду и поднятым бровям тетки она поняла, что та хочет сообщить ей нечто важное.

— Я отношусь к музыке серьезно, — продолжал лорд Пестерн. — Свинг. Буги-вуги. Джаз. Я понял, музыка держит меня на уровне. — Он забарабанил каблуками по ковру, хлопнул в ладоши и странным гнусавым голосом пропел: — Шу-шу-шу, бэби, бай-бай, бай, бэби.

Дверь открылась, и вошла Фелисите де Сюзе, эффектная молодая женщина с большими черными глазами, широким ртом, похожая… любые сравнения были бы для нее недостаточны.

— Дорогая, ты — провидение собственной персоной! — воскликнула она и с жаром поцеловала Карлайл. Лорд Пестерн продолжал притоптывать и мурлыкать. Его приемная дочь подхватила мотив, подняла вверх палец и принялась ритмично дергаться перед хозяином дома. Они улыбнулись друг другу.

— Ты в самом деле делаешь успехи, Джордж, — сказала Фелисите.

Карлайл думала, какими были бы ее впечатления, окажись она в этом доме как незнакомка. Неужели, подобно леди Пестерн, она тоже посчитала бы дядю эксцентричным чуть ли не до слабоумия? Нет, рассуждала она, скорее всего — нет. Напротив, он кажется поразительно здоровым человеком. Его переполняет энергия, он говорит в точности то, что думает, и делает в точности то, что хочет. Он склонен упрощать все до предела, и потому у него нет перспектив. Он никогда ничем по-настоящему не интересовался. Но кому из нас, пришло в голову Карлайл, хотя бы раз в жизни не мечталось поиграть на большом барабане?

Фелисите с непринужденностью, которая показалась Карлайл деланной, рухнула на диван рядом с матерью.

— Ангел, не будь такой гранд-дамой! — сказала она. — У нас с Джорджем это вызывает улыбку!

Леди Пестерн отодвинулась от дочери и встала.

— Мне нужно повидать Дюпона.

— Вызови звонком Спенса, — сказал ей муж. — Неужели тебе хочется рыскать на половине слуг?

С величайшей холодностью леди Пестерн сообщила, что при нынешней нехватке продуктов не следует, если только ты не решил отказаться от услуг повара, сообщать через посыльного в семь вечера о том, что к обеду будут еще двое. В любом случае, добавила она, Дюпон, несмотря на весь ее такт, в конце концов не выдержит и уйдет из их дома.

— Пусть он лучше придет сюда с обычным обедом, — парировал лорд Пестерн. — Три смены месье Дюпона!

— Очень остроумно, — ледяным тоном заметила леди Пестерн и вышла.

— Джордж, ты победил? — спросила Фелисите.

— Смею думать, черт подери. Никогда в жизни не сталкивался с такой нелепостью. Приглашаю двух человек к обеду, а твоя матушка ведет себя как леди Макбет. Хочу принять ванну.